Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра
“Хорошо, что океанов на Земле больше, чем суши. Можно через них все рассматривать…”
Вот уж с кем я никогда не поссорюсь, так это с Лоськой!… Но где он сейчас?..
Постанывая, поднялась я опять на ноги. Сняла телефонную трубку. Сигнала уже не было, только что-то прохожее на отдаленный шепот. Да, быстро они выполняют свои обещания!
Хочешь, не хочешь, а надо ехать к Илье.
4
Илья был уже без повязки, но левое стекло на очках закрывал кусочек марли.
– А! Привет! Появилась все же. Понимаю, не можешь долго без любимого брата.
Я ответила, что дело не в любимом брате, а в телефонных неприятностях.
– Будешь названивать домой, а там, как у Шекспира: “Дальнейшее – молчанье”… Иль, можно я звякну Пашке по мобильнику? Понимаю, что дорого, но он же ничего не знает, будет звонить и писать перед отъездом в тайгу, а в ответ ни гугу…
– Звони, но… Да не в том дело, что дорого, а батарейки на последнем издыхании. Ну, может, получится…
У меня получилось. Я ушла на дальнюю скамейку, присела в одиночестве и довольно быстро подключилась к “междугородке”. А там и к Яхтинску! И Пашка оказался дома. Обрадовался:
– Женька, привет!
– Привет… – сказала я похоронно. – Как дела? Собираешься в неизведанные края?
– Собираюсь. Но это еще не сейчас, отложили на неделю, что-то там с оборудованием… А ты чего такая ?
– Какая?
– Я же слышу. Как в уксус обмакнутая…
– Не в уксус, а просто всё паршиво.
– Что всё?
– Всё кругом! – вырвалось у меня. – Везде!
– Да брось ты, – осторожно сказал Пашка. – Жень, ты это… держись. Утрясется…
Его такая ласковая осторожность лишь добавила в мое настроение иголок.
– Тебе хорошо рассуждать издалека! “Утрясется”! А как? Если я даже не знаю, что должно утрясаться!
– Ну, ты хоть объясни! Что случилось-то?
– Случилось то, что мне тошно! Понимаешь? И так будет всегда!..
Надо было объяснить про многое: про непонятные страхи, про Будимова, про неизвестность с Лоськой, про дурацкую ссору со Стаканчиком, про подлое скопление неудач и несчастий, про то, что вокруг меня сгущается одиночество. Ведь остался лишь маленький Томчик, да и он не появляется который день. И что он скажет, узнав, как я прогнала Стаканчика?..
– Пашка! Я наверно сама… – И конечно же, случилось то, что должно было случиться. В наушнике запищало, затрещало, погудело и смолкло.
Сколько я ни трясла потом мобильник, сколько ни пыталась нажимать кнопки – никакого толку.
– Я же говорил: батарейки на издыхании, – посочувствовал Илья, когда я мрачно вернулась к нему.
– Я ничего не успела сказать. Ни про отключенный телефон, ни про… все другое… И по э-мейлу не напишешь, он ведь тоже через телефон!.. Иль, можно я зайду к Толику Гаевскому, отправлю письмо через его компьютер?
– У него ведь тоже, наверно, отключение, подстанция-то одна… Сходи за батарейками в магазин “Спартак”, это недалеко, и возвращайся, позвонишь опять.
– У меня ни копейки.
– Ч-черт, и у меня…
– Ладно, подождем до завтра, – сказала я, решив что нельзя бесконечно катиться в яму уныния. Так и свихнуться недолго. Пашка будет там нервничать и названивать зря? Ну и… пусть слегка понервничает. А может, и не будет. Не слишком ли спокойно он убеждал меня “держаться” и обещал, что все “утрясется”? Похоже, что просто из вежливости. Ясное дело, мысли его о другом…
Я села рядом с Ильей.
– Чегой-то ты вся в депрессии, – заметил он, пряча под усмешкой тревогу. – Нехорошо.
И я в ответ вдруг выдала то, что иногда чувствовала по вечерам, при горьких мыслях:
– Иногда кажется, что лечу с самолета к земле, а у парашюта застряло кольцо…
– А в чем причина? Ты же знаешь, что кольца не застревают сами собой… Они никогда не застревают. А кроме того, у каждого парашюта есть прибор, который открывает его автоматически на высоте пятисот метров – хоть дергай, хоть не дергай.
– Почему же не открыл… в тот раз?
– Ты меня спрашиваешь? Выводы комиссии были невнятные. Да и что я понимал тогда? И мама…
Я вспомнила (хотя не любила и боялась вспоминать про все про это ):
– Еще ведь бывает обязательный осмотр перед прыжками? Проверка. Да?
– Бывает… Понимаешь, девочка, мы сейчас рассуждаем в рамках инструкции парашютного спортклуба. А она не предусматривает вероломства…
Я тяжело повернулась к брату.
