Олег Верещагин - Ох уж, эти детки!
— А как твои с пилами на детей хотели броситься, — послышалось из толпы, — куда сообщать будем?
Толстячок поперхнулся и не возникал больше. Макс, переставший снимать, помог подняться Саше, спросил встревоженно:
— Сильно ушиблась? Саш, сильно?
— Ерунда, — Саша смахнула с глаз злые слезы, обожгла взглядом рабочих и пошла прочь. За ней молча потянулись остальные ЮКи. Пожилой рабочий несколько секунд смотрел им вслед, потом вдруг плюнул, бросил пилу и зашагал прочь. Его окликнули:
— Николаич, ты куда?!
— А никуда, — на ходу бросил он, — увольняюсь я к… — остановился вдруг и, обернувшись, ожесточенно сказал: — Живем — как в гостинице, ночь переночевали — и ладушки! А они, — он ткнул в сторону спиленных тополей, листва которых, зеленая и веселая, была уже неживой, — они, может, и правда еще Петра Первого видали! И-их-х, лю-уди-и!.. — со злой тоской заключил он и решительно двинулся дальше. Молодой белокурый парень в тельняшке, обтягивающей мускулистый торс, секунду размышлял, потом что-то пробормотал и пошагал следом за пожилым, окликнув:
— Николаич, погоди, я с тобой!
Остальные рабочие повинуясь командам толстячка, разобрали бензопилы.
За всем этим никто не заметил, как возле берега ручья, около спиленных тополей, мелькнула мальчишеская фигурка…..
ГЛАВА 3
Держитесь подальше от торфяных болот…
— Да, все ничего мы уже не сделаем, они через час все допилят, а через два уже чисто будет.
— А через неделю устроят субботник и выставят пирамидалки, — продолжил мысль сидящего в кресле Федьки устроившийся на верстаке Макс.
Саша разговор мальчишек не поддержала. Она сидела на старом диване, зло сузив глаза, и дышала сквозь оскаленные зубы.
Кроме них троих никого в штабе ЮКа не было….
…Когда Гридневы только приехали сюда, отец показал Федору тропинку, ведшую меж разросшихся и в конец одичавших малиновых зарослей к затаившемуся среди них старому сараю из серых досок на кирпичном фундаменте. Федька помнил, что на двери сарая висел большой ржавый замок, и отец сказал с какой-то грустью: "Надо же… — и полез в щель за притолокой, а потом обернулся и сказал ещё: — Федь, у меня пальцы не пролезают, давай-ка ты…" — и поднял сына к притолоке. В щели Федька нашарил ключ.
С тех пор он здорово вырос и сам доставал до щели. Но помнил, как страшно изумила его еще одна мысль — что отец был когда-то пацаном, чьи пальцы вполне пролезали в промежность между доской притолки и обшивкой. Потом он не раз думал о том же, когда натыкался то на пачку блеклых черно-белых фоток в ящике старого стола, то на стопку завалившихся за древний сейф журналов, то на вкривь и вкось написанную записку, сунутую за плакат с древним певцом Николаевым: "Колька, мы ушли на речку!" — адресованную его отцу.
Появившиеся позже друзья вполне разделяли Федькины чувства и, превратив сарайчик в штаб (а точнее — вернув ему прежнюю функцию), ничего не выбрасывали и переделывали. Приметы первого десятилетия ХХ1 века мирно соседствовали тут же с раритетами 70-х годов века ХХ, и это всем нравилось, как нравилось думать о странном времени, когда не было компьютеров, в школах носили форму и красные галстуки, пели живые «Битлз», а милиция ловила тех, кто торгует джинсами, которых почему-то не было в магазинах.
Макс даже написал небольшую фантастическую повесть о том, как ЮК попал в те времена. Повесть одобрили в штабе, и Макс, размножив ее на принтере, распространил по школе в количестве сорока экземпляров. Так тоже всем понравилось…
Когда были каникулы, в штабе засиживались заполночь и куролесили вовсю — благо, тут никому не мешали. Собирались зимой — тут имелась печка, была керосиновая лампа… Впрочем куролесили далеко не всегда. Нередко — особенно, когда их оставалось четверо, как сейчас — находило задумчивое, то мечтательное, то грустноватое настроение. Тогда сидели тихо, негромко разговаривали, пели под Федькину гитару или просто молчали.
Но сейчас было не то.
В знак того, что разговаривать больше не о чем, Федька достал записи о прошлогоднем походе в хоперские леса и, скрестив ноги в кресле, начал их пролистывать. С большого цветного постера через плечо Федьки сурово смотрел небритый Эомер в хвостатом шлеме с нащечниками и гребнем в виде конской головы с развевающейся гривой. Макс придвинул к себе кассету арбалетных стрел и начал их перебирать, внимательно осматривая оперения. За его занятием наблюдал черно-белый Высоцкий-Жеглов в кожаном плаще с поднятым воротником. Лицо Жеглова было хмурым и неодобрительным.
