Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра
– Это всё, – вздохнул Лоська.
– Ну, ты и стервец…
– Разумеется. Спасибо за игру, – Лоська смахнул в ладонь обе денежки и погрузил их в складки штанов. Его и “охранника” уже обступили зрители.
– С кем-нибудь еще? – скромненько спросил Лоська.
– Да ну тебя, знаем… – отозвался кто-то.
Два игрока – один похожий на доцента, другой на дворника – переглянулись. “Доцент” спросил:
– Рискнем, коллега? Пять рублей не деньги.
– Давай. Только ты первый…
– Я могу сразу с двумя, – предложил Лоська, почесывая пяткой щиколотку.
– А вы, молодой человек, не переоценили свои возможности? – “Доценту” Лоська был явно симпатичен.
– Мне просто некогда, – отозвался “молодой человек” и подтянул штаны. Дядьки с двумя досками сели рядом, Лоська остался на ногах. Это было недалеко от меня, я не выдержала и подошла…
В шахматах я ничего не понимаю. Видела только, как “Доцент” и “Дворник” задумывались перед каждым ходом, а Лоська моментально двигал фигуры то на одной, то на другой доске. Доцент сдался первым. Некультурно почесал макушку и положил на бок короля (словно даже с удовольствием). Его небритый компаньон держался еще минуты две. Потом бормотнул неразборчиво, сдвинул фигуры с доски. Лоська терпеливо подождал, когда они расплатятся. “Доцент” спросил:
– Коллега, какой у вас разряд?
– Никакого… Лоська оглянулся на меня, протянул пятирублевик. – Вот. Спасибо… Ну что, идем?
Когда отошли, я спросила:
– Ты кто? Вундеркинд?
Лоська не удивился. Видимо, знал это слово. Но не знал, вундеркинд он или нет.
– Просто они все играют по правилам. По одним и тем же. А есть еще всякие другие способы. Это чувствовать надо.
Что-то похожее Илья говорил про компьютерные дела, когда пытался объяснить мне (правда без результата) свои теории.
– Лосенок, тебе, наверно, учиться надо…
– А! – он махнул кулаком с зажатыми денежками. – Вон мороженое. Пошли…
Мороженое он купил ананасовое, я его не люблю, но все равно было славно (только чуть-чуть грустно почему-то) сидеть на бетонном барьере у сухого фонтана, лизать сладкий брикет и молчать без всякой неловкости, а просто так, по-хорошему. Потом Лоська метко бросил скомканную обертку в ближнюю урну, встал и сказал, что ему пора домой.
– У тебе же ключа нет!
– Я к маме на работу забегу. Она, конечно, скажет, что я растяпа, ну да пусть. Тем более, что и правда растяпа… А дома дел полно.
– Лоська, ты… если захочешь, заходи ко мне.
Он растянул в улыбке толстые губы.
– Хитрая. Опять мочалить будешь…
– Неужели ты каждый день такой перемазанный ходишь?
– По-всякому бывает… Женя, ты лучше приходи сама…
– Куда?
– Ну… туда. На пустырь, к дереву. Я там часто стану бывать. Обязательно увидимся…
Я не стало уточнять: в какой день, в какой час. Словно побоялась сломать что-то. И к себе звать Лоську больше не стала.
– Хорошо, Лосенок. Пока…
– Да. До свиданья, Женя…
И мы пошли в разные стороны. И только через несколько минут я спохватилась: вот дура, даже не спросила, где он живет! Неужели больше не встречу этого марсианина?
4
Однако мы увиделись на следующий день. Лоська все-таки пришел ко мне. Утром. Оказалось, он забыл у меня лопатку. Она так и стояла в уголке у вешалки никем не замеченная. Лопатку я отдала, но сразу Лоську не отпустила.
– Чаю хочешь? С колбасой…
Он сказал, что “вообще-то, пожалуй, да”, но тут же спросил, кто еще у нас дома.
– Да никого нет! А если бы и были? Съели бы тебя, да?
– Не знаю… Я какой-то некоммуникабельный…
“Словечки-то какие знает!” – ахнула я про себя. И опять уверила, некоммуникабельного гостя, что одна дома.
Лоська глотал чай, жевал бутерброд с колбасой и все поглядывал через плечо: сквозь открытую дверь кухни был виден в большой комнате стеллаж с книгами.
– Женя, можно я книжки посмотрю?
– На здоровье! – обрадовалась я.
Он встал перед полками, запрокинул голову, как лилипут перед Гулливером.
– Ух ты… Вон там Даррелл, да?
– Да. Ты читал?
– Я его только одну книжку читал. А еще кино смотрел, “Моя семья и другие животные”… Я люблю про зверей…
– Хочешь, возьми, почитай.
– А можно?..
– Ну, если я говорю…
Лоська встал на стул и выбрал книжку, по которой кино, “Моя семья…”
– Я прочитаю и сразу же принесу, ты не бойся.
