Эрнест Сетон-Томпсон - Приключения Рольфа
Третье испытание — в силе.
Может ли стрелок так сильно натянуть лук, что стрела пролетите 250 ярдов или пронзит оленя на расстоянии десяти шагов?
Рассказывают, что один индеец из племени Сиу одной стрелой пронзил трёх антилоп. Ему ничего не стоило пронзить насквозь бизона. Один индейский вождь пронзил одной стрелой бизона и бежавшего рядом телёнка.
Когда стрелок достигнет совершенства во всех трёх способах стрельбы, он может убить куропатку или белку во всякое время, может сбить пять-шесть птиц из летящей мимо стаи, может убить оленя на расстоянии 25 ярдов и не будет никогда голодать в лесу, где много дичи.
Рольф не прочь был бы сейчас же отправиться и попытать счастья на настоящей охоте, но он наделал ещё много промахов и много сломал и растерял стрел прежде, чем ему удалось принести домой рыжую белку. Он научился таким образом ценить искусство тех, которые могли прокормить себя с помощью лука. Он понял, что считать себя настоящим охотником можно только тогда, когда в состоянии будешь ответить утвердительно на следующий вопрос: отважишься ли ты пойти в дремучий лес, где много дичи, один, не захватив с собой никакого оружия, кроме лука и стрел, и пройти пешком 250 миль, добывая себе по пути средства пропитания?
9. Задуманный Рольфом план приносит хорошие результаты
Человек, который сделал вам зло, никогда не простит вам этого, — зато оказавший вам помощь в тяжёлую минуту вашей жизни навсегда останется вам благодарным. Ничто не может так сильно привязать вас к человеку, как сознание того, что именно вы оказали ему эту помощь.
Куонеб помог Рольфу и поэтому чувствовал к нему гораздо больше влечения, чем ко всем соседям своим, которых он знал в течение многих лет; он готов был даже полюбить его. Встреча их произошла случайно, а между тем они скоро поняли, что между ними должна завязаться дружба. Рольф был ещё настоящим ребёнком и мало думал о будущем; Куонеб походил на него. Большинство индейцев — взрослые дети.
Было, однако, одно обстоятельство, о котором Рольф не мог не подумать: он считал себя не вправе жить на счёт Куонеба, не способствуя с своей стороны добыванию необходимых средств к существованию. Куонеб добывал эти средства частью охотой и рыбной ловлей, частью продажей корзин и работой у своих соседей. Рольф, который всё время исполнял только обязанности работника на ферме, ничего этого не умел делать. Решив прожить всё лето у Куонеба, он прямо сказал ему:
— Позволь мне остаться у тебя месяца два. Я поищу себе работу и добуду средства на своё содержание.
Куонеб ничего не сказал ему, но глаза их встретились, и мальчик понял, что он согласен.
Рольф в тот же день отправился на ферму Обадии Тимпани и предложил свои услуги полоть кукурузу и косить траву. Какой фермер не бывает рад, когда во время посева или жатвы к нему является работник? Вопрос был только в том, что умеет делать Рольф и какую плату он желает получить? Первый из них выяснился скоро; что касается платы, то в то время платили обыкновенно два доллара в неделю. Когда же Рольф выразил желание получать половину продуктами, то оказалось, что его заработок в неделю дошёл в действительности до трёх долларов. Продукты были так же ничтожны, как и жалованье; в конце недели Рольф принёс домой мешок овсяной крупы, мешок маисовой крупы, четверик картофеля, некоторое количество яблок и один доллар деньгами. Последний он истратил на чай и сахар. Всего этого должно было им хватить на целый месяц, и Рольф со спокойной совестью мог оставаться в вигваме.
Трудно было ожидать, чтобы в маленьком соседнем городке Мианосе не узнали, что у индейца поселился белый мальчик и что мальчик этот Рольф. Обстоятельство это вызвало у соседей самые разнообразные суждения. Некоторые настаивали даже на том, что этого не следует допускать, но Хо́ртон, владелец земли, на которой жил Куонеб, не нашёл никакого основания вмешиваться в это дело.
Китчура Пек, старая девица, находила, напротив, множество оснований для этого. Она чувствовала себя призванной для миссии и считала оскорблением пребывание христианина у безбожного язычника. Она печалилась об этом в той же мере, в какой печалилась о существовании язычества в центральной Африке, где не было воскресных школ и где одежда была таким же редким явлением, как и церкви. Ввиду того, что ей не удалось уговорить ни Парсона Пека, ни старейшину Кноппа принять участие в этом деле, и что на собственные свои молитвы она не получала никакого ответа, она решилась на смелый поступок и после нескольких бессонных ночей, проведённых в молитве, отправилась с Библией к месту жительства язычника.
Она вышла в прекрасное раннее утро июня месяца по направлению к Пайнестевскому пруду с Библией в руках и с чисто-начисто протёртыми очками, собираясь сама прочесть избранные ею места язычнику.
Она вся пылала жаждой миссии, когда выходила из Мианоса, но жажда эта уже несколько охладела, когда она добралась до Оркардской дороги. По мере того, как одушевление её проходило, леса казались ей более пустынными и дикими, и она начинала уже подумывать о том, действительно ли женщины имеют право заниматься миссией? Но вот она увидела пруд… Куда неприятнее Мианоса показалось ей всё это место!.. Где же лагерь индейца? Она боялась крикнуть, и в душе ей очень хотелось вернуться домой, но сознание долга заставило её пройти ярдов пятьдесят вдоль пруда Здесь она очутилась у непроходимой скалы, которая как бы сказал! ей: «стой!». Ей оставалось или вернуться назад, или вскарабкаться на скалу. Прирождённое чувство настойчивости, присущее американке, подсказало ей: «Попытайся вскарабкаться на скалу!», и она немедленно начала долгий, утомительный подъём, пока не очутилась на верхушке огромного утёса, откуда открывался вид на Мианос и море.
Велика была её радость, когда она увидела вдали свой дом, но радость эта прошла моментально, как только она сделала ужасное открытие, что стоит над лагерем индейца. Обитатели его показались ей страшными дикарями, и она была очень рада, что они не заметили её. Она отступила назад, но затем, придя несколько в себя, заглянула вниз и увидела, что на огне что-то жарится — «крошечная ручка с пятью пальцами», — рассказывала она потом. Ужас охватил её… она слышала рассказы о таких вещах. Только бы добраться благополучно домой! Как смела она искушать Провидение! Она неслышно повернула назад, воссылая Богу молитвы, чтобы он помог ей уйти. А как же Библия? Грешно нести её обратно! И она положила её в расселину скалы, прикрыла камнем, чтобы ветер не разорвал её листов, и пустилась бегом от страшного места.
Вечером, по окончании ужина, состоявшего из кукурузы и жареного енота, индеец поднялся на утёс, чтобы посмотреть на небо. Книга сразу бросилась ему в глаза, и он подумал, что кто-нибудь спрятал её туда. Спрятанная вещь священна для индейца. Он не тронул книги, но спросил потом у Рольфа:
— Это твоя?
— Нет.
Книга принадлежала, разумеется, кому-то, кто мог вернуться за ней, а потому её не тронули с места. Там пролежала она несколько месяцев подряд, пока не наступили зимние вьюги, которые сорвали переплёт, разрознили листы, оставив, впрочем, кое-что, давшее возможность узнать много времени спустя, что это за книга, и послужившее вместе с тем к переименованию скалы. Название это до сих пор осталось за ней — «Скала Библии, где жил Куонеб, сын Кос-Коба».
10. Гроза и добывание огня
Когда Рольф в первый раз увидел вигвам, он удивился, что Куонеб не устроил его где-нибудь вблизи озера, но скоро узнал, что надо всегда пользоваться утренним солнцем, послеобеденной тенью и заботиться о защите от северных и западных ветров.
В истине двух первых положений он убеждался каждый день, но прошло две недели прежде, чем он понял значение последнего.
В этот день небо было ясно при восходе солнца, но оно скоро скрылось за тяжёлыми тучами. В воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка, и чем дальше, тем жарче и удушливее становился день. Куонеб ждал грозы, и она налетела с неожиданной силой и северо-западным ветром, который снёс бы вигвам, если бы не защита утёса; до вигвама доносился только лёгкий ветерок. Два сросшиеся дерева, в 50 ярдах от вигвама, так сильно бились друг о друга во время грозы, что от них отскакивали тонкие дымящиеся кусочки коры, которые легко могли бы воспламениться, не будь такого сильного дождя. То и дело раздавались оглушительные и продолжительные раскаты грома, а дождь лил целыми потоками. Они ждали дождя, но не того потока воды, который хлынул вдруг через край утёса, залив все внутри вигвама, за исключением постелей, которые возвышались на четыре дюйма над землёю. Лёжа на них, они ждали терпеливо, а может быть и нетерпеливо, пока прекратится буря, свирепствовавшая в течение двух часов. Мало-помалу, однако, ливень превратился в раздельные капли дождя, рёв бури в тихий шум ветра, раскаты грома замерли где-то вдали, и между разорвавшимися на небе облаками показались голубые просветы… вся природа кругом сделалась спокойной и довольной, но невообразимо мокрой. Огонь внутри вигвама погас и почти всё топливо отсырело. Куонеб достал из углубления в скале кусок сухого кедра и взял трутницу вместе с огнивом и кресалом, но намерения его встретили неожиданное затруднение: трут отсырел и никуда не годился.
