Эдуард Веркин - Капкан на оборотня
Теперь глупо заржал Мобила.
Тут не выдержала Тоска.
– Тебе же сказали, оставь банку в покое, – с яростью сказала она и выхватила молоко из рук Мобилы.
И добавила:
– Баран.
Эти двое несколько оторопели, такого поворота событий они, видимо, не ожидали. Поэтому я решил воспользоваться появившейся возможностью и напасть на них первым. Они конечно сильнее меня и их двое, но фактор внезапности – оружие достаточно мощное.
Я шагнул навстречу. И треснул обоих сразу. В носопырки. Правой и левой. Несильно, но быстро.
Мобила и Рукасов дружно ойкнули и схватились за шнобели. Не теряя времени, я ткнул сперва одному, затем другому в солнечное сплетение.
Местные злодейчики согнулись пополам. Я толкнул их. Они упали.
Я был удивлен.
Тоска поглядела на меня с интересом.
– Получили? – спросила она. – Сунетесь еще, еще получите!
Рукасов и Мобила поднялись с земли.
– Что вы там говорили про царапку? – я шагнул к негодяям. – Молочко, говорите, любите?
Рукасов и Мобила отошли подальше от нас.
– За нас отомстят, на днях ждите гостей, – прокричал Рукасов, отойдя еще на более приличное расстояние.
– Я знаю, чуваки, – крикнул я им. – У вас есть брат-дзюдоист, он нанесет мне телесные повреждения.
Мобила погрозил мне кулаком, а Рукасов кинул в меня камешком, попал в ногу, зараза. После чего злодеи удалились.
– Кстати, насчет брата-дзюдоиста, – осведомился я. – Это может быть правдой?
– Нет, – заверила меня Тоска. – У Рукасова есть старший брат, но он такой недоумок, что его даже из дому не выпускают.
– А еще? Есть тут еще какие-нибудь злобные недоросли?
– Нету. Есть один мелкий в соседнем селе, Ванька Китов, но он нормальный.
– Вот и славно. Давай к дому двигать.
Оставшуюся часть пути до бабушкиного дома мы прошли в молчании.
Баба Надя встретила нас на улице, возле дома. Она торопилась к своей подружке Захаровне – той бабушке, на которую напал оборотень в самый первый раз.
И, конечно же, мы напросились в компанию.
Глава 4
БАБУШКА И ВОЛК
Дом Захаровны находился недалеко от совхозного сада, поэтому дошли мы быстро. Бабушка Тоски отодвинула тайную досочку в заборе и просунула туда руку. Она долго копалась с каким-то замысловатым затвором, приговаривая: «Вот окаянный, что наделал». Наконец калитка была открыта.
– Ну и забаррикадировалась, – фыркнула Тоска, – это она от оборотня так закрылась?
– А от кого еще? У нас отродясь калитки не закрывались, – ответила бабушка. – Даже во время голода.
Мы миновали небольшой двор и вошли в дом. В сенях на полу валялись сразу три топора. На кухне беспорядок. Из здоровенной русской печки просыпалась зола. На полу опрокинутый чугун, варенная в мундирах картошка раскатилась по полу. Интересно. Я никогда в жизни не видел русских печей, не видел чугунов, вот теперь повезло. Я огляделся в поисках легендарного ухвата, но ухвата на кухне не обнаружилось. Ухват обнаружился в комнате. Захаровна лежала на кровати и плакала, а ухват стоял у стены, под рукой. Это, значит, чтобы в случае чего оказать всевозможное активное сопротивление.
– Привет, Захаровна, – бодрым голосом сказала баба Надя. – Чего плачешь-то?
– Опять чего-то случилось? – деловито спросила Тоска.
Захаровна издала отрицательный звук.
Баба Надя присела на табуретку и принялась ее успокаивать:
– Ну что ты... Ладно уж... Будет тебе. Ну что ты совсем расклеилась...
После пятнадцати минут успокаивания и двух стаканов валерьянки Захаровна пришла в более-менее нормальное состояние.
– Поверишь, нет, Надежда, боюсь в огород днем выйти, – всхлипывала она. – Все топоры собрала. Позвоню своему сыну, пусть ко мне приезжает с ружьем. Так и скажу, если ты мне сын – приезжай и живи со мной. Куда я огород брошу? Я не Никитична, в больницу не поеду. Лучше к сыну, в город...
– Ну, что удумала? – баба Надя хлопнула ладошками по коленям. – Как он приедет, он же у тебя на такой ответственной должности! Если боишься, лучше на самом деле поезжай к нему сама. А я за огородом присмотрю. Мне внучка с ее другом помогут.
Бабушка Надя обернулась в нашу сторону, и мы согласно кивнули.
– Ладно, пойду хоть чай поставлю, я тебе тут хлеба и заварки принесла, – сказала баба Надя и отправилась ставить чайник.
– Я самовар люблю, – сказала Захаровна.
– Знаю, – не оборачиваясь ответила баба Надя.
Она вышла в сени и затюкала топориком.
Тоска решила даром времени не терять. Она подсела к старушке и заговорщицким голосом спросила:
– А правда, что он к вам ночью приходил?
