Святослав Сахарнов - Много разных кораблей

Промолчал мастер.

— Чего молчишь? Будешь работать?

— Не буду.

Как вспылит генерал.

— Взять его! — кричит. — Под стражу. К стенке, если через час не одумается!

Покраснел как клоп. Перчатку — с руки, пополам её — и куски в воду.

Уволокли солдаты мастера. Заперли в сарай.

То и дело подходят: «Ну как?» — спрашивают.

Сидит мастер, голову рука-ми обхватил. Жуткое дело. Сейчас к стенке поставят.

Часу не прошло, вдруг говорит мастер тихим голосом:

— Передайте генералу — согласен.

Вот тебе и не буду! Привели его снова на буксир.

Начал мастер возиться около котла. Тут, там молотком постучал. Трубки сменил. В приборе, что показывает давление пара. поковырялся.

— Готово, — говорит, — Поднимайте пары. Полчаса — и всё в порядке.

Какие полчаса?

Разожгли котёл. Загудел он.

Пар в машину рвётся. На приборе стрелка у красной черты дрожит.

А в городе уже стреляют. Красная артиллерия до бухты достает. По причалу так и кроет.

Бросились белые на буксир.

Запустили машину. Подняли флаг. Отошли от берега.

Генерал с хозяином — на мостике. Рядом горбоносый офицер. Показывает берегу кулак.

— У-у, шайтан, Мартышкина бухта! — кричит.

Стоит мастер на причале. Остальные рабочие — поодаль от него, кучкой. Исподлобья смотрят.

Вышел буксир на середину бухты. Повернул в открытое море.

— Ушли, гадюки! — говорит в сердцах один из рабочих.— Здорово получилось! Зря мы котёл портили!

Сказал и поглядел на мастера.

Ничего тот ему не ответил. Смотрит вслед буксиру. Губы сжал. Будто чего-то ждёт.

В ту же минуту буксир дёрнулся, раскололся пополам, и в воздух взлетело белое облако пара — бум!

Когда пар рассеялся, в бухте плавали только несколько досок да обрывки белого флага.

Это взорвался котёл, проработав на врага ровно полчаса. Столько, сколько обещал мастер.

Человек из тайги

Дремучая сибирская тайга. Скрипят в ней могучие кедры. Чавкает под ногами мох. Разные ходят по тайге звери. Разные люди: охотники, изыскатели, учёные. Хорошие люди...

А бывает и так.

Стоял на берегу моря, в тайге, посёлок. Вышел однажды из тайги человек. Оборванный, чёрный. Зарос — лица не видно. Один нос торчит.

Сбежался народ.

— Кто такой? Откуда?

Человек отдышался, говорит:

— Из города. Столяр. На охоту пошёл — заблудился. Две недели плутал...

Милиционер Костя спрашивает:

— А ружьё где?

— Потерял. И ружьё, и сумку. Всё там осталось.

— Документы есть?

— Есть. Попорчены малость.

Посмотрел Костя документы. Правильно. Столяр. Из города.

Тут поселковый сторож Михеич откуда-то вывернулся.

— Да как, — говорит, — тебе, Костя, не стыдно. Вон, — говорит,— его документы: человек еле на ногах держится.

Идём, гражданин хороший, ко мне. Отдохнёшь. Аккурат через неделю пароход будет. Домой и отправим.

Хмыкнул Костя, но отошёл.

Стал таёжный человек у Михеича жить.

Помылся. Постригся. Как все люди стал. Только молчаливый — ужас.

Ходит — молчит. За столом — молчит. На берег пароход смотреть выйдет — молчит.

Одни глаза из-под лохматых бровей светятся.

Взад-вперёд ходит, места себе не найдёт.

«Без дела томится! — решил Михеич. — Надо помочь».

Вечером гость вернулся с реки — Михеич говорит:

— Выручи. Ребятишкам соседским этажерку для книг надо. Мне недосуг. Может, возьмёшься? Инструмент в углу.

Ничего не сказал гость. В угол ткнулся, доски со двора принёс и пошёл стругать.

Два дня возился.  

На третий день утром в окошко к милиционеру Косте кто-то — стук!

Под окном Михеич.

— Чего тебе?

На Михеиче лица нет.

— Кажись, — говорит, — я, Костя, промашку дал. Нехорошее дело. Человек-то — у меня — врёт! Сделал этажерку.Посмотрел я — никакой он не столяр. Обманул, вражий сын...

— Ага! — говорит Костя.— Эх, ты, а ещё сторож! я про твоего жильца в город телеграмму дал. Вот-вот ответ будет. Ну, да раз так — пошли. Пистолет только возьму.

Задержали таёжного гостя.

И телеграмма пришла.

