Евгений Титаренко - Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей
Но Петька-то ночевал в сараюшке. И часа ночи ему хватило, чтобы, нагрузив на себя два мешка, две телогрейки, фонарь и прочую амуницию, вдоль Стерли оттащить все к самому водопаду.
Сердце немножко поколачивало от шорохов в тайге. Но все же Петька тщательно подвязал мешки на сосне, высоко от земли, тщательно припрятал остальной инвентарь. Бегом возвратился домой и до семи утра спал в сараюшке мертвецки, без единого сновидения.
Разбудил его грохот сигнальной банки над ухом.
Никита притащил ему огромный кусок пирога с картошкой — подкрепиться. Петька съел его, не одеваясь, до крошки. Но потом они зашли еще к Петьке и по возможности не спеша уничтожили все, что предложила им Петькина мать.
Лишь когда обоим стало невмоготу от пресыщения, Петька сказал:
— Пойду, ма, пескарей наловлю утятам… — И взял мешковину.
— Чего ж, налови… — отозвалась Петькина мать, чуточку удивленная обходительностью сына. Ловить пескарей — предупреждает. Но только через сутки она вспомнит, что это как раз и было подозрительно.
Конец эпохи ожидания
Небрежно вскинув за спину старую мешковину, прошли через всю деревню.
Оглянувшись по сторонам, убедились, что за ними никто не наблюдает, опустили в голубой почтовый ящик на доме дядьки косого Андрея три письма.
Расчет был простым. Если сегодня никому в Белой Глине и в Рагозинке писем не будет, дед Матвеич заглянет в голубой ящик только завтра, если письма будут — Матвеич опустошит ящик после обеда, на обратном пути из Рагозинки.
В любом случае беглецы будут уже далеко.
Первое письмо было адресовано в Курдюковку учительнице Валентине Сергеевне.
«Уважаемая Валентина Сергеевна!
Извините, пожалуйста! (Владькино выражение). Нам надо срочно отправиться в поход дня на четыре. Предупреждаем Вас, как обещали. Извините, пожалуйста. (Владькино выражение.) Взять Вас с собой мы не можем. Дорога очень трудная. Мы уже ходили — знаем. Мы закалялись, а Вы нет. Холод, комары. У нас же брюки, а Вас закусают. Извините, пожалуйста! (Владькино выражение.) За нас не беспокойтесь.
С пионерским приветом
Никита Савостин и Петр Ложков».Второе письмо было адресовано в Белую Глину Анастасии Ложковой.
«Мама!
Ты не беспокойся. Я на четыре дня. И вернусь. Это срочно. Не беспокойся. Потом все расскажу. Иду в поход.
Петька».Петьке очень хотелось пообещать матери, что он купит ей когда-нибудь большую пуховую шаль, на которую она всегда заглядывалась у председательши. Купит и еще что-нибудь получше… Но хвастаться было не в Петькиных привычках.
Третье письмо назначалось бабке Алене.
Бабка читать не умела, но для порядка решили известить ее наравне со всеми.
«Бабушка!
Я с Петькой иду в четырехдневный поход. Не беспокойся. Скоро вернусь. Хлеба, картошки, яиц и огурцов мы взяли.
До свидания.
Никита».Проходя мимо сопляковской усадьбы, остановились посреди поляны, пожестикулировали, как бы совещаясь, взять утят сейчас же или на обратном пути от реки.
Сошлись на том, что лучше — от реки.
С удовлетворением заметили конец подзорной трубы, торчащий сквозь щель Владькиного сеновала.
Эпоха скучных ожиданий кончилась.
Перед ними открылась широкая дорога к сокровищам.
Второе странствие адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба
Дорога
Котомки и ватники висели под сосной нетронутыми. Быстренько оделись и стали взбираться на Рагозинскую гору прямиком, через лес, чтобы оставить деревню слева от себя. И пока не вышли на проселок, ломились через буерак, через заросли шиповника, через кучи перепрелого, десятилетней давности валежника.
Начальник штаба подсчитал, что если они одолевали пересеченную пятикилометровку за каких-то сорок — пятьдесят минут, то пятьдесят или пятьдесят пять километров они должны одолеть за десять-одиннадцать часов с небольшими передышками между этапами.
Но идти в телогрейках, с котомками за плечами, с фонарем, дротиком в руках, со стрелами за поясом и в тяжелых ботинках оказалось много сложнее, чем босиком, в одних трусах форсировать старицы, овраги, болота.