Захаровна вздрогнула. Я толкнул Тоску в бок локтем. Не следовало так круто начинать.
– Да, приходил, страшно вспомнить, – ответила Захаровна, сморкаясь в какую-то тряпку, – я только уснула, таблеток напилась, и тут этот.
Захаровна всхлипнула. Я принялся заготавливать третий стакан с валерьянкой.
– Вы рассказывайте, – продолжала Тоска. – Рассказывайте. Нам очень интересно.
Я осторожно достал диктофон, нажал на кнопку «запись».
– Лежу это я, таблеток выпила, вдруг слышу шаги. Сначала думала, что это мыши. У меня в стенах мыши – как темно становится, так они начинают бегать. Туда-сюда, туда-сюда, даже уши закладывает. А потом я и думаю: мыши, они ведь совсем не так бегают. Они бегают быстро так – топ-топ-топ, топ-топ-топ, а эти шаги другие – топ-топ, топ-топ, как будто кто-то тяжелый шагает. Ну, думаю, кого еще принесло? Сначала думала, это Митрофаныч, он ко мне иногда заглядывает...
– Зачем? – перебила Тоска.
– Как зачем... радио послушать. У меня приемник трехпрограммный, а у него обычный. А телевизор он не любит смотреть, у него от телевизора глаза болят...
– Дальше рассказывайте, – попросила Тоска.
– Ну да, рассказываю, рассказываю. Он приходит радио смотреть, наоборот то есть, ну вот... Но только это был совсем не Митрофаныч.
– Почему вы так решили?
– Митрофаныч самосад курит, я его далеко слышу. А этот ничего не курил. Вот, значит, шаги эти идут и идут, и прямо в сени. И остановились. А я лежу. А они стоят и стоят, с места не двигаются. И долго так все это. Тут все у меня внутри задрожало. Думаю, сколько можно так вот лежать? Пойду, думаю, посмотрю, кто это. А вдруг Митрофаныч курить бросил? Подошла я к двери, так потихоньку открыла ее. А в сенях темно, потому что поздно уже. Я свет включила и выхожу. А тут он стоит.
– Стоит? – уточнил я.
– Стоит. Как собаки стоят, на всех ногах. Черный такой, большой. Больше собаки. Я как его увидела, так чуть и не умерла. Смотрит на меня, а глаза так и пылкают, так и пылкают.
Я непонимающе поглядел на Тоску.
– Сверкают, – перевела она.
– Точно, – кивнула Захаровна. – Сверкаются. Я на него гляжу, а он на меня, так и глядели... Уж не знаю, сколько глядели. А потом я опомнилась и стала потихоньку-потихоньку назад в комнату возвращаться. Вернулась, легла на кровать, одеяло натянула, так и лежу, молитвы читаю. А дверь закрыть забыла! И сердце так дрожит, почти выпрыгивает. Тишина опять долго была, потом слышу – дверь заскрипела. Ну, думаю, все, за мной пришел.
Я внимательно слушал и осматривал при этом комнату. Ничего примечательного. Все скромненько и чистенько. Не скажешь, что совсем недавно тут безобразничал оборотень. Старушка рассказывала дальше:
– Я еще больше испугалась, лежу, темно. И вдруг он появился. А потом снова пропал! Был и пропал. Шорох какой-то, кровать зашевелилась. Я ничего понять не могу. И вдруг снова появился и снова пропал. А потом мою руку будто когтями царапнуло!
Захаровна продемонстрировала нам свою руку. Но на руке не было никаких следов, разве покраснение небольшое, как после расчеса.
– Я что-то не пойму, как это он появлялся и исчезал. Свет был включен? Горела лампа? – спросила Тоска.
Захаровна не смогла ответить.
– Я со страху одеялом накрылась да так и лежала, ничего не помню. Лежу и прислушиваюсь. Что делать, не знаю. Кричать боюсь, вставать с постели боюсь. Но потом все-таки встала и включила свет. Все комнаты обшарила, никого не нашла. На улицу выйти побоялась. Дверь заперла, да так и просидела возле нее до утра, не смогла больше уснуть.
Захаровна со вздохом поднялась с дивана.
– Иди, чаю попей, что дурное вспоминать, – позвала Антонинина бабушка. – Самовар уже раздувается.
Я думал, что самовар кипит долго, а он, оказывается, быстро. Самовар-лайт. Мы вышли на кухню.
– А следы какие-нибудь остались? – не унималась Тоска.
– Тоня, оставь Захаровну в покое, не видишь, как ей плохо, – строго сказала бабушка.
– Ничего, пусть спрашивают, им ведь интересно, – Захаровна подсела к столу, – а я хоть выговорюсь. Ни следов, ни грязи, все чисто. Мне даже стало казаться, что он мне привиделся. А через день узнаю, что он еще и у бабки Оли был. Она сейчас тоже собирается к родственникам.
– А зубы были? – спросил я.
– Зубов было много. Весь-весь был в зубах.
– Нет, я не про обычные зубы говорю, а про железные. Железные зубы были?