— Значит, так ничего и не будем делать? — опасным тоном спросила Саша.
— Можно покрасить забор дома мэра в розовый цвет, — предложил Макс. — Еще можно
развесить по городу листовки. Много чего можно, вплоть до поджога мэрии — у меня есть отличный рецепт "молотовского коктейля". Объективно нельзя только одного: каким-либо образом спасти тополя. К сожалению их гибель является свершившимся фактом.
— Умник, — Саша сникла. — Федь!
Федька отложил разрозненные лохматые листки, потянулся сказал:
— Нужда грудь сжимает,
хоть сынам человеческим
бывает и в помощь,
и даже в спасение,
если знать о ней вовремя… Трактование руны «нид» из "Древнеанглийской рунической поэмы. Мы ничего не знали, так что теперь… — он пригнулся и пустая коробка из-под фотоплёнки невесомо стукнулась о шлем Эомера. — Мимо.
— Ладно, — Саша шмыгнула носом и, спихнув с ног кроссовки, устроилась на диване удобнее. — Макс, что ты там говорил о заборе в розовый цвет?
— Ничего, — Макс отложил стрелы. — Если бы у нас были хорошие деньги, мы бы могли, например…
— Заказать мэра, — хмыкнул Федька. — Свежая идея. На его место немедленно влезет такой же.
— Или хуже, — добавила Саша.
— Нет, — Макс покачал головой. — Могли бы, например, разбить на пустыре вне городской черты парк. На том месте, где был колхозный сад.
— Да, это было бы неплохо, — произнесла Саша. — Но это мечты, Максик. Таких денег не существует в природе.
— Можно печатать фальшивые доллары, — предложил Макс серьёзно. — Я нашел интересную программу в Интернете…
— О-о-о-о…. - застонала Саша.
— Потом арест, суд, колония… — задумчиво произнес Федька. Макс поднял ломкую бровь, чем-то похожую на него самого:
— Ты так боишься колонии?
— Нет, но обидно будет сесть за фальшивые доллары, — откликнулся Федька.
— Я понимаю, мы все там будем, но уж за что-нибудь стоящее. За покушение на министра образования, например.
— Неудавшееся, — вставила Саша.
— Ну почему… — пожал плечами Федька. — Или за осквернение туалета на Красной Площади…
— Хватит трепаться! — взвилась Саша. Но в этот момент в штаб ворвался Юрка.
— Во! — Макс вскочил с верстака. — Ты где был-то?!
Юрка схватил со столика бутылку минералки и присосался к ней, шумно булькая, пыхтя, глотая, проливая половину себе на грудь. Старшие наблюдали за ним с доброжелательным интересом. Свою оранжевую тогу Юрка где-то оставил, по-прежнему был босиком, но, по крайней мере, в спортивных шортах — Федькиных, впрочем, великоватых ему вдвое. Скорее всего, он подхватил их с веревки для сушки белья на заднем дворе. Выдув половину бутылки, Юрка икнул, постоял, закрыв глаза и покачиваясь, потом сел и выпил вторую половину. Пустую бутылку он покатил по груди и животу, потом бросил в большую мусорную корзину, где рядом с надписью "для мусора" был нарисовал регулировщик ГИБДД.
— Пить хотел, просто умирал, — сообщил он. Саша поинтересовалась:
— Макс, у тебя ремень есть?
— Возьми мой, — Федька взялся за армейский ремень, плотно сидящий в петлях камуфляжных штанов.
— Не надо насилия, — с достоинством сказал Юрка, меряя взглядом расстояние до открытой
двери. — Кроме того, вы меня не догоните, а я та-акое вам сказать хочу! — он описал воздухе сферу. — Вот такенное. Вы попадаете, так что сидите, не вставайте, не надо… Саш, ну не вставай!
— Подождите, — Макс первым заметил, что Юрку буквально распирает — глаза мальчишки
сияли, как две звезды. — Что ты там сказать хотел?
— Во! — Юрка полез куда-то в недра кармана (то, что у Федьки располагалось на бедре, у
Юрки переместилось в район коленки), весь перекосившись на сторону, порылся там и достал металлический… ну, скажет так: предмет. То ли черный, то ли серый, то ли коричневый, то ли бурый, формы — не то цилиндрической, не конусообразной, не вообще бесформенный. — Глядите!
— Очень интересно, — кивнула Саша. — Это клык оборотня? Или маячок с инопланетного космического корабля?
Видно было, что Юрка хотел серьезно обидеться. Кажется, он даже секунду размышлял над этим. Но распиравшая его тайна требовала свидетелей, триумфа, аплодисментов, восторженных криков. Возможно даже поцелуев. Сашиных, конечно. Поэтому Юрка ограничился тем, что бросил с недосягаемых смертным высот:
