Валентин Зуб - Таинственная надпись
— Так вы снова будете ночевать в лесу? — обеспокоился Витя.
— А что? Видишь ведь — живые и здоровые. Ничего с нами не станется, если еще одну ночь переночуем. Хлеб и сало у нас еще есть, — ответил Василек. — Скажи Зинаиде Антоновне и всем ребятам, чтобы не беспокоились. И насчет рюкзаков скажи, — добавил он, — что, мол, не захотели тащить лишнего груза и оставили их в Родничанке на сохранение.
— Ладно, — согласился наконец Витя, — оставайтесь. Только чтобы завтра были дома.
— Придем, нигде не денемся, — ответил Василек. — Главное уже сделано, остались пустяки.
— Ну, тогда счастливо! Ни пуха вам ни пера! — сказал Витя, садясь на велосипед.
Ребята долго махали вслед ему руками.
Сначала ехать было тяжело. Под колеса велосипеда то и дело попадались или шишка, или сук, или обнаженный корень. Выбравшись на дорогу, Витя поехал быстрее. Ему хотелось скорее поделиться с Зинаидой Антоновной и ребятами радостной новостью.
Вся дорога заняла у него часов пять. Витю ждали. У Зинаиды Антоновны собрался почти весь класс.
— Ну, где они? Что с ними? Нашел? — со всех сторон посыпались на него вопросы.
— Хлопцы живые и здоровые, и вот что они прислали, — сказал Витя, протягивая Зинаиде Антоновне записную книжку.
— Что это?
— Записная книжка партизана Степана Казимирова.
— Степана Казимирова? — Зинаида Антоновна вдруг побледнела, схватилась за грудь. — Степа, дорогой Степа… — шептали ее губы.
Ребята притихли. Они смотрели на Зинаиду Антоновну и ничего не понимали. Кто этот Степа? И почему их вожатая, всегда такая выдержанная, вдруг разволновалась чуть не до слез?
Между тем Зинаида Антоновна начала быстро листать страницы, но и ей прочесть почти ничего не удавалось.
— Ее надо просушить сначала, — сказал Витя.-
Мы смотрели: там листки посклеивались и буквы порасплывались.
— А где же Толик, Василек и Женька? — справившись с волнением, спросила Зинаида Антоновна.
— Они остались в лесу. Бумаги доктора Долохова, про которые пишет Степан Казимиров, зарыты не на Косинской делянке, а под старым дубом, что по дороге на станцию. Вот они и пошли откапывать их. Завтра к вечеру обещали вернуться, — рассказал Витя.
— Зинаида Антоновна, а кто такой Степан Казимиров? — первая задала интересовавший всех вопрос Нина. — Вы его и раньше вспоминали, когда ребята нашли ту надпись на бревне.
— Кто такой Степа Казимиров? Это человек, о котором можно бы написать целую книгу.
— Расскажите, расскажите нам про него! — стали просить ребята. — И про доктора Долохова…
— Ну ладно, я расскажу вам все, что мне известно, — согласилась Зинаида Антоновна. — Мы расстались с ним уже незадолго до прихода наших. А про последние дни Степы, я думаю, нам расскажет его записная книжка.
ПАНСКИЙ СЧЕТ
— Вы знаете, ребята, — начала Зинаида Антоновна, — что от нашей деревни довольно далеко и до тракта, и до железнодорожной станции, и до других населенных пунктов. Вокруг нее на десятки километров протянулись леса. До воссоединения западных областей Белоруссии с восточными эта земля и все эти леса принадлежали пану Вышемирскому. Семья у Вышемирского была небольшая: сам пан — маленький, рыжий, горбатый человечек с красными, вечно слезящимися глазами, пани — высокая тощая женщина с поковырянным оспой лицом и двое паничей: Антек и Ромусь. Антек служил в польской армии. Он был долговязый, тощий, как и мать, и ноги у него казались притертыми одна к другой. Ромусь больше походил на отца: такой же рыжий и с такими же красными глазами.
Жил пан Вышемирский в Варшаве. Сюда, в деревню, он приезжал только на лето. Все остальное время огромный двухэтажный дом с колоннами и верандой, обвитой диким виноградом, пустовал. Там жили только панский эконом и десятка два охотничьих собак.
В сентябре 1939 года, когда советские войска подходили к Ляховцам, Вышемирские бежали за границу.
Как легко вздохнули тогда люди! На первых порах даже не верилось, что не нужно больше гнуть спину на пана. А потом и вся жизнь пошла по-иному — в Ляховцах был организован колхоз. В бывшей усадьбе пана Вышемирского отдыхали и лечились дети — там открылся санаторий.
