Ю Несбё - Доктор Проктор и великое ограбление
— Одну пилюлю надо дать Булле, — сказала Лисе.
— Да знаю я английский! — рассердился Булле. — Ай кэн инглиш[15]. Слышала?
Лисе вздохнула:
— And how would you translate what I’m saying now?[16]
Несколько секунд Булле смотрел на нее, как удав на кролика, потом сморщил курносый нос с веснушками:
— Ладно, дайте и мне ОДНУ маленькую пилюлю. А что там еще полезного?
— У меня есть башмак-дровосек, который я позволил себе сделать с расчетом на твою ногу, Булле!
— Красота! — воскликнул Булле и надел маленький башмак.
— Это мой подарок тебе в связи с возвращением в родные края, и к нему прилагается вот это, — сказал Проктор и протянул Булле маленькую перчатку.
— Что это? — спросил тот.
— А на что это похоже? Разумеется, это прицельная перчатка для правшей.
— Ах да, конечно, — сказал Булле и надел перчатку.
— Какая такая прицельная перчатка? — спросила Лисе.
— Ты что, не врубаешься? — хмыкнул Булле и стал боксировать, нанося удары в воздух перед собой.
— Нет. Так что же это?
— Это… ну… маленькая изящная перчатка, которая обогревает правую руку, если у тебя не замерзла левая. И еще ты можешь боксировать в воздухе, и у тебя не будет сквозняка между пальцев, и не будет ревматизма, и ты сможешь держать в этой руке ложку, когда попадешь в дом престарелых.
— Хорошо, — сказал доктор Проктор, пряча улыбку. — В первую очередь с помощью этой перчатки ты сможешь бросить вот эти три дротика. — Он поднял три маленьких дротика: желтый, оранжевый и черный. — И они с точностью до миллиметра попадут туда, куда ты целишься, на расстоянии в десять метров.
— Да-да-да, и это тоже, — кивнул Булле, продолжая боксировать в воздухе, чтобы все понимали, что главное назначение перчатки состоит именно в этом. — А еще что-нибудь у вас есть?
— Гм, — сказал Проктор и огляделся вокруг. — Если не считать аппарата, с которым ты можешь играть в «камень, ножницы, бумагу», я изобрел морозильную жидкость.
— Разве ее не изобрели раньше? — спросила Лисе.
— Такую, как у меня, не изобрели. — Профессор поднял пробирку с голубой булькающей жидкостью. — Если ты выпьешь ее, она вступит в реакцию с кислотой в твоем желудке и почках, и, когда ты будешь писать, все, на что ты написаешь, превратится в лед, который ты легко сможешь разбить, из чего бы это ни было сделано.
— Супергениально! — воскликнул Булле и восторженно захлопал в ладоши.
— Смотри не написай на собственные башмаки, — сухо заметила Лисе.
— Я возьму с собой одну совсем маленькую бутылочку, — сказал доктор Проктор. — И это, пожалуй, все.
— А для меня вы, значит, ничего не изобрели? — спросила Лисе.
Оба посмотрели на нее.
— Ты права, — сказал доктор Проктор. — Получается, что почти всегда мои изобретения испытывает Булле.
— Это не страшно, — сказала Лисе и храбро улыбнулась. — Ему это доставляет больше радости, чем мне.
— Мы можем взять для Лисе порошок ветронавтов, — предложил Булле.
— Нет! — твердо сказала Лисе. — Если брать этот порошок, то только как дополнение к твоему писанью!
— Один пакетик, — взмолился Булле. — Подумай, Лисе. Вот мы найдем золото и будем праздновать это с королевой в Букингемском дворце, ты будешь красиво одета, пойдешь танцевать с каким-нибудь наследным принцем, он пригласит тебя в сад на романтическую прогулку при свете луны, и тут ты поразишь его, сдув всю листву с деревьев одним приемом.
— Спасибо, не надо! — закричала Лисе. — Забудьте о том, что я сказала!
— Но, Лисе, садовник королевы будет умолять нас отдать ему это изобретение! — сказал Булле. — Может быть, Виктор сможет наконец заработать какие-нибудь деньги.
— Н-ну да, — сказал профессор. — Раз американцы не выражают желания запускать ветронавтов в космос, мы можем взять с собой один пакетик, он занимает не так много места.
— Карамельный пудинг! — крикнула из кухни Жюльет Маргарин, возлюбленная доктора Проктора.
И это было весьма кстати, потому что они как раз закончили собирать свой багаж.
— Вам надо быть очень осторожными там, в Лондоне, — озабоченно сказала Жюльет, наблюдая, как они поглощают ее карамельный пудинг. — А тебе надо хорошо присматривать за ними.
— Непременно, — сказал доктор Проктор.
— Я не тебе это говорю, Виктор, я говорю это Лисе.
— Непременно, — заверила ее Лисе и улыбнулась.
