Сергей Деркач - Приключения богатыря Никиты Алексича. Сотоварищи
Тот не ответил, однако глаза его тревожно осматривали окрестности.
Приказ нас встретил весьма «торжественно». Не знаю, тайной была операция по нашей поимке аль нет, токмо на территории народу было столько, что яблоку негде упасть. В толпе я видел и Варвару-красу, которая сокрушенно качала головой, и Матвеевну (старушка ахала и причитала потихоньку), и Степку Проныру в окружении моих соратников, даже трех богатырей – Илью Ивановича, Алешу и Добрыню. Все они смотрели на меня сурово, ибо кто я есть: ослушник, предатель. Баюн сидел на спине своей Багиры в гордом одиночестве, сложив лапы на мохнатой груди, словно царь какой, и никто не осмелился ближе, нежели на метр, подойти к ним. А то! Я бы тоже не рискнул.
Но ближе всех к нам протиснулась Марья-искусница. Взгляды, которые она бросала на нас с Астраей, можно было разделить надвое. Тот, что предназначался Астрае, естественно, ревниво оценивал девушку и говорил только об одном: ах, змея подколодная, такого парня под монастырь подвела! Второй же, мне посылаемый, гладил меня по головушке буйной, спрашивал так жалостливо: как же так, соколик, неужто все – правда?
Мне оставалось токмо плечами пожимать, сквозь частокол этих разных взглядов продираючись. Единого, кого я хотел бы видеть в этот момент, как назло, не видать нигде. Дэв то ли не пожелал на меня взирать, то ли занят где.
Так, проведя по коридору позора, как это в Приказе называется, опричники завели нас в острог, охраняемый по такому случаю грозными горынычами о двух головах каждый. Да уж, охрана серьезная. Горынычи не токмо у дверей да окон стоят, а еще и над острогом летают. Вона, даже все камеры освободили в нашем блоке, дабы никто не посмел с нами разговаривать. Нас же в разные куты развели, чтобы и мы не могли говорить, да еще стену глухоты поставили. Я даже не успел Астрае ничего сказать напоследок.
Оказавшись в своей камере, я перво-наперво осмотрелся, поискал, может, лазейка какая есть, ранее неучтенная. Куда там! Острогу тыща лет в обед, строился он для магов такой величины, что не мне, простому богатырю, чета. Стены мало того, что метр толщиной, да еще и колдовством скреплены, двери тоже непростые, про решетки из железа древнего, не ржавеющего никогда, алмаза тверже, я уж вообще умолчу. Такие ничем перепилить невозможно. У Астраи, думаю, хоромы не хуже.
А время-то тикает! С каждой минутой его становится все меньше. О чем, интересно, думает начальство, нас в острог сажаючи?
Я ходил по тесной камере, не в силах усидеть на месте. Мысли роились в голове. О чем я думал? Да о многом. Что будет теперь с нами со всеми, когда Хаос настанет, встретимся ли мы с Астраей еще когда-нибудь, какие ошибки я допустил, и – самое главное – все ли сделал правильно? Из Острога самостоятельно сбежать было невозможно, а подмоги извне ждать не приходилось. Вот такой вот компот получается.
От таких мыслей враз захотелось пить и есть. Как-то ранее я не замечал такого за собой, чтобы от волнения аппетит просыпался. Я постучал в двери. Никто не отреагировал. Пришлось дубасить ногами и руками. Через несколько минут раздались тяжелые шаги, замок на окошке в двери лязгнул, на меня смотрела морда гоблина-охранника.
– Чего надо? – грубо спросил охранник.
Впрочем, все в мире относительно. