Валерий Гусев - Агенты школьной безопасности
Эта профессия – сбор монет в водостоках. Уронит какой-нибудь богатый мистер монетку, она покатится и провалится в водосток, прикрытый железной решеткой. И там много таких монеток накапливалось. Но как их доставать? Однако мысль человеческая в добывании денег не стоит на месте. Придумал кто-то один, а пользоваться стали многие.
В то время в Америке даже бедные люди ходили с тросточками – вспомните Чарли Чаплина. Вот такая тонкая тросточка с комочком жвачки на ее конце и стала орудием доставания денег. Тросточку просовывали между прутьями решетки, крепко прижимали комочек жвачки к монетке – она прилипала – и вытаскивали ее из водостока.
Тут Бонифаций что-то заметил в моем радостном взгляде. Он, оказывается, уже перешел к библейским сюжетам и ехидно спросил:
– Вот Дмитрий знает ответ на этот вопрос. Скажи нам, чем Давид поразил Голиафа?
– Тросточкой! – ответил я.
Смех в классе…
На переменке я сказал Алешке:
– Тащи швабру.
– Зачем? Артоша велела?
Я коротко объяснил свою идею. И добавил, что концом швабры мы сможем отодвинуть чернильный прибор и освободить от его тяжести записку.
Алешка, не говоря ни слова, помчался к нашей уборщице, тете Мане.
Я ждал его в кладовке.
Алешка ворвался так, будто вроде ведьмы прилетел на этой швабре. И только что с нее соскочил.
– Порядок? – спросил я.
– Еще какой! – похвалился Алешка. – Меня с этой шваброй Артоша засекла.
Только этого нам не хватало!
– Что ты сияешь?
– А я, Дим, у нее теперь любимый ученик. Вроде Валечки Баулина.
Оказывается, Артоша перехватила Алешку со шваброй, когда он пробивался через толпу отдыхающих после урока:
– Ты куда? Ты зачем?
Алешка сказал правду:
– Бумажку одну подобрать.
– Молодец! А вы все – лентяи. Вам бы все баловаться, а вот Оболенский чистоту наводит.
– Она, Дим, – сказал Алешка, – до сих пор меня хвалит. Никак не остановится.
Но швабра нам не помогла – коротковата оказалась.
Алешка призадумался, решил:
– Пошли в спортзал. Что-нибудь тяжеленькое найдем.
Мы захватили швабру и пошли в спортзал.
– Отлично! – обрадовался наш физкультурник, который заставлял нас бегать сто кругов по сто километров. – Метите от шведской стенки до третьего урока.
– Щаз-з! – сказал Алешка, когда он вышел. И спрятал швабру под мат.
Осмотрелся:
– Во! То, что нужно.
У шведской стенки стояла пудовая гиря. Алешка попытался ее поднять.
– Леска не выдержит, – сказал я. – И в дырку гиря не пролезет.
– А что делать? – Алешка немного растерялся.
Но ненадолго.
– Дим, ты пока учись за нас двоих, а я домой сбегаю. Там что-нибудь найду. Утюг какой-нибудь.
На третий урок он опоздал. Но «что-нибудь» нашел. Папину гантелю.
– Теперь получится, – сказал Алешка.
В общем, каждая переменка у нас весело проходила.
Но задачу мы выполнили. После четвертого урока. Забрались в кладовку, заглянули в кабинет. Директора не было, листочек со схемой заманчиво торчал из-под неподъемной скалы письменного прибора.
– Жуй! – приказал мне Алешка, сунув в руку жвачку. – Как следует жуй. Только не проглоти, у меня больше нет.
Я старательно, как верблюд, заработал челюстями.
Алешка тем временем обвязал гантелину за один конец, под головкой.
– Давай скорей! – поторопил он. – Переменка кончается.
Я налепил жвачку на гантелину, Алешка стал опускать «приманку» вниз.
– Сейчас мы этого монстра немного сдвинем, – сказал Алешка. – И все!
И он стал раскачивать висящую над столом гантелю. Все больше и больше. Чтобы она легонько стукнула по башне и сдвинула прибор.
Алешка сопел от волнения, и все сильнее становился размах двухкилограммовой гантели.
Бац!
Неплохо получилось. Немного больше того, на что мы рассчитывали.
Гантеля ахнула башню по ее верхушке. Прибор опрокинулся и грохнулся на пол. Школа содрогнулась.
– Непрочный оказался, – сказал Алешка. – А на вид – прямо чугунный.
Весь пол в кабинете был усеян разбежавшимися карандашами, скрепками, монетами и осколками письменного прибора. Которым очень гордился Семен Михалыч.
Алешка нацелил гантелю и опустил ее на записку. Чмок! Гантеля пошла вверх. На нижнем ее шаре болталась бумажка.
Мы втянули нашу «удочку» в кладовку и замерли: в кабинет вошел директор.
Увидев разбитый прибор, он остановился в изумлении, похлопал глазами, а потом сказал, нам показалось, с облегчением:
– Взорвался, гад. – Исчезновения записки он, конечно, не заметил.