– Представь себе, я ни капельки не боюсь. Тем более, что собираюсь проводить тебя до дома и увидеть, где ты живешь. Если зажмешь книгу, приду и скажу: “А ну, Лось, выкладывай”…
– Имей ввиду, я далеко живу. От пустыря столько же, сколько до тебя, но в другую сторону.
– Не беда…
И я пошла провожать Лоську.
В левой руке Лоська аккуратно нес книгу, а в правой лопатку. Лопаткой он помахивал и хлопал себя по ноге.
– Поранишься ведь, горе луковое. Она же острая.
– Вообще-то да… Женя, я вчера так расстроился, когда спохватился, что забыл ее. Боялся: вдруг не у тебя, а в другом месте? Всю ночь вертелся…
– Боялся, что попадет?
– Не в этом дело… Она отцовская. Он ее всегда брал на рыбалку: червей накопать, костер устроить…
Это “брал” резануло меня. И чтобы не увязнуть в нерешительности, я спросила сразу:
– Лоська, а что с отцом?
Он молчал не долго. Несколько шагов (топ, топ, топ, топ…) Я не успела даже пожалеть о вопросе. Лоська сказал, глядя под ноги:
– Он в зоне. То есть в колонии…
“Ну что же, бывает”, – чуть не ляпнула я и ужаснулась, как это было бы глупо и фальшиво. И стала отчаянно думать, о чем заговорить, чтобы сменить тему. (Топ, топ, топ, топ…)
– Женя, ты не думай, что он вор или бандит… – хрипловато проговорил Лоська и срубил торчащий у тротуара крапивный стебель. – Он шофер…
– Дорожное происшествие, да?.
– Прошлым летом какой-то мерседес выкатил ему навстречу и вляпался… Сперва все говорили, что папа не виноват, мерседес сам вырулил на встречную полосу. Все свидетели так говорили и даже следователь… А потом вдруг следователя сменили. Дело стали пересматривать. Наверно, те, кто в мерседесе (а один из них в больницу попал надолго) дали кому-то взятку. Даже не “наверно”, а точно… И его на пять лет… Он теперь в поселении, какой-то старый грузовик водит. Там не совсем тюрьма, но все равно ведь неволя, и далеко от дома…
“Если бы этим делом занимался мой отец, ничего бы такого не было”, – чуть не сказала я. Но не решилась. Скорее всего, для Лоськи любые работники ГАИ – виновники его горя. Хотя папа прошлым летом уже не работал ни в ГАИ, ни вообще в милиции, нигде…
– Знаешь, Лоська, а мой папа погиб…
Лоська быстро глянул сбоку. Съежил плечи.
– Где? В Чечне?
– Нет. На парашютной тренировке, на спортивной… Раньше они прыгали со страховкой, цепляли шнур к тросу в самолете, а в тот раз должны были впервые дергать кольцо сами. У папы оно почему-то не выдернулось… То ли он не успел, хотел протянуть свободный полет подольше и не рассчитал. Или оно застряло… Теперь никто не узнает…
– А он кто был?
– В ту пору он был журналист. В “Городских голосах”… Это было четыре года назад, я тогда второй класс закончила.
С минуту мы шагали молча. Наконец Лоська сказал, опять срубив на ходу крапиву:
– Ты держись…
Я кивнула. Хотелось поскорее закончить разговор, я не могла говорить про это долго: начинала ощущать жуть падения и видела летящую навстречу землю…
Мы зашли на пустырь, постояли немного над Умкиным холмиком и двинулись дальше. Лоська жил на улице Короленко в двухэтажном, обшитом досками доме с крылечком (этакая старина!). Поднялись по темной лестнице, на ней пахло котами и жареным луком. Лоська снял с шеи ключ, отпер обитую клеенкой дверь.
Мы оказались в тесной квартирке – двухкомнатной, как и наша, только гораздо меньше. С обшарпанными обоями, с угловатой мебельной стенкой местной фабрики, с потертыми стульями и старой диван-кроватью. Только телевизор в углу был большой, современный (потом я узнала, что Лоськин отец купил его в прошлом году, за месяц до несчастья). Между окнами висела копия левитановской картины “Март” в деревянной раме – дом на ней был почти такой же, как этот, Лоськин. Под картиной стояла распираемая книгами этажерка. Книги были всякие: “Сказки” Пушкина, растрепанный том “Войны и мира”, разномастные издания Жюля Верна, перепутанные выпуски про волшебника Изумрудного города, толстенный старый Андерсен, учебники, справочники по автомобилям, два тома “Детской энциклопедии”, “Оливер Твист”, “Жизнь животных”, “Тихий Дон”, “Госпожа Бовари”, отдельные книжки “Всемирной детской библиотеки”…
– Женя, хочешь кофе? У нас есть растворимый. И яблочный джем…
Да, гостеприимная личность, джентльмен.
– Спасибо, не хочу. Мы же недавно завтракали. А джем я вообще не ем, он сладкий, можно растолстеть.
– Ты? Боишься? Растолстеть? – он прошелся по мне темно-синими “индийскими” глазами (в которых даже белки из-за этой синевы были голубыми).
