Елена Арсеньева - Большая книга ужасов 63 (сборник)
С невероятным облегчением Никита поднял затекшую, оледенелую, словно бы измятую, нет, даже изжеванную руку, – и едва успел поймать падающий из-под мышки коробок.
Ну уж нет! Неизвестно, что его ждет! Надо беречь спички. Вот только бы сеном еще разжиться…
Никита сунул коробок в карман и замер, с опаской поглядывая на догорающий жгут.
Что же теперь делать? Спасительное сено догорит, и эта гадость опять вылезет?!
– Поворачивайся и иди к берегу! – раздался тот же голос за спиной, и Никита резко повернулся, почти уверенный, что увидит сейчас кричащую человеческим голосом ворону.
Но никакой вороны там не оказалось. Зато совсем недалеко, на ржавом краешке твердой почвы, стояла какая-то девчонка и хмуро смотрела на Никиту.
* * *– Тебе же сказали – сиди и жди! Чего в болото полез?! Ты охотник? Нет. Ты мэрген? Нет. Зачем тогда к сунгун-нгэвен пошел? Дулу-дулу ты, больше никто! А, да что с тобой говорить!
Она ворчала беспрестанно. С трудом переводила дыхание, запыхавшись от быстрой ходьбы, поддерживала спотыкающегося на каждом шагу Никиту – и снова ворчала и ворчала.
Он не спорил, молчал. Молчание, как известно, знак согласия. Никита и впрямь был согласен с этими упреками. Он и сам не знал, зачем полез в болото. И вполне заслуживал быть названным дулу-дулу – тупицей. Правда, он не понял, что такое сунгун-нгэвен, но спрашивать было неохота. Еще нарвешься на очередное «дулу-дулу» или на что-нибудь похуже!
Короче, Никита помалкивал и только все косился на свою ворчливую спасительницу.
– Чего так смотришь? – буркнула она однажды. – У меня уже щека горит!
Никита виновато отвел глаза.
Конечно, он смотрел так! Потому что пытался разглядеть в ее волосах или на одежде черные перышки.
Вороньи перышки…
А что? Летала над ним ворона-спасительница? Летала. Потом ворона куда-то исчезла? Исчезла.
Она исчезла, а на берегу вдруг нарисовалась смуглая черноглазая девчонка с короткими коричневыми кудряшками, одетая в коричневый нанайский амири – халат с желтым орнаментом по подолу, обутая в мягкие торбаса.
Нет, на превратившуюся ворону она была не слишком похожа. И все же эта девчонка практически спасла Никиту…
Во-первых, она следила за каждым его шагом, пока он выбирался из болота, подсказывая, куда ступить. Потом мигом нашла едва заметную тропу и, крепко держа Никиту за руку, бросилась бежать и мигом вывела его к той самой избушке на берегу сверкающей речки, откуда он ушел так недавно – и так давно.
Солнце уже садилось, сумерки сгущались, когда они подошли к крыльцу.
– Разувайся, – скомандовала девчонка. – Сушить твои чуни[20] надо! Портянки сушить надо! Синие штаны – не знаю, как зовут, – сушить надо! Насквозь промок!
И скрылась в избушке.
Ну что ж, она опять была права…
Никита покорно плюхнулся на крыльцо и принялся стягивать мокрые кроссовки, названные чунями, носки (портянки), ну а насчет джинсов (синих штанов) решил не спешить, хоть они и промокли до колен. Что ж он, в одних трусах останется?!
Через несколько минут, когда он сидел босой и выжимал противные ледяные носки, девчонка снова возникла на крыльце и положила перед Никитой какой-то сверток. Это оказались сухие и чистые штаны из ветхой ткани неопределенного цвета и валенки с кожаными заплатками на пятках. А также две выбеленные временем тряпицы.
– Где взяла? – удивился Никита.
– В избушке, – буркнула она.
– Не было там ничего! – возразил Никита. – Я все обшарил, когда еду искал. Ничего не нашел.
– Значит, плохо искал! – пожала плечами девчонка. – Этими портянками ноги обмотай, валенки надень, штаны промокшие давай – сушить надо!
И снова исчезла в домишке.
Никита усмехнулся. Портянки он раньше только в кино видел. Наверное, и эти портянки, и штаны, и валенки остались от прежних хозяев дома. Про которых рассказывал домовой.
Наконец Никита послушался и переоделся, а потом кое-как обулся. Все оказалось очень велико, на штанах не было никаких застежек, и пришлось подхватить их какой-то веревкой, которая, на счастье, нашлась в кармане.
А что оставалось делать, как не слушаться? Во-первых, эта зануда-спасительница, сразу чувствуется, так просто не отвяжется, а во-вторых, в мокрых штанах ноги застыли до ломоты.
– Переоделся? – высунулась зануда. – Иди есть, пока все горячее!
Никита, который как раз собрал со ступенек все свои вещи, снова их выронил – от изумления.
Как это – есть? Что? Где она еду нашла?!
