Борис Акунин - Детская книга
Пылесос все еще планировал над Москвой, но увлеченный страшной историей Ластик смотрел не на погибший город — на рассказчика.
— Мы кружили по орбите, пока на Земле все не утихло. Потом вернулись и начали уборку. Продезинфицировали, сделали санобработку. Поскольку в живых остались только умные и ученые, дело шло быстро. Никто не мешал, никто не отвлекал на глупости. Мы устроили мир по-своему, спокойно решили все нерешенные научные и технические задачи, и на Земле установился идеальный порядок. Каждый выбрал себе место и занятие по вкусу. Я, например, люблю возиться со стариной — приглядываю за Москвой и за СЗ-148 (раньше она называлась Парижем).
— И вас по-прежнему 884 человека?
— Нет, нас теперь 746. Некоторые были немолоды и нездоровы, они не дожили до окончательного решения всех медицинских проблем. Но, конечно, не пропали — это было бы расточительством. Я, например, собрано из профессора Магды Дженкинс, микробиолога, и доктора Итиро Ямады, специалиста по электронике. Мой мозг вместил знания, которыми обладали оба донора. Это очень удобно.
Ластик боязливо покосился на гибрида. Значит, это одновременно и женщина, и мужчина? Какой кошмар.
— А дети? Разве у вас не рождаются дети?
— С воспроизводством проблема. — Магдаитиро вздохнуло. Это было очень странно: явственный вздох, но без малейшего колебания воздуха. Не вздох, а мысль о вздохе. — Понимаешь, мальчик из хронодыры, в Эпоху КВД для появления ребенка требовалось, чтобы две человеческие особи (причем одна обязательно из мужского подвида, а вторая из женского) полюбили друг друга. Трудно объяснить, что такое — «полюбили». Это когда одному человеку кажется, будто он не может жить без другого человека. От этого совершались всякие глупые, иногда даже саморазрушительные поступки. Наши слишком умны, чтобы любить. Мы пробовали выращивать детей из живых клеток — клонировать, но клонированные дети получаются неумными. И тогда мы решили, что станем вечными. У нас просто нет другого выхода, иначе цивилизация вымрет. Тогда-то и началась эпоха 20 маября. Ну, ты насмотрелся на радуги? Летим, до начала сериала всего полчаса.
— А где вы живете?
— В Карпатских горах, — ответило вечное существо, пробегая пальцами по кнопкам, словно пианист по клавишам.
— Как же мы попадем к вам домой за полчаса?
Пылесос на секунду окутался туманом, который тут же рассеялся, и обнаружилось, что Москва исчезла — под прозрачным днищем виднелась зеленая трава.
— А мы уже дома.
Опасные мысли
Кабина скользнула вниз, и Ластик увидел чудесный пейзаж: синие горы, озеро, заснеженную вершину вдали.
— Мы уже в Карпатах?! Так быстро?
— Это называется гипертранспортация — перемещение сквозь складки пространства. Время на путешествие не расходуется, только энергия. Идем же, пора завтракать. У меня режим.
Женщино-мужчина направился к большой травянистой кочке, и та вдруг отъехала в сторону, открыв уютный, наполненный мягким светом вход.
— Пожалуй, можно открыть окна, роса уже сошла, — то ли сказало, то ли подумало Магдаитиро.
На склоне в нескольких местах приподнялся дерн — будто сама гора взяла и открыла глаза.
— Я построил себе дом поближе к природе. Здесь хорошее место, земля вся пропитана позитивной энергией, — объяснила хозяин-хозяйка, ведя гостя внутрь.
Ластик увидел очень просторную комнату с гладкими деревянными стенами, на которых висело множество картин в золотых рамах. Зато мебели было немного — лишь невысокий стол да несколько странных шаров приятного пушистого вида.
— Как у вас красиво, — вежливо сказал Ластик. — Вы здесь живете один, то есть одно?
— С соседями. Президент Рамирес поселился в Альпах, это всего тысяча километров отсюда. А мой близкий друг сенатор Хоббс живет на берегу Балтики, это еще ближе, — ответило существо из будущего.
— И вам всем не одиноко? Мир такой большой, а вас так мало!
Магдаитиро, сосредоточенно нажимавшее какие-то кнопки на пульте, замерло, слегка наклонило голову набок. Послышалось какое-то неразборчивое, очень быстрое бормотание, будто кто-то включил магнитофон на ускоренную перемотку.
— Простите, что?