Выбравшись из кладовки, мы пошли вниз, в вестибюль.
– Куда швабру дел? – преградила нам путь тетя Маня.
К нам тут же подошел и физкультурник:
– Подмели? Молодцы.
А проходящая мимо Артоша ничего не сказала, только трепетно погладила Алешку по голове.
Дома мы положили на стол бумажку со схемой и стали ее рассматривать. Чтобы узнать, чей это почерк.
С почерком мы сразу же пролетели. На схеме было только несколько сокращенных слов – по ним никакой почерк не установить.
А вот сама бумажка и схема на ней оказались очень странными.
Листочек был из школьной тетрадки, в двойную косую линеечку. Таких линеечек у нас давно уже нет. Что-то похожее я видел у нашей бабушки, когда она показывала нам свой юношеский дневник. Больше того, листочек был, как бы сказать… ветхий такой. Сложенный в несколько раз, протертый на сгибах. Рисунок на листке и краткие надписи были сделаны какими-то синими чернилами, что ли? Ни на что не похожими.
– Старинная вещь, – с уважением сказал Алешка.
– Интересно – вещь-то старинная, а школа на ней – современная. Наша, родная… Ничего не поймешь.
Голова к голове мы разглядывали рисунок. И пытались понять, что он изображает.
– «Шкы», – сказал Алешка, – это ясно. Это школа. «Вхы» – это вход в нее.
– «Уч», – подхватил я, – это учительская. – «Кд» – кабинет директора. А вот что такое «КЛ»?
Алешка махнул рукой:
– Элементарно, Ватсон. Это калидор.
Тут я спорить с Алешкой не стал – калидор так калидор. Может, такой же грамотей писал. Алешка это слово еще в первом классе подхватил от нашей уборщицы тети Мани и никак с ним не расстанется. Только, по-моему, «Кл» это не калидор, а класс. А может, клад?
Во всяком случае, нам стало ясно, почему Любаша так разволновалась, разглядев эту схему.
– Постой. – Алешка вдруг призадумался. – Кабинет директора у нас слева от учительской, а здесь справа.
– И сейф не там нарисован, – заметил я. – Видишь, «Ня» вдоль стены, а у директора он в углу стоит.
«Ня» – это директорский сейф. Об этом мы сразу догадались. Для сейфа эта железная коробка была маловата, и Семен Михалыч называл ее несгораемым ящиком – «Ня», короче.
Вдруг Алешка шлепнул ладонью по листку и громко сказал:
– Дим! Это вовсе не наша школа нарисована. Это совсем другое место. Там клад зарыт!
Я ничего ему не ответил. Я просто пошел на кухню и поставил чайник. Мне все эти глупости надоели. И деньги чужие мне не жалко. Баулин их не у станка заработал. И не на стройке. Пусть он сам эти деньги ищет.
Все это я сердито высказал Алешке, когда вернулся в комнату.
Он страшно удивился:
– Дим! Ты что? Ты думаешь, мне эти деньги жалко? Мне Светика жалко. Я этого жулика хочу найти, чтобы Светику помочь. А если мы с тобой еще и клад найдем, то мы его Светику отдадим. И он за квартиру заплатит.
– Какой еще клад? – Мне даже захотелось ему подзатыльник дать.
– Да вот же он! – Алешка показал на схему. – Русским языком написано.
– Что написано?!! – заорал я.
Алешка исподлобья взглянул на меня и тихо произнес:
– Дим, я же не виноват, что ты такой… – Он помолчал, выбирая выражение. – Такой недоверчивый.
Ясно, что он совсем не то хотел сказать. Что-то более обидное.
– Видишь, Дим, что написано: «Ч-д. уе». «Ч-д» – это чемодан сокращенно. «Уе» – каждый пацан знает: баксы или евры. Понял? Целый чемодан баксов или евров.
Я призадумался. Что-то в этом есть. Только вот слово «уе» мне не очень понравилось. Оно получилось почти на сгибе листка. Это место немного протерлось, и было такое впечатление, что после «уе» шли еще какие-то буквы.
Ну, ладно, пусть будет по-Лешкиному – чемодан условных единиц. Но тут еще полно загадок.
– А что такое «Мск. обл.»? – сказал я в раздумье.
– Минская область, – не задумываясь ответил Алешка.
– Почему – Минская? – удивился я.
– Потому что там наша бабушка живет! – Ни фига себе довод! – И она в обратном адресе всегда так и пишет: «Мск. обл.». И там стоит вот этот дом, – он показал на схему, – где спрятан чемодан с «уе».
Как просто! Поедем в Белоруссию, в Минскую область и обойдем там все дома. Я не думаю, что их там очень много. Сколько-нибудь миллионов всего.
Ладно, с этим ясно.
– А что такое тогда «Цк» с крестиком? – спросил я Алешку.
– Откуда я знаю? Я отгадал «Ч-д.» и «Уе»! А ты отгадывай «Цк».