Но тут же из приотворенной двери потянуло таким живым, крепким, сладостным духом вареной картошки, что Никита ринулся вперед – и споткнулся на пороге.
Вот чудеса! Неужели это та самая пустая, пыльная, холодная избенка, где он проснулся утром, где понапрасну искал хоть корочку хлеба?
Сейчас здесь было необычайно тепло. Печка топилась; на ней булькал, выкипая, горшок с водой. На столе в большой жестяной миске дымилась гора картошки. На обрывке бересты была насыпана горка крупной соли, лежала вязанка вяленой черемши. Тут же стояли жестяные кружки, полные горячей воды, в которых размокала сушеная черемуха.
На столе горела большая толстая свеча, и с ней, да еще в отблесках огня, игравшего в печи, было почти светло.
Это просто какая-то фантастика, честное слово! Никита и незнакомая девчонка вернулись в избешку минут пять, ну десять назад, и успеть растопить печь и приготовить еду было просто немыслимо… Особенно если учесть, что никакой картошки тут раньше не было!
А может, еду кто-то принес? И печку натопил? И картошку сварил в ожидании возвращения Никиты?
Кто? Уж не домовой ли?..
Однако думать об этом Никита сейчас не мог. В голове мутилось от голода и усталости, и всеми его помыслами и поступками управлял только пустой желудок.
Короче, через полсекунды Никита уже сидел за столом и ел все подряд, диву даваясь, что самая обыкновенная картошка в мундире может быть такой умопомрачительно вкусной.
Девчонка проворно развесила его джинсы и носки на каких-то рогульках поближе к печке, поставила рядом кроссовки – и тоже села за стол. Аккуратно откусывала от горячей картофелины маленькие кусочки и настороженно поблескивала своими узкими и длинными черными глазами.
– Тебя как зовут? – наконец спросил наевшийся Никита. – Как ты меня нашла? Кто все здесь наготовил? Кто еду принес?
– Сиулиэ, – сказала она. – Меня зовут Сиулиэ.
Никита кивнул и уставился на нее выжидательно. Однако Сиулиэ помалкивала и отвечать на прочие вопросы явно не собиралась.
Хорошо. Никита решил зайти с другой стороны.
– А что такое сунгун-нгэвен?
– Кочка – плохой черт, – буркнула Сиулиэ. – В болоте живет. Зачем к нему полез?!
– Откуда я знал, что там кто-то живет, тем более плохой черт? – пожал плечами Никита.
– Везде кто-нибудь да живет, – наставительно сказала Сиулиэ. – В горах – калгама с длинными ногами и острой головой, в болоте – сунгун-нгэвен, из реки киата – утопленник – может выйти, из-под земли харги норовит свой коготь высунуть… У каждого места свой амбан – злой дух.
– Утопленника я уже видел, – передернулся Никита. – Это было незабываемо… Слушай, а куда ворона делась?
– Какая ворона?
– Ну такая, черная! – Никита для наглядности даже руками помахал и прохрипел: – Карр! Карр!
– А, ты про гаки говоришь! – усмехнулась Сиулиэ. – Это ворон был, а не ворона! Гаки небось в лес улетел. Что ему на болоте делать!
– Откуда ворон знал, что горящее сено поможет против болотного черта? – спросил Никита.
– Сено? – Сиулиэ уставилась на него с таким видом, словно он произнес неприличное слово. – Сам ты сено! Это богдо был! Богдо, понимаешь?!
Никита покачал головой.
Сиулиэ смотрела презрительно:
– Да, это правда: ничего ты не знаешь, ничего не понимаешь, ничего не видишь! Мимо сокровища пройдешь – не оглянешься! Руки у тебя гоё-гоё – вкривь да вкось! Боги-предки куда смотрели, когда тебе…
Она вдруг умолкла, словно испугалась сказать лишнее.
– Слушай, ты не можешь объяснить, что происходит?! – разозлился Никита. – Конечно, ты меня спасла и все такое, но это совершенно не дает тебе права…
Сиулиэ вскочила. Глаза ее насмешливо блеснули:
– А что тебе объяснять, сын моей гугу? Ты все равно ничего не поймешь! Жить хочешь – сиди на месте и жди, когда усатый-бородатый чужак придет!
И кинулась к выходу.
Хлопнула дверь.
Никита тупо смотрел ей вслед.
Ему казалось, что кто-то очень крепко навернул его по голове.
Еще бы!
Во-первых, Сиулиэ назвала приметы чужака, которого Никита должен ждать. Он будет усатый и бородатый.
Откуда она это знает?!
Во-вторых, она тоже велела Никите сидеть в избушке, как велел медведь-шаман. Она что, его слушается?!
Очень странно! А ведь такая хорошая девчонка, хоть и ворчунья… И жизнь Никите спасла.
Но самое главное…
От волнения Никита больше не мог сидеть. Вскочил и начал ходить туда-сюда по избушке, волоча по полу неуклюжие разношенные старые валенки.
