Нина Данилевская - Тропою разведчиков
Но были и потери. Молодой партизан Вареничев выскочил из-за прикрытия и тотчас упал, прошитый автоматной очередью.
Командир вспомнил бойцов, молча стоявших над телом товарища. «Тяжелую школу предстоит им пройти, пока научатся воевать», — уже не впервые подумал он.
Скрипнула дверь. Командир обернулся. На пороге стоял худощавый человек в кожанке.
— Товарищ Панин, командир отряда? — полувопросительно сказал он козырнув.
Командир шагнул навстречу.
— Разрешите представиться — Василий Иванович Кременецкий. Назначен в ваш отряд комиссаром.
Они пожали друг другу руки.
— До войны — партийный работник? — спросил Панин.
— До войны — агроном-виноградарь, — мягко улыбнулся комиссар.
— Какие новости привезли, комиссар?
— Новость пока одна, но важная, Юрий Владимирович. По решению партизанского командования, перед отрядами поставлена специальная цель: оттянуть от Севастополя и сковать здесь, в горах, как можно больше сил противника. Вся деятельность и нашего отряда должна быть подчинена этой цели.
Командир задумался.
— Понятно. Этого следовало ожидать. Тогда нам придется, пожалуй, перебазироваться ближе к Бахчисараю и шоссе. Смотрите…
Командир подошел к карте, но ему не пришлось закончить свою мысль. В кошару торопливо вошел молодой партизан.
— Гитлеровцы близко, товарищ командир! — взволнованно доложил он. — Прибыл связной из села, колхозник, бригадир. В село пришли фашисты.
Комиссар оглядел вошедшего. Совсем молодой паренек, курносый, чубатый… Почему-то подумалось — лихой, наверное, гармонист был на селе.
А паренек частил:
— Они, товарищ командир, сходку в селе созвали. Старосту велели выбрать. А колхозники…
— Спокойно, друг, — прервал командир. — Пришли сюда связного.
— Есть прислать связного! — Паренек вытянулся и, торопливо повернувшись, ушел.
Из краткого рассказа колхозника (связной был несловоохотлив) выяснилось, что гитлеровцы вошли в село на рассвете и сразу отобрали у крестьян небогатые запасы продуктов. А после сходки, на которой обещали колхозникам «новый порядок», принялись пировать.
— До се гуляют, — скупо ронял слова связной. — Начальство ихнее, толстый офицер, — именинник, что ли, — плясать велел. Ругаются фрицы, что не веселимся, — горько усмехнулся колхозник в прокуренные усы.
Командир, помолчав минуту, спросил связного:
— Много в селе солдат?
— Мабуть, до роты. Больше не будет.
— Ну так вот что: идите, веселитесь! И плясать можете. Только — ни маковой росинки! Понятно? А к вечеру гостей ждите. Из соседней деревни. Приглашайте их до своего хоровода. Может, те гости еще хозяевами обернутся.
Хмурое лицо колхозника просветлело.
— Понятно. Ждать будемо.
Когда связной ушел, Панин сказал комиссару:
— Что ж, погуляем на именинах у господина офицера.
Вечером гулянье в селе было в самом разгаре. Все росла толпа на площади возле дома правления колхоза, где расположилась комендатура. Подходили девчата в широких, старинного покроя юбках, повязанные до бровей платками, плечистые деды. Деды подплясывали в такт гармошке, пошатываясь бродили по селу, любопытно заглядывали в окна хат, где пировали гитлеровцы. Одного из них (огромного, косая сажень в плечах) провожали удивленные взгляды подвыпивших солдат.
— Держись в тени, Рындин, — шепнула, пробегая, чернобровая дивчина. — Не привлекай внимания.
На крыльцо комендатуры вышел толстый офицер. Его почтительно поддерживал адъютант.
К офицеру подбежал переводчик, но тот остановил его:
— Данке! Я беседоваль сам.
Неверными шагами офицер подался вперед и хрипло крикнул, обращаясь к толпе крестьян:
— Руссише пейзан! Когда с вами нет коммунисти…
— Врешь, гад! — послышался спокойный голос. — Они есть!
Раздался выстрел — и толстяк без звука повалился на руки обомлевшего переводчика.
Всхлипнув, умолкла гармошка. Затрещали хлопки выстрелов. Зататакал пулемет. С паническим криком: «Партизанен!» — кинулись бежать гитлеровцы. За ними мчались девчата, высоко подобрав юбки над смазными сапогами. Деды, вмешавшись в схватку, наотмашь били прикладами фашистов. Тот, кого назвали Рындиным, с неимоверной силой высадил двери комендатуры и ворвался внутрь. Побелевший от страха адъютант поднял руки.
Через час все было кончено. Крупные южные звезды мигали над притихшим селом. Переговариваясь вполголоса, партизаны уходили в лес. На повороте дороги комиссара остановил связной. Неподалеку виднелась группа людей.
— До вас, товарищ комиссар, — сказал связной. — До вашего отряда хотим. Хлопцы у нас надежные.
— А семьи как же?
— Семьи у многих на Большую землю подались. Скот мы в горы угнали. А на селе с фашистами жить не согласны. Пускай они пустые хаты рушат.
— И много вас?
— Десятка полтора наберется. Примайте, товарищ комиссар!
Люди подошли ближе. Комиссар помолчал.
— Ладно, идем! — коротко бросил он.
И густой лес поглотил партизан.
Уже давно отряд находился глубоко в лесу.
Проходили дни, недели, месяцы. Становилось все холоднее. Задувал пронзительный ледяной ветер.
Устраиваясь на ночлег, партизаны рубили ветки деревьев, устилали ими протоптанную тропу и укладывались спать, тесно прижавшись друг к другу. Каждые полчаса дневальные будили спящих, подавая команду: «Перевернуться!» Долго спать на одном боку нельзя — можно замерзнуть.
Партизанский кашевар хмурился, когда получал от начальника снабжения очередную порцию муки или крупы. Уж очень негустым становилось варево.
Комиссар сидел в землянке возле печки и вносил очередную запись в дневник отряда:
«6 декабря 1941 года возле заставы „Сова“ группой под командованием Рындина уничтожены две автомашины. Потери противника — двенадцать человек».
Ординарец Шитов, войдя с охапкой сушняка, подбросил его в печку. Пламя, затрещав, осветило неровным отблеском страницу дневника. Комиссар продолжал:
«В бою взяты трофеи: 3 пулемета, 20 автоматов, боеприпасы. У нас потерь нет».
Лаз в землянку заслонила квадратная фигура начальника разведки Виноградова.
— Ох метет! Ну и метет! — послышался хриплый голос. — Рано стала зима в этом году.
Вошедший потопал валенками, стряхивая снег. Комиссар поднял голову:
— Как у вас, Борис Захарович?
Виноградов сел на нары, ближе к огню. Что-то глубоко домашнее было в этом пожилом человеке, ранее ветеринарном враче.
— Наши вернулись из города. Покупки могли бы быть удачнее, — сказал он. — Но и того, что принесли, хватит…
Кременецкий насторожился. «Покупками» разведчики отряда называли сведения, полученные в тылу, у подпольщиков.
— Придется снова менять место, — проговорил Виноградов. — Выследили нас! Сейчас придет командир — решим.
«Опять перебазироваться», — устало подумал комиссар.
До сих пор, несмотря на частые прочесы леса, партизанам удавалось успешно маневрировать. Гитлеровцы никак не могли застать их врасплох. Но теперь вражеское кольцо смыкалось. По данным разведки, к фашистам прибывали всё новые пополнения. Очевидно, шла подготовка к повторному штурму Севастополя.
В лаз, слегка пригнувшись, протиснулся Панин.
— Новости уже слышали?.. — спросил он комиссара. — Шитов, огонька посильней и чаю!
Командир сбросил шинель. Лицо его было хмуро.
— Не придумаю пока, куда податься? Разведчики доносят — всюду заслоны, всюду дым вражеских костров. Похоже — окружают.
Он глотнул настоенный на пахучей лесной травке кипяток и выпрямился:
— Твое мнение, комиссар?
Кременецкий помолчал.
— Пожалуй, поднимемся к Розовому озеру, на Абдугу, — будничным тоном сказал он.
Виноградов повернулся к нему так резко, что затрещали нары.
— Ты в уме, Василий Иванович? Ведь оттуда только что гитлеровцы спустились. Да и не одолеть подъема — слишком здесь круто.
В наступившей тишине стало слышно похрустывание снега под ногами дозорного возле землянки.
Командир, откинувшись на нарах, вдруг захохотал:
— Чудесная мысль! Умница ты, комиссар. Ну конечно, придет ли гитлеровцам в голову искать нас в своем же лагере? По ихней ученой стратегии так поступать не полагается. Решено — действуем!.. — И, поднявшись, уже совсем другим тоном сказал — Выступаем на рассвете. Всех командиров групп надо предупредить заранее.
Рано утром отряд отправился в путь. Сначала шли хорошо укатанной гитлеровцами дорогой. Потом свернули в сторону горы Абдуга. Узкая тропа привела к подъему. Ступали след в след, старались ничем не нарушать рассветную тишину — гитлеровцы могли оказаться недалеко. Схваченные морозом ветки осторожно отводили руками, чтобы ни одна не хрустнула.
Легко дышалось в горах. От снега веяло удивительно вкусным арбузным запахом. «Точно перед весной», — думалось комиссару.