Но недолго ляховчане пожили счастливо. На нашу страну напали гитлеровские захватчики. Вместе с ними в Ляховцы явился и Антек. Он был назначен начальником полиции района. Немного погодя приехал и сам пан Вышемирский с женой и рыжим Ромусем. Не долго думая, он распорядился, чтобы крестьяне деревни Ляховцы заплатили за пользование усадьбой, землей, а также и лесом и лугами. Крестьяне не собирались платить. Тогда Вышемирский обратился за помощью к своему сыну Антеку. И вот однажды утром в деревню приехали на мотоциклах полицейские во главе с Антеком, оцепили ее, людей согнали к бывшему колхозному клубу. Перед ними, потрясая револьвером, выступил Антек.
— Счет моего отца, — визгливым голосом кричал он, — справедливый счет! Вы пользовались нашей землей, лугами, лесами? Пользовались! За это нужно платить. Если не заплатите по доброй воле — я заставлю вас силой! Принимаю только золото, серебро и ценные вещи.
Никто из ляховчан не тронулся с места.
— Ах так! — взвизгнул панич. — Тогда я сам… Вместе с двумя полицейскими он исчез в ближайшей избе.
Грабили они до самого полудня, не минуя ни одного двора.
Потом стало известно, что пан Вышемирский со своим бандитом-сыном проделали то же самое во всех остальных деревнях, подчиненных Антеку.
Правда, это так просто не сошло им с рук. Однажды ночью загорелась панская усадьба. Когда перепуганные владельцы ее выбежали на улицу, прогремела автоматная очередь. Пани Вышемирская была убита, а пан тяжело ранен.
На другой день снова приехали полицейские. Как звери, врывались они в избы и прикладами автоматов выгоняли людей. Выстроив всех на улице, Антек начал допрос. Он подошел к школьному сторожу деду Ивану — единственному мужчине, который в тот день оставался в деревне.
— Это ты поджег усадьбу?
— Нет, не я… — спокойно ответил дед Иван.
— А кто?
— Не знаю.
Антек со злостью полоснул деда плетью по лицу и стал допрашивать женщин. Он останавливался по очереди возле каждой из них, кричал, бил, угрожал расстрелом, требуя признания. Но ответ был один: знать ничего не знаем.
Так и не узнав, кто поджег усадьбу и убил его мать, Антек отобрал десять человек заложников и велел погрузить их в машину. Когда полицейские принялись выполнять приказ своего начальника, в толпе раздались вопли и рыдания.
— Молчать! — взревел Антек и пальнул в воздух из револьвера. — Если завтра к двенадцати часам ночи я не узнаю от вас, — именно от вас! — кто поджег усадьбу, заложники будут расстреляны.
Начальник полиции сел в кабину грузовика с заложниками и поехал. Впереди и позади машины ехали на мотоциклах полицейские.
Женщины не переставали плакать. Только дед Иван спокойно сидел и дымил своей трубкой, будто полицейские вовсе и не забрали с собой в качестве заложницы его внучку.
— Успокойтесь, бабоньки, — увещевал он женщин. — Наши заложники скоро будут дома.
— Как это?
— Их выручат…
— Что ты говоришь, кто выручит?
— Найдутся добрые люди, — уклончиво ответил дед, — я им послал весточку.
— Как, с кем послал? — допытывалась одна женщина, у которой полицейские забрали двоих дочерей. — Все наши вроде были здесь.
— С кем послал — секрет…
Дед Иван говорил правду: часа через три все заложники вернулись в деревню.
Их окружили, посыпались вопросы:
— Как вам удалось вырваться?
— Кто вас освободил?
— Партизаны! — последовал ответ.
…Зинаида Антоновна рассказывала так интересно, что никто и не заметил, как подкрался вечер и в комнату вошли сумерки. Вожатая встала, сняла с полки лампу и зажгла ее. Сначала лампа светила слабо, но потом разгорелась. Ребята с нетерпением смотрели на Зинаиду Антоновну, ожидая продолжения рассказа, но вожатая, задумавшись о чем-то, молчала.
— Зинаида Антоновна, а вы знаете, кто сообщил партизанам, что в деревню приехали фашисты? — не выдержала Нина.
— Знаю…
— Кто? Скажите! — зашумели ребята.
— А вы слушайте дальше.
ПЕРВЫЙ СВЯЗНОЙ
Еще в первые дни войны в избу колхозной доярки вдовы Насты Семенчук — все звали ее запросто теткой Настой — зашел парнишка лет четырнадцати. Он попросил напиться. Тетка Наста глянула на него — и сердце у нее сжалось. Парнишка был худой и такой усталый, что едва держался на ногах. Его желтые ботинки совсем изорвались, из них выглядывали распухшие, сбитые в дороге пальцы.
— И куда же ты путь держишь? — ласково спросила тетка Наста.