Серебряный остров - Николай Корнеевич Чуковский
Стёпочка остановился, обернулся и снизу вверх посмотрел на Колю долгим, внимательным взглядом, словно оценивая его.
— Это ты ещё узнаешь, — сказал он. — Это долгий разговор.
И заговорил о пароходах, которые проходят здесь, по реке, и пристают к причалам возле города. Он знал их все — и пассажирские и буксиры. Знал, в какой день и в какой час они приходят и уходят, куда они идут, знал фамилии их капитанов, знал, какие из них были здесь и до войны, и какие исчезли, и какие появились только теперь, и в каких затонах они зимовали. Он узнавал их по гудкам, доносившимся с реки.
— Это «Иван Мичурин», — сказал он, когда раздался протяжный рёв особенно басовитой сирены. — Помнишь? Самый большой пароход на реке. Постройки 1915 года. Он был захвачен немцами и при немцах назывался «Минерва», как до революции. Теперь он, конечно, опять «Иван Мичурин».
Так, разговаривая о пароходах, дошли они до школы.
— Да ведь она цела! — воскликнул Коля.
— Новое здание почти восстановлено, — сказал Стёпочка, — а старое разбито вдребезги, и за него даже ещё не принимались.
Школа состояла из двух зданий — старого, стоявшего немного отступя от улицы, в котором когда-то помещалась гимназия, и нового, выстроенного за несколько лет перед войной и выходившего на улицу. Коля прежде всего увидел новое здание. Все четыре его этажа сияли чистыми, только что вставленными стёклами. На фасаде висела лебёдка, в которой стояли женщины-штукатуры и штукатурили стены.
— Если бы ты видел, что тут было месяц назад, когда я приехал! — сказал Стёпочка. — Крыша пробита в двух местах, в стенах шесть пробоин, внутри всё завалено обвалившейся штукатуркой, от парт — одни щепки. За месяц мы кое-что сделали! — прибавил он хвастливо.
Из школы доносился дробный стук топоров, молотков, шуршали рубанки.
— А где же мальчики? — спросил Коля.
— Внутри. Когда я приехал, нас работало всего двадцать два человека, а теперь уже больше шестидесяти, начиная с шестого класса. Вначале мы только помогали взрослым рабочим, каменщикам и штукатурам, кирпичи подносили. А теперь у нас четыре больших бригады из мальчишек: плотничья, стекольная, столярная и малярная. Мы с тобой, конечно, в малярной. На подсобных работах у нас мамаши.
— Мамаши?
— Ну да. Витмак уговорил некоторых мамаш, которые не очень заняты, и они приходят нам помогать.
Стёпочка ввёл Колю в ворота, они вошли в школьный двор, и Коля увидел разбитые стены старого здания. Этому большому зданию разрушения придали вид удивительный. Снизу оно было разрушено гораздо сильнее, чем сверху. Сквозь его нижнюю часть можно было пройти в любом направлении, как сквозь двор, а два верхних этажа висели в воздухе, кое-как подпёртые снизу остатками стен. Коля даже невольно отшатнулся: казалось, достаточно небольшого ветерка, чтобы всё это рухнуло. Там, в верхних этажах, многие комнаты, возможно, были целы, но недосягаемы, потому что не сохранилось ни одной лестницы.
Когда-то оба здания, новое и старое, были соединены галереей, висевшей над двором, на высоте четвёртого этажа. Теперь от этой галереи ничего не осталось, кроме одной-единственной длинной ржавой железной балки, похожей на железнодорожный рельс, соединявшей там, вверху, крыши обоих зданий Стеночка задрал голову и показал Коле эту балку.
— Обрати внимание, — сказал он.
— А что? — спросил Коля.
— А вот увидишь.
На мощёном школьном дворе под открытым небом работала столярная бригада. Несколько сот искалеченных парт, больших и маленьких, громоздясь друг на друга, стояли в углу двора. Мальчики-столяры работали на шести длинных верстаках, приделывая партам ножки, спинки и крышки Горели костры из обрезков и стружек, и над их пламенем, бледном при солнечном свете, висели жестянки, в которых варился столярный клей, наполняя воздух крепким запахом. Свёрнутые стружки с бумажным шелестом шуршали под ногами, опилки желтели, как песок. За верстаками стояли уже готовые парты, вышедшие из ремонта, белея новыми ножками и крышками. Их оставалось только покрасить.
Стёпочка открыл дверь, и Коля вошёл в школу. Лестница нисколько не изменилась, даже запах был здесь тот же.
— Куда ты меня ведёшь? — спросил Коля.
— В кабинет завуча, к Виталию Макарычу.
Коля остановился.
— Я не пойду, — сказал он.
Стёпочка тоже остановился и поглядел на Колю с удивлением:
— Почему?
Коля молчал. Он не мог объяснить Стёпочке, что ему тяжело войти в кабинет своего отца, где сейчас сидит и распоряжается чужой, незнакомый человек.
— Да почему же?
— Но хочу.
— Чушь! — сказал Стёпочка. Без Виталия Макарыча тебе красить не дадут. Идём!
И они пошли.
II
Коридор был тот же самый, и дверь та же самая. И та же самая табличка на двери: «Заведующий учебной частью».
Стёпочка дёрнул за дверную ручку. И Коля вошёл в папин кабинет, совершенно такой же, каким он был четыре года назад. Тот же письменный стол, в тех же местах забрызганный чернилами. Только стоял он теперь так, что, сидя за ним, можно было смотреть в окно. Тот же телефон на столе, то же кожаное кресло перед столом. Сколько раз Коля видел папу в этом кресле! Тот же портрет Дарвина на стене, та же физическая карта СССР с чёрными гроздьями рек. И только одна вещь, которой здесь не было раньше, — кровать, аккуратно заправленная, с пододеяльником, обшитым кружевами, с двумя очень белыми, очень чистыми подушками.
У
