Глория Му - Детская книга для девочек
– Не надо мне других, я эту хочу, – Геля прижала к себе альбом, – он тут как… как живой.
Алтын Фархатовна вздохнула:
– Да… Бабушка ее тоже очень любила. Его случайно сняли, перед самой войной. Ну, дай посмотреть, я же не отнимаю. Оставь у себя, если хочешь.
– А можно? – Геля, не дожидаясь ответа, поспешно высвободила фотографию из картонного листа. – У меня рамочка есть как раз, прикольная, розовая, с медвежонком… Или розовая не подойдет для героя, как ты думаешь?
– Думаю, что с медвежонком очень даже подойдет, – серьезно кивнула Алтын Фархатовна.
Они с мамой долго разглядывали веселого бесстрашного человека, улыбающегося им из далекого-предалекого времени.
– А прабабушка что? – наконец спросила Геля.
– После войны вернулась в Москву. С дочкой. Не хотела больше видеть море. Замуж снова так и не вышла, хотя была очень красивой.
Разговаривали целую вечность – Геля и припомнить не могла, когда такое было в последний раз. Ах да. Они с Эраськой болели ветрянкой, давно еще, в детстве, и мама просиживала с ними целые сутки, рассказывала сказки… А теперь Геля листала семейный альбом, к которому раньше не испытывала ровно никакого интереса, и жадно расспрашивала – а это кто? а с ним что стало? – а мама рассказывала все тем же сказочным голосом.
А из нелепой розовой рамочки с медвежонком, как из окошка, смотрел на них прадедушка Игнат – герой, моряк, воренок, хороший человек с паскудной кличкой Щур.
Потом все куда-то делось, перед Гелей заискрилась на солнце долгая-долгая морская вода, и белые птицы плакали кошачьими голосами, и маленькая черная кошка бежала, прихрамывая, по темной площади, и мерцал болотными огоньками старинный, позабытый, призрачный город – Москва…
Глава 4
Проснулась Геля за минуту до того, как закурлыкал электронный будильник. Они с мамой так и уснули вчера среди шоколадных фантиков. Мама прижимала к себе Гелю, а Геля – плюшевый альбом. Как медвежонка.
Кто-то заботливо накрыл их пледом – наверое, папа (ну, не Эраська же, в самом деле).
Хотя утро притворялось летним, солнечным, из форточки предательски тянуло осенью – умирающими листьями, гарью, тоскливым, холодным ветром и волглой землей.
От этого лежать в уютной, шерстяной норе, пропахшей шоколадом, орехами и карамелью, рядом с мирно посапывающей мамой было в сто раз прекраснее, то есть совсем уж невыносимо прекрасно.
И Геля, тихонько вздохнув, прикрыла глаза, чтобы продлить это чудное мгновенье.
Но гадский будильник тут же подал голос, мама проснулась, оглядела следы шоколадного пиршества и детским со сна голосом удивилась:
– Ну, мы вчера зажгли! – Потом встряхнулась, как терьер после купания, тронула Гелю за плечо: – Просыпайся, котеночек. Опаздываем.
И понеслось.
Геля, еще не совсем проснувшись, все же успела проскользнуть в ванную первой и захлопнуть дверь перед самым Эраськиным носом. Эраська что-то возмущенно заорал, но фигушки ему, подождет. Кто раньше встал, того и тапки.
Геля только собиралась выкрикнуть этот девиз всех двойняшек мира, как увидела в зеркале какую-то постороннюю черноглазую девчонку и взвизгнула.
– Ластик! Отстань от сестры! Геля! Не копайся там, мы опаздываем! – откуда-то из глубины дома донесся мамин голос.
Но Геля не стала торопиться. Вдохнула, выдохнула, осторожно приблизилась к зеркалу. Как ни странно, если присмотреться, Геля Фандорина была очень похожа на свою прабабушку, Полю Рындину. Ну, как негатив фотографии – у прабабки черные волосы и светлые глаза, а у Гели – наоборот. А так – и нос, и рисунок бровей, и разрез глаз – один в один. Только волосы вот… Не роскошная грива, а какие-то воробьиные перья. Но волосы – что. Вот накупит всяких старинных штук в аптеке, типа репейного масла, и вырастит себе ого-го какие кудри. Посмотрим тогда, кто будет красавица. А сейчас просто собрать их в аккуратную фигушку, как у гимнасток, и нормально.
– Гелька! Выходи! – взвыл под дверью Эраська. – У тебя что, зубы в три ряда, как у акулы? Сколько можно их чистить!
– У меня, может, и в три ряда, зато ровные, – с величавым достоинством ответила Геля, выплывая из ванной.
Эраська не нашелся что ответить, зашипел, как чайник, оттолкнул сестру и скрылся за дверью.
Подумаешь, ха.
Собралась Геля быстро, только в передней замешкалась.