— Это я обдумывало твой вопрос. Да, нас немного. Но зато у нас ценят каждого жителя Земли. Не то что твои «нормальные» люди. У них сильные мучили слабых, даже убивали, а остальным хоть бы что. А у нас, когда доктор Липшюц, живущий в Антарктиде, упал в ледяную воду и подал сигнал бедствия, в течение минуты явилось больше пятисот наших, а остальные прибыли в течение следующих пяти минут. Никогда еще на одном айсберге не собиралось столько народу! Мы все — Очень Уважаемые Люди. Мнение каждого драгоценно. Невозможно себе представить, чтобы наши приняли какое-то решение, если оно не устраивает хотя бы кого-то одного. Правда, никаких коллективных решений нам принимать давно уже не приходится. Мир функционирует в абсолютном порядке. Все проблемы устраняются еще до их возникновения. Ближайшая катастрофа случится через 182 оборота планеты вокруг Солнца: в Землю должна попасть большая комета. Но не попадет, потому что через 102 оборота мы выпустим ей навстречу баллистический снаряд, который изменит ее траекторию… Еще четыре команды, и завтрак будет готов, — снова занялось Магдаитиро пультом.
Было ужасно интересно, чем здесь кормят, но, пока не пригласили к столу, Ластик, как и подобает воспитанному мальчику, сделал вид, что интересуется живописью. Прошел вдоль ряда картин, и одну сразу же узнал.
— Какая хорошая копия «Моны Лизы», — сказал он тоном знатока, чтобы блеснуть перед жителем будущего эрудицией. Пусть не думает, что мальчики двадцать первого века были невежами.
— Почему копия? Это оригинал. Я беру в СЗ-148 картины, которые мне нравятся. Надоест — вешаю обратно в Лувр и беру другие. Ну, прошу садиться.
Магдаитиро пододвинуло пушистый шар, село на него — оказалось, что это кресло.
Так же поступил и Ластик. Сиденье моментально приняло форму его тела, заботливо обхватило спину и бока.
Поверхность стола раздвинулась, и выехала белая скатерть, уставленная серебряной посудой, хрусталем и вазончиками, в каждом из которых было по цветку.
От переживаний и беготни Ластик ужасно проголодался и с большим интересом рассматривал угощение.
Похоже, Магдаитиро очень любило желе. Оно тут было всех расцветок: в одном блюде мутно-белое, в другом розоватое, в третьем желтоватое, в четвертом зеленоватое. Больше ничего съедобного, кроме крошечных пакетиков соли и кубиков сахара, Ластик на столе не обнаружил.
— Обожаю желе, особенно на десерт, — сказал он с намеком.
— Угощайся. Тут всё, что необходимо организму: чистый белок, чистые углеводы, немножко жиров, клетчатка, пятиграммовые дозы соли и двадцатиграммовые сахара. А в графине минеральная вода.
Человек из будущего зачерпнул по разу из каждого блюда, высыпал на язык пакетик соли, запил стаканом воды и закусил кусочком сахара.
— Вот и позавтракало. М-м-м, объедение. Ну что же ты?
— Спасибо, я не голоден…
Ластик мрачно грыз сахар. Когда потянулся за вторым куском, серебряная крышечка сахарницы сама собой закрылась.
— Ну как хочешь. Посиди, подожди, пока пища растворится в крови. А мне пора смотреть «Смех и слезы», это мой самый любимый сериал. Жалко, ты не видел предыдущих серий, тебе будет трудно уследить за сюжетом.
Хозяин-хозяйка развернулась на своем шароподобном кресле к стене — единственной, где не висело ни одной картины, и вся стена вдруг превратилась в экран. Разноцветные геометрические фигуры медленно перемещались, то светлея, то густея, наползали одна на другую. Сопровождалось всё это то негромким посвистыванием, то щелчками, то вздохами.
Минут через пять Ластику надоело, и он начал вертеться, а Магдаитиро смотрело не отрываясь.
Обернувшись на секунду, адресовало гостю мысль о коротком смешке:
— Хе. Хе. Хе. Ну и потеха. Ты только посмотри. — И снова уставилось в экран.
Ластик посмотрел еще. Большой розовый шестиугольник пытался пролезть между двумя спиралями — то так повернется, то этак, но у него никак не получалось. Запахло чем-то острым, кисловатым, так что защекотало в носу.
Плечи Магдаитиро мелко дрожали — должно быть, оно покатывалось со смеху.
Пользуясь тем, что хозяйка-хозяин увлечен своим сериалом и не подслушает, Ластик наконец дал волю мыслям.
Почему же человечество погибло так нелепо, так ужасно? Неужели нельзя было предусмотреть, предостеречься?
Магдаитиро снова обернулось.
— А сейчас будет о-очень, о-очень грустно.
Большой коричневый квадрат, подрагивая, сполз в угол экрана и исчез. Запахло мокрой листвой.
По неподвижному лицу человека из будущего скатилась слеза, потом вторая.
