Ренсом Риггз - Библиотека душ
Нас вывели в жаркий сухой день. От открывшегося вида кружилась голова. Мы смотрели сверху на пейзаж, который вполне мог бы принадлежать какому-нибудь внеземному миру: повсюду вокруг нас, возвышаясь с одной стороны и плавно спускаясь в долину с другой, были холмы и пики из странного красноватого камня, испещренные, будто соты, примитивными дверями и окнами. Непрерывно дующий сквозь них ветер производил стон, похожий на человеческий, который словно издавала сама земля. Хотя солнцу еще было далеко до захода, небо горело оранжевым, словно прямо за горизонтом назревал конец света. И, несмотря на доказательства наличия здесь цивилизации, вокруг не было видно никого кроме нас. У меня было тяжелое чувство, что за нами наблюдают, словно мы проникли туда, где нам не положено быть.
Бентам слез со своего медведя и с благоговением снял шляпу:
— Так вот это место, — произнес он, обводя внимательным взглядом холмы.
Каул покровительственным жестом старшего брата закинул руку ему на плечо:
— Я же говорил тебе, что этот день настанет. Мы с тобой и в самом деле заставили друг друга пройти через ад, пока добирались сюда, а?
— Это точно, — согласился Бентам.
— Но я говорю, что все хорошо, что хорошо кончается, потому что мне удалось это, — Каул повернулся к нам. — Друзья! Имбрины! Странные дети!
Он подождал, пока эхо разнесет его голос по этим странным стонущим ущельям:
— Сегодняшний день войдет в историю. Добро пожаловать в Абатон!
Он сделал паузу, ожидая аплодисментов, которых не последовало.
— Вы стоите на земле древнего города, который когда-то охранял Библиотеку душ. До недавнего времени его никто не видел уже более четырех сотен лет, и никто не завоевывал уже тысячу, пока я заново не открыл его! И теперь вы станете свидетелями моей…
Он остановился, посмотрел себе под ноги, затем рассмеялся:
— Для кого я распинаюсь? Жалкие обыватели, вы же никогда не сможете оценить все величие моего достижения. Взгляните на себя — словно стадо ослов, пялящихся на Сикстинскую капеллу!
Он похлопал Бентама по руке:
— Пойдем, брат. Пойдем и возьмем себе то, что принадлежит нам.
— И нам тоже! — раздался голос позади меня. Один из охранников. — Вы же не забудете про нас, да, сэр?
— Конечно, нет, — откликнулся Каул, попытавшись выдавить улыбку, но безуспешно. Он явно не мог скрыть своего раздражения тем, что с ним посмели спорить на глазах у всех. — Ваша преданность будет вознаграждена сторицей.
Они вместе с Бентамом развернулись и направились вниз по тропе. Охрана принялась толкать нас следом.
* * *Пропеченная солнцем тропа делилась снова и снова, ее ветки и отростки разбегались среди остроконечных холмов. Следуя по маршруту, который он без сомнения заставил рассказать Перплексуса и прошел за эти дни уже много раз, Каул уверенно вел нас по этим маловразумительным и заросшим кустарником тропинкам, и каждый его шаг источал высокомерие колонизатора. Чувство, что за нами наблюдают, только усиливалось. Как будто грубо вытесанные отверстия в скалах были колонией полуприкрытых глаз, каким-то древним разумом, заключенным в камне, просыпающимся от тысячелетнего сна.
Меня лихорадило от волнения, мысли запинались одна за другую. Все что случится дальше, будет зависеть от меня. В конце концов, я нужен тварям. Что если я откажусь вручить им души? Что если я найду способ обмануть их?
Я знал, что тогда произойдет. Каул убьет мисс Сапсан. Затем он начнет убивать остальных имбрин, одну за другой, пока я не дам ему, что он хочет. А если я этого не сделаю, он убьет Эмму.
Я не был достаточно сильным для этого. Я знал, что сделаю все что угодно, лишь бы они не тронули ее… Даже вручу Каулу ключи от неслыханной силы.
А потом мне на ум пришла мысль, от которой меня прошиб холодный пот: что если я не смогу этого сделать? Что если Каул ошибся, и я не смогу увидеть сосуды с душами, или смогу увидеть, но не смогу коснуться? Он же не поверит мне. Он подумает, что я вру. Он начнет убивать моих друзей. А если я даже каким-то образом смогу убедить его, что это правда, что я не могу этого делать, он может придти в такую ярость, что все равно убьет всех.
Я молился про себя своему дедушке (можно ли молиться умершим людям? Ну а я молился), и я просил его, если он приглядывает за мной, пусть будет рядом со мной до конца, пусть сделает меня таким же решительным и сильными, каким когда-то был он. «Дедушка Портман», — молил я, — «я знаю, это звучит безумно, но Эмма и мои друзья стоят для меня целого мира, целого чертова мира, и я с радостью отдам его весь без остатка Каулу, в обмен на их жизни. Значит ли это, что я злой? Не знаю, но думаю, что ты сможешь понять меня. Так что, пожалуйста».