Верно — никакой он не столяр. Жулик. Сбежал из тюрьмы. И документы украл.

Человек соврал. А первая же вещь, сделанная его руками, сказала правду.

Самый лучший пароход

Тимкин отец был матросом.

Как-то Тимка спросил:

— Пап, ты на каком пароходе сейчас плаваешь?

Отец засмеялся:

— На самом лучшем. Наш пароход самый большой, самый быстрый, с белой трубой и золочёной сиреной. Гудит — хоть уши затыкай: ту-уу-мб!.. Хочешь, приходи смотреть!

На другой день Тимка отправился в порт. Самый лучший из кораблей он увидал сразу. Он стоял неподалёку — огромный, с белой трубой, двуногими мачтами и золотой сиреной. На носу прямыми буквами было написано: «ПЯТИЛЕТКА».

На причале кучами лежали серые ушастые мешки. Три резиновые дорожки — транспортёры — бежали по роликам с берега на «Пятилетку».

Грузчики хватали мешки и бросали их на транспортёры. Мешки ползли вверх по дорожкам, выше, выше и — кувырк! — летели в пароходное пузо — трюм.

Из широченной пароходной трубы клубами валил серый дым. Один клуб опустился к земле и накрыл Тимку. «Апчхи!»

Тимка подошёл к транспортёру.

— Дяденька, а куда эти мешки? — спросил он.

— В Индию! — буркнул грузчик. — Не мешай — отходить сейчас будет.

Индию Тимка знал. Оттуда привозят слонов и кинокартины. Но отец в Индию не собирался. Как же так?

Озадаченный Тимка сел в сторонке.

Погрузку закончили.

Заработали машины: бух-бу! бух-бу! Между «Пятилеткой» и причалом появилась полоска воды.

— Папа! — крикнул в отчаянии Тимка.

Подул ветер и развернул на мачте красный флаг.

Но тут случилось неожиданное. Ветер дунул изо всех сил. Он налетел на пароход и с размаху упёрся в его широкий, как парус, борт. Пароход качнулся и навалился на причал. Заскрипело железо.

Тимка сжался от страха. «Сейчас треснет!» — подумал он.

Машины «Пятилетки» замолчали, но она продолжала ползти вдоль причала, растирая в пыль края бетонных плит.

И вдруг из-за поворота гавани появился маленький чёрный пароходик с тонкой закопчённой трубой. На носу его стоял матрос в серой куртке.

Пароходик подбежал к «Пятилетке», развернулся под самым её носом и, упираясь в высокий борт, начал отталкивать «Пятилетку» от берега.

Выл ветер. Но пароходик не сдавался. Дрожа от натуги, он медленно поворачивал огромный корабль.

Матрос в серой куртке изловчился и бросил на его палубу толстый тяжёлый канат.

Тогда пароходик стал впереди «Пятилетки» и, натянув канат, потащил её из порта.

Он шёл мимо других кораблей, и дым из их труб садился на его закопчённые, усталые бока.

В море «Пятилетка» отцепила канат, заревела басом: «Благодарю-у-у!» и ушла.

Пароходик, тоненько, по-мальчишечьи, свистнув, повернул назад.

Когда он подошёл к причалу, Тимка ахнул: на носу пароходика стоял в серой куртке его отец...

Как достали якорь

На причале Владивостокского порта стоял лейтенант и ждал посадки на теплоход. Лейтенант был совсем молодой. Он только что кончил училище и  ехал к себе в часть.

Порт гудел.

«Иду-у-у!» — предупреждал здоровенный пароходище, влезая в гавань.

«Пить! Пить!» — свистел катер-водолей, предлагая судам пресную воду.

«Гру-у…» — поднимал рукастый кран бадью с углем.

«…жжу!» — высыпал её в трюм.

Задрав голову, лейтенант смотрел, что делается на пароходе.

— Торопятся!  — признёс позади него голос.

Лейтенант обернулся. Позади него сидела на узлах полная женщина.

— Землетрясение там, — сказала женщина. — Целый остров, говорят, затопило. Хлеб, лекарства везут.

Лейтенант кивнул и снова стал смотреть на пароход.

На пароходе  меняли якорь. Новый якорь лежал на причале, чёрный и блестящий.

Подошёл по рельсам кран, зацепил якорь крюком и понёс его над причалом, над водой, к пароходу. Вдруг якорь сорвался и — бултых! — ухнул в воду.

Все на причале зашумели.

—Неужто задержится? — забеспокоилась женщина.

Несколько портовых рабочих пригнали две лодки и стали шарить по дну баграми.

Потом пришёл катер и с него спустился под воду водолаз в медном шлеме и тяжёлых свинцовых башмаках.