Лола и аварийный вход - Изабель Абеди
— М-м-м, — принюхалась Фло.
— Фу! — зажала я нос. — Опять эта гадость…
И как папай допускает, чтобы такие отвратительные блюда включались в меню нашего ресторана?
— Где это вы так задержались? — поинтересовался папай. Он стоял за стойкой и ополаскивал стаканы.
— Подъемник в метро не работал, — переводя дух, ответила Пенелопа. — Никто нам не помог, а коляска у Фло такая неповоротливая и тяжелая.
Папай нахмурился. Я догадывалась, о чем он сейчас думает. В Бразилии ничего подобного никогда бы не случилось.
Папай всегда так говорит маме, когда кто-то ведет себя грубо или толкнет тебя на улице и не извинится. Мама не знает, что на это ответить, потому что она еще никогда не бывала на родине папая. Как и я, впрочем. Пенелопа уже несколько раз ездила в Бразилию.
Едва мы уселись за столик, она поставила диск, который записала вместе с бразильским музыкантом Эдуардо Маседо.
— Классный звук! — похвалила я.
— Голодный! — заметил дедушка, косясь на бурчащий живот Фло. — Будто дикий лев рычит.
Фло кивнула и заказала себе тарелку рыбного супа. Я выбрала рис с фасолью, и когда дедушка ушел на кухню к поварам — Карлику и Горе, набралась духу, чтобы рассказать наконец Фло про Белоснежку. Но подруга как раз вытащила из сумочки Пенелопы открытку. На ней была какая-то кособокая башня. Фло перевернула открытку и хихикнула.
— Опять Джефф, — сказала она. — Тестирует рестораны в Италии. Пишет, что вино там как раз той температуры, что нужно, но нигде нет такой певицы, которая может заставить его плакать.
Тут я тоже захихикала, и сразу же вспомнила про Алекса. Джефф — отец Алекса. Он живет в Гамбурге, работает ресторанным критиком и влюблен в Пенелопу с тех пор, как услышал ее пение на сцене в нашем ресторане.
— У нас уже есть открытки из Испании, Португалии и Чехии, — сказала Фло. — Джефф пишет Пенелопе через день.
— Ага, — кивнула я.
Обычно я тоже получаю почту через день. В основном, из Парижа. Когда Алекс не звонит, он пишет. Но вот уже несколько дней от него ни звонков, ни писем. Может, он путешествует вместе с отцом? Тогда почему бы ему не прислать открытку?
— Приятного аппетита! — Папай поставил перед нами тарелки. — Треска для Фло и фасоль для Кокады.
Фло набросилась на свою вонючую треску, а я стала ковырять фасоль. Я понятия не имела, о чем поговорить с лучшей подругой в первую очередь. Об Алексе, от которого нет новостей, или о Белоснежке, которая не показывается на глаза. Тут Фло сама приняла решение.
— Рассказывай! — велела она, набив рот треской. — Как там твоя Белоснежка?
Ничего не оставалось, как со всеми подробностями рассказать, что произошло на прошлой неделе.
— Хм, — Фло поковыряла в зубах рыбьей косточкой. — Хм-хм-хм. Знаешь, на твоем месте я бы…
Больше она ничего не успела сказать — на этот раз нас прервала Пенелопа.
— Фло, нам уже пора! — сказала она. — Мы записаны на прием к врачу, который должен осмотреть твои швы.
Я повесила нос, но Фло энергично пожала мою руку на прощанье.
— Завтра я ночую у тебя, хорошо? А что касается Белоснежки… На твоем месте, я бы поговорила с Клариссой.
Я так и вытаращилась на нее. Как же я сама до этого не додумалась!
4. Кларисса дает совет и звонит телефон
— Привет, Лола! — улыбнулась мне Кларисса, когда я вошла в ее салон. Она как раз накручивала на бигуди волосы клиентки. Можете смеяться, но это была та самая женщина, которая расспрашивала о болезни Фло у светофора. Но сейчас, похоже, ее интересовали совсем другие вещи.
— Никакого уважения к женщинам! — услышала я ее возмущенный голос. — Что значит — я придираюсь? Если музыка включена слишком громко, не всем это нравится…
Я отвернулась и посмотрела на корзинку Лизы. Она все еще стояла в углу парикмахерской, но была пуста.
— Сегодня как раз отдала последнюю сестричку Белоснежки, — снова улыбнулась Кларисса. — Теперь Лиза опять бездетная.
Да уж, подумала я. Если б я решила поменять котенка, было бы поздно.
— Лиза не скучает? — поинтересовалась я.
— Спроси у нее, — Кларисса махнула в сторону кресла в дальнем углу салона. Там лежала Лиза и вылизывала свою шерстку. Я опустилась перед ней на колени. Лиза обнюхала мой нос, а когда я погладила ее по пушистому животику, замурлыкала. Не похоже, чтобы мама Белоснежки скучала. Соски у нее снова стали маленькими. Когда я пощекотала Лизины лапки, она замурлыкала еще громче.
— Ну почему твоя дочка не такая? — спросила я шепотом и уткнулась носом в Лизину шкурку. Она так чудесно пахла! Немножко кошкой и немножко духами Клариссы. А какая она мягкая! Наверно, и у Белоснежки такая же, но разве она разрешит мне так обращаться с собой?
— Как дела у Белоснежки? — поинтересовалась Кларисса.
Я вздохнула. Именно поэтому я и пришла.
— Она не дает себя погладить, — тихонько сказала я. — До нее нельзя даже дотронуться. У меня такое чувство, что она меня просто не любит.
— Не думаю, — успокоила меня Кларисса. — Ей просто нужно побольше времени, чтобы привыкнуть. Ты пыталась приманить ее чем-нибудь вкусненьким?
Я покачала головой, а Кларисса усадила клиентку под специальный фен.
— Сестрички Белоснежки у меня это прямо из рук выхватывали, — добавила она. — Кажется, еще где-то осталось.
Кларисса скрылась за занавеской, и через пять минут я уже входила домой с большой красной упаковкой в руках. На ней было написано «Корм для котят», но похожа она была на хлопья, которые я когда-то очень любила. У мамы болела голова, и она лежала на диване, а Белоснежка сидела на подоконнике в кухне. Окно было приоткрыто, и моя кошечка то и дело шлепала лапкой по стеклу. За окном распевали птицы.
— Кис-кис-кис! — позвала я и затрясла коробкой. Внутри затарахтели кошачьи сухарики, и я подумала, что они могут оказаться ничего себе на вкус. Наверно, Белоснежка подумала то же самое, потому что сразу же повернулась ко мне.
— Очень вкусно! — я запустила руку в коробку и нащупала что-то сухое и продолговатое. А когда вытащила ее наружу, в нос мне ударил резкий отвратительный запах. Рыба! Нет, не рыба, но, по крайней мере, этот сухарик очень на нее похож. Размером он был не больше кильки, а вонял, как дохлый кит.
— Фу-у! — взвизгнула я и выронила сухарик. Белоснежка вздрогнула и напряглась. Я тут же застыла, как статуя. Пожалуйста, думала я про себя, пожалуйста, не убегай!