Подняв глаза, я с удивлением увидел, что мисс Сапсан смотрит на меня поверх медвежьего плеча. Как только наши глаза встретились, она отвела взгляд, и я увидел дорожки слез на ее перепачканных бледных щеках. Словно она каким-то образом слышала меня.
Наш маршрут пролегал через древний лабиринт из извивающихся тропинок и высеченных в холмах лестниц, чьи ступени истерлись так, что выглядели как полумесяцы. В некоторых местах путь практически полностью исчезал, теряясь в буйных зарослях. Я слышал, как Перплексус жалуется, что у него ушли годы на то, чтобы разгадать путь к Библиотеке душ, а теперь этот неблагодарный вор шагает по нему безо всякого уважения — чудовищное оскорбление!
А потом я услышал, как Оливия спросила:
— Почему никто никогда не говорил нам, что библиотека настоящая?
— Потому что, моя милая, — ответила одна из имбрин, — это было не разрешено. Было безопаснее говорить…
Имбрина сделала паузу, чтобы перевести дыхание:
— … что это всего лишь сказка.
Всего лишь сказка. Одной из самых что ни на есть определяющих истин в моей жизни стало то, что всегда, как бы я не пытался удержать их сплющенными, двумерными, заточенными в чернила и бумагу, будут истории, которые не желают оставаться в пределах границ книг. Это никогда не было просто сказкой. Уж я-то точно знал: эта история поглотила всю мою жизнь.
Мы уже несколько минут шли вдоль ровной стены, под жутковатый стон ветра, который то нарастал, то затихал. Вдруг Каул поднял руку и крикнул, чтобы все остановились.
— Мы что, ушли слишком далеко? — задумался он. — Могу поклясться, грот был где-то здесь. Где этот картограф?!
Перплексуса выдернули из толпы.
— Рад теперь, что не застрелил его? — пробормотал Бентам.
Каул проигнорировал его.
— Где грот? — требовательно спросил он, встав перед Перплексусом.
— А-а, вероятно он спрятался от тебя, — съязвил тот.
— Не искушай меня, — ответил Каул. — Я сожгу все экземпляры твоей Карты Дней. Твое имя будет забыто уже на следующий год.
Перплексус сплел пальцы вместе и вздохнул:
— Там, — указал он куда-то позади нас.
Мы прошли его.
Каул зашагал к густо заросшему плющом участку стены — неприметному отверстию, скрытому так хорошо, что кто угодно прошел бы мимо; не столько дверь, сколько дыра. Он отодвинул заросли в сторону и сунул туда голову. «Да», — услышал я его голос, и он вылез оттуда и начал отдавать приказы.
— Дальше допускаются только необходимые лица. Брат, сестра, — он указал на Бентама и мисс Сапсан. — Мальчик, — он указал на меня. — Два охранника. И…, — он пробежал взглядом по толпе. — Там темно, нам понадобится фонарик. Ты, девочка, — он указал на Эмму.
Мой желудок завязался узлом, когда Эмму выдернули из группы.
— Если остальные доставят вам проблемы, — обратился Каул к охранникам, — вы знаете, что делать.
Он нацелил свой пистолет на толпу. Все закричали и пригнулись. Каул зашелся хохотом.
Охранник Эммы толкнул ее в отверстие. Медведь Бентама ни за что не пролез бы туда, так что мисс Сапсан поставили на землю, и моей твари выпала двойная задача охранять и ее и меня.
Самые младшие дети начали плакать. Кто знает, может, они никогда не увидят ее снова?
— Будьте храбрыми, дети! — крикнула им мисс Сапсан. — Я вернусь!
— Правильно, дети! — пропел Каул глумливо. — Слушайте вашу директрису! Имбрина знает лучше!
Нас с мисс Сапсан толкнули в проход вместе, и в какой-то момент, пока мы путались в зарослях плюща, я смог незаметно прошептать ей:
— Что мне делать, когда мы попадем внутрь?
— Все, что он ни попросит, — прошептала она в ответ. — Если не будем злить его, то мы еще можем выжить.
Выжить, да, но какой ценой?
А потом мы раздвинули свисающие заросли и оказались в странном новом месте: каменной комнате, открытой небесам. На мгновение у меня перехватило дыхание, так я был шокирован гигантским безобразным лицом, уставившимся на меня с противоположной стены. Стена — вот и все что это было, — но с распахнутым ртом вместо двери, двумя кривыми глазами вместо окон, парой отверстий в качестве ноздрей, и заросшая длинной травой, напоминающей волосы и всклокоченную бороду. Стоны ветра здесь стали еще громче, как если бы похожая на рот дверь пыталась предостеречь нас на каком-то древнем языке, состоящим из одних гласных звуков длиною в неделю.