— Да что там бояться, — сказал Булле и рыгнул, хотя и старался удержаться. — Эти Хрусты самое большое зло не во всем мире, а только в Мало- и Великобритании. А мы, что ни говорите, самые большие хитрецы на всей Пушечной улице.
И за это они подняли стаканы с грушевым соком.
Потом Жюльет попрощалась с ними, и каждый пошел к себе: Булле в желтый домик, Лисе в красный, а доктор Проктор спустился в подвал, чтобы провести самую последнюю доработку изобретений, которые он хотел взять с собой.
— Опять ты тут, — не отводя взгляда от телевизора, простонала мама Булле, когда в комнату вошел ее сын.
— Я тоже рад тебя видеть, мама, — сказал Булле.
— Тсс! — прошипела Ева. — Идет передача «Total Makeover»[17].
— Завтра вы от меня избавитесь: я уезжаю в Лондон, — сказал Булле и направился в кухню, чтобы выпить стакан молока.
— Два бутерброда с колбасой и чашку чая для меня, три шоколадных бутерброда для твоей сестры, — крикнула мама. — И поторопись, мы умираем от голода.
Когда Булле вернулся с бутербродами на подносе, Ева протянула ему новенькую купюру в 200 крон.
— Это для меня? — засиял Булле.
— Купишь мне кое-что в Лондоне, недомерок! Крем под названием «Клин Коко».
— Что это за крем?
— Для прыщей.
— По-моему, у тебя и без того много прыщей.
— Чтобы не было прыщей, капустная ты кочерыжка! Покупай, а если не купишь, то не получишь назад свою комнату, понял?
— Мою комнату?
— Тут такое дело… — сказала мама с набитым колбасой ртом. — Тебя так долго не было, что я не могла отказать ей, и теперь это ее комната.
— Но… но у нее же есть своя.
— Теперь у нее две комнаты, ну и что? — сказала мамаша. — Девочке не хватает места для одежды. Но она разрешит тебе переночевать там сегодня. Правда, Ева?
— Да, конечно, — фыркнула Ева. — Но если ты посмеешь дотронуться до моих вещей, мы продадим тебя в бродячий цирк.
— Оставь себе свои деньги и прыщи! — сказал Булле, свернул купюру в 200 крон и бросил ее сестре. — Я не куплю тебе даже пакетик английского чая!
Ева испуганно прикрыла рот рукой:
— Ты слышала, мама? Слышишь, как этот недомерок разговаривает с твоей единственной дочерью?
— Продемонстрируй уважение к сестре, Булле, — продолжая жевать, сказала мама и прибавила звук в телевизоре. — И не забудь помыть посуду. Видишь, как много ее накопилось, пока ты путешествовал.
Булле вошел в свою комнату, которая больше не была его комнатой, вынул из пластикового пакета «РЕМА 1000» зубную щетку, почистил зубы — и те, что с золотом, и те, что без золота, — разделся и лег в постель.
Так он лежал с закрытыми глазами и представлял себе, что слышит звуки, которые издают его друзья: доктор Проктор стучит и сверлит и что-то варит у себя в подвале, Жюльет похрапывает в спальне, Лисе играет на кларнете на другой стороне Пушечной улицы.
Но вот она кончила играть и тоже забралась в постель.
Тогда Булле уселся, как обычно, на подоконнике, и его пальцы, помещенные перед лампой на письменном столе, стали отбрасывать тени и создавать фигуры на тонкой занавеске. Он был почти уверен, что Лисе наблюдает за его спектаклем театра теней. Сегодня это был рассказ о трех друзьях, которые охотились на трех бандитов в поисках золотого запаса одной маленькой страны, состоящего из одного-единственного золотого слитка. И еще до того, как Лисе заснула, три героя заполучили бандитов, золото, полцарства и по меньшей мере двух принцесс.
Глава 7
Музей восковых фигур мадам Турет и поп-король
БЫЛО РОВНО ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ типичного лондонского дня, и шел типичный лондонский дождь. И поскольку было ровно двенадцать, Биг-Бен — очень то-о-очные огро-о-омные часы на огро-о-омной башне в самом центре Лондона — начал отбивать удары. И когда он отбивал последний из своих двенадцати типично лондонских ударов, открылась дверь в номер гостиницы «Регент Корт Ярд Гарден Сквер Кроссинг».
— Вы только взгляните, какой вид! — воскликнула Лисе и, не закрыв двери, бросилась к окну. — Отсюда видны и Темза, и Вестминстерский мост, и Биг-Бен!
— Чур, верхняя постель моя! — крикнул Булле и оттолкнул доктора Проктора.
— Здесь наверняка нет двухэтажных крова-атей, — сказал профессор. — Тебе и Лисе достанется по одной крова-ати в спальне, а я буду спать здесь на дива-ане.