– Котенок, что ты ищешь? Мобилу? Ключи? Сменку? – спросила ее мама, подталкивая Эраську к двери.
– Мам, ты не видела мою шляпку?
– Шляпку? – Алтын Фархатовна притормозила, изумленно взглянув на дочь. – Но у тебя нет никакой шляпки!
– Я… Мне… Ой, мне, наверное, приснилось… Знаешь, приснилась соломенная шляпка с голубой ленточкой, – затараторила Геля, скрывая неловкость.
Вот блин, надо же было так проколоться!
– Что-то я такое видела, – задумалась мама. – А! Точно. В переходе у метро продаются. А мы еще вчера фотографий насмотрелись – дамы, шляпки, зонтики, перчатки…
– Может, пойдем уже, мам? Сама же говорила – опаздываем, а вы о какой-то лабуде завелись, – проныл Эраська.
В общем, получилось глупо, но обошлось. Иногда даже и неплохо иметь противных братьев.
Правда, сегодня Эраська был не столько противным, сколько странным. После великой битвы за ванную выглядел каким-то затравленным, за завтраком почти не ел, в машине сидел нахохлившись и отказался выходить, когда приехали к лицею, – а Геля-то думала, что брат захочет повидать бывших одноклассников.
Хотя понять его, конечно, можно. Геля вспомнила судьбоносное происшествие с булавкой, и ее слегка передернуло. Как там говорила Ливанова? Водевиль? Комедия положений? Но смешно-то лишь зрителям, а тому, кто в этих положениях оказывается, ой как не смешно. Ладно, у Гели вся эта ерунда была подстроенной, а Эраська-то влип взаправду и, наверное, чувствует себя ужасно глупо.
В лицее был форменный дурдом. Все носились, орали, мальчишки дрались сумками, девчонка-первоклашка фальшиво подпевала плейеру, из буфета противновато пахло стандартными обедами для школьников, от старшеклассников несло паленым парфюмом, жеребятиной и носками – и Геля расплылась в счастливой улыбке.
Как же хорошо дома! Это вам не какая-нибудь гимназия, где все тихие и серые, как мыши, а пахнет только мелом и скукой. И мальчишки! Настоящие, живые дурацкие мальчишки, а не какие-нибудь придуманные кадеты, засушенные вместе с фиалками на страницах глупых дневничков! Красотища, просто умереть-уснуть!
Алтын Фархатовна отвела дочку в класс, пощебетала с Леной Алексеевной (первым уроком сегодня была алгебра) и отправилась врать завучу.
Геля нисколечко не волновалась. Во-первых, она и правда никогда прежде не прогуливала, так что маме легко поверят. Репутация – это вам не кот начхал, так сразу не запятнаешь.
Во-вторых, мама врет, как птица летает, – все-таки профессионал. А в-третьих, даже если не поверят, возразить не осмелятся. Ругаться со свирепой татарской женщиной – себе дороже, а завуч их школы в суицидальных настроениях не замечен.
Одноклассники же сперва показались Геле какими-то слишком мелкими. То есть совсем малявками. Она с недоумением оглядывала весь этот детский сад, пока, наконец, не вспомнила, что и сама не лучше – такая же мелюзга. Просто отвыкла.
А вообще, она была ужасно рада всех видеть, даже Динке Лебедевой случайно улыбнулась. Динка конечно же задрала нос и сделала вид, что не заметила, но Геле-то теперь было пофиг. Подумаешь, красавица, ха. Видали мы в зеркале красавиц и получше.
Потом вдруг все девочки в классе (ну ладно, почти все) приняли красивые позы и устремили кто куда загадочные взгляды. Это вошел принц Орана. То есть Виталик Сухарев. Виталик Сухарев!
Тот самый Виталик, в которого Геля… Нет, не так. Тот самый Виталик, о котором Геля ни разу не вспомнила за последние три месяца. Вот вам и любовь.
Сначала подумала – какой-то он слишком манерный и самодовольный. А потом стало стыдно. Виталик как Виталик. Он же не виноват, что ей разонравились принцы. Во всяком случае анимешные.
Вообще же, первый день в лицее прошел странно. Геля и прежде-то ни с кем особенно не водилась, а теперь и вовсе чувствовала себя рыбкой в аквариуме – словно наблюдала за всеми через стекло и толщу зеленоватой воды, которая глушила звуки, замедляла движения как во сне.
Да, да – словно все просыпаешься из одного сна в другой и никак не можешь вырваться в реальность, да и разве разберешь, которая из предложенных реальностей – настоящая?
А когда еще выяснилось, что последнего урока – географии – не будет, потому что Швабра вроде как заболела, весь класс конечно же неприлично обрадовался, а у Гели мурашки по спине пробежали. А вдруг Швабра осталась там, в 1914? Классной надзирательницей в гимназии? А что – надзирательница из нее именно что классная. Просто талант у человека в этом смысле.