У проселка оба, изрядно пропотевшие, остановились. Где-то внизу надрывно гудела машина. Попадаться кому-нибудь на глаза не входило в планы путешественников. К дороге вплотную примыкали сосны. Пушистые шапки их смыкались над головой, и поросший высоким пыреем проселок лежал в рябоватой тени. Только колеи на дороге никогда не зарастали травой. Их много по тайге, таких вот проселков. И не угадаешь, кто первым проложил их, когда. Можно идти, идти неглубокой колеей и никуда не прийти, и никого не встретить. По иному проселку за год лошадь не пройдет, человек не ступит, машина не пропылит…
Однако гудение мотора приближалось. Из-за поворота выглянула нагруженная сеном трехтонка со снятыми бортами. Путешественники притаились за деревьями. Но когда трехтонка, тяжело одолевая метры подъема, прошла мимо, не сговариваясь, выскочили на дорогу, догнали машину и прицепили свои котомки на жердь, что шла поверх стога, и, длинная, торчала сзади метра на полтора. Идти без котомок стало легче. А шоферу из-за стога никогда не увидеть, что там у него подвешено, хоть еще одну машину прицепи.
До войны, говорят, и в курдюковском колхозе была своя машина. Теперь давно уже нет.
Сначала шли сзади и только поглядывали на заманчиво покачивающийся конец веревки, которой была притянута к стогу жердь. Потом не выдержал Петька и, ухватившись за веревку, в два приема влез наверх. Никита последовал за ним.
Немножко грызла совесть, что вот — пошли в путешествие, а сами цепляются за машину.
— В гору заберемся… — оправдался Петька.
Никита кивнул. Никита прополз дальше. Над самой кабиной лег на живот и стал глядеть вперед. Петька решил, что Никита нашел себе какую-то движущуюся точку и отрешился от окружающего мира, а при этом начальник штаба всегда терял бдительность. Адмирал-генералиссимус взял обязанности наблюдателя на себя.
Машина одолела подъем, дорога шла теперь то по ровному, то даже под гору, и Петька принимал решение сойти на землю, но замечал впереди новый взгорок и намечал: «Вот одолеем…»
Ехали, пока машина вдруг не свернула резко влево, потом опять направо, и Никита заметил далеко впереди, в лощине, деревенские крыши. Сразу шарахнулся назад от кабины.
— Засули!
Подхватив котомки, кубарем скатились на землю и тут же скрылись в тайге.
Совесть мучала их недолго, так как они шли, шли прямиком через лес, и Лысуха казалась все время очень близкой, но оставалась по-прежнему впереди.
Солнце перевалило далеко за полдень. Привязали ватники сзади к мешкам. Пот разъедал лицо, и, останавливаясь время от времени, чтобы утереть его кепками, и тяжело дыша, молча, с трудом раздвигая пересохшие губы, они ободряли друг друга неловкими улыбками: мол, ничего, вот дойдем и уж тогда сядем, напьемся…
Единственная бутылка воды в котомке Никиты могла в дальнейшем оказаться нужнее. И после долгих колебаний они сделали лишь по одному глотку. Вернее, набрали по полному рту воды и, взглядывая друг на друга сквозь застилающий глаза соленый пот, долго шли, держа эту воду во рту. Когда же Петька решился глотнуть ее, оказалось, что в раздутых щеках был один воздух: вода, за исключением махонькой капельки, давно уже просочилась в горло.
Так героически продвигались они вплоть до Лысухи. Так героически сдержались и не упали на подкашивающихся ногах у подножья Лысухи…
Они упали прямо перед собой, плашмя, с котомками за плечами, — упали и долго, ничего не соображая, лежали без мысли, без движений только у подножья Черной, или Змеиной, горы возле тоненького, благодатно журчащего ручейка.
Где-то выше бил родник. Но добираться до него сил уже не было.
Сначала лежали без движения, потом, уткнувшись в ручеек, пили студеную, прозрачную, как воздух, текучую воду, потом, освободившись от котомок, лежали, раскинув руки, на спинах, глядели в небо и в гору.
Они сделали четверть круга в обход Змеиной, прежде чем упасть.
В скалах, высоко над ними, двумя черными пятнами пустоты зияли выходы из пещер.
Странности человеческого существа
Тайга плотным кольцом обложила склоны Черной горы и кое-где даже длинными, точно пальцы, языками взбежала вверх по Черной, словно бы хотела поглотить ее, утопить в своей зелени — и не могла.
Ручеек, возле которого свалились путешественники, пробегал через поляну, и, немного отдышавшись, друзья решили, что лучшего места для ночлега им не найти.