– Иль… Ты все еще думаешь, что в этом виноват Будимов?
– Что значит “все еще”?
– Но это же… такая черная жуть. Когда предают друзья…
– Девочка, настоящие не предают…
“Господи, зачем я поругалась со Стаканчиком?..”
Илья обнял меня за плечо.
– Думаешь, мне хочется верить в это?.. Но я же думал дни и ночи. Я искал факты, старался узнавать, сопоставлять. Ты просто еще не знаешь много из того, что знаю я. Всякая логика – и формальная, и диалектическая – говорит одно… Помнишь, вы с Пашкой в прошлом году рассуждали о пеленгах? Когда на пересечении двух линий находят нужную точку? А здесь линий не две, их – десятки. И все сходятся в одном… Да теперь не все ли равно? Он получил, что заслужил. Видимо, такая карма…
Я поняла, что сейчас разругаюсь и с Ильей.
– Какая карма?! Ты рехнулся! Там под оползнем погибло вместе с ним столько невиноватых! Они-то при чем? Просто так, заодно?!
Илья помолчал, убрал руку с моего плеча, откинулся к спинке скамьи.
– Подполковник Будимов погиб не под оползнем. Гаевский звонил, в интернетовских “Известиях” проскочили уточненные данные. Он был убит на том же шоссе, но за несколько минут до лавины. Одиночным выстрелом…
Опять стало зябко до озноба.
– Чьим… выстрелом?
– Неизвестно. И едва ли мы когда-нибудь узнаем… Возможно, чеченский снайпер, им платят немало баксов за каждого убитого офицера… А может быть, какой-нибудь мальчишка, у которого при зачистке забрали родителей и он будет мстить, пока жив… Или мародер…
Я молчала.
Илья потрепал у плеча мои длинно отросшие волосы.
– Ничего, мучача, все проходит, как говорил Экклезиаст. В августе все-таки съездим в Тюмень.
– Тебе нельзя…
– Ты ведь знаешь: если нельзя, но очень хочется…
Мы немножко посмеялись. Илья сказал, что ему пора на процедуру. Я чмокнула его в щеку пониже заклеенного очка и пошла домой.
По дороге я зашла к Томчику, но у них было заперто. Идти к Стаканчику мириться было стыдно. Да и снова начали крутить меня хворь и слабость.
Дома я легла и долго смотрела в окно сквозь Лоськин глобус. “Все проходит”. И Лоська вернется с выздоровевшим отцом, и с Пашкой наладится связь, и со Стаканчиком помиримся, только… будет ли дальше так хорошо, как раньше? Кажется, в жизни что-то закончилось. Не вокруг, не с друзьями, а во мне самой…
Мама пришла раньше обычного, подсела ко мне.
– Киснешь?
– Ага.
– Ну, все равно. Надо поговорить…
“Еще какая-нибудь неприятность!”
– Говори, мам…
– Скажу сразу, главное. У нас есть возможность переехать в Петербург…
Я вмиг уловила суть:
– Насовсем?
– Да.
– Дядя Костя зовет?
– Видишь ли… Он звонил уже не раз. Есть, мол, для меня интересная работа. Не хуже, чем здесь. И есть возможность обменять нашу квартиру. Вернее, продать здесь и купить там. Он говорит, что у него на примете очень удачный вариант. Только решать надо быстро… А?
– Мама… так сразу… А Илья?
– Илья переведется в Петербургский университет. Это можно устроить, если похлопотать…
– А он захочет?
– А захочет он расставаться с нами?
– Ма-а… Боюсь, что здесь у него есть кое-кто, кроме нас…
– У “кроме нас” в Петербурге живет отец. И давно ее зовет к себе. С матерью они в разводе, дочка не прочь перебраться к папе…
– Как всё одно к одному…
– Не всё, к сожалению. Масса проблем. У нас тут прекрасная глазная клиника, а там неизвестно, как сложится… Но с другой стороны…
– С другой стороны, там не будет друзей с опасными мыслями о Кавказе, – догадалась я. – И редакции, где соблазняют переводом на журфак…
– Ты взрослая девочка. Все понимаешь…
Я все понимала. Или думала, что все понимаю. Например, то, что судьба иногда делает повороты, когда один отрезок жизни кончается и начинается совсем другой…
В конце концов, не все ли равно откуда переписываться с Пашкой?
Лоська? Он будет рядом с отцом, хватит у него радостей без меня.
Лючка, Стаканчик, Томчик? Они не соскучатся друг с другом. Тем более, что впереди новый Петрушин фильм…
Худо мне будет без них? Сперва, наверно, да. Но когда-то все люди расстаются. И лучше по-хорошему вспоминать “корабельное братство”, чем видеть, как оно угасает и рассыпается… по твоей собственной вине, Женечка!
Зато впереди – Нева, Эрмитаж, музеи, новые встречи, дядя Костя, парусные корабли, которые часто заходят с моря! И само это море – рядом!..
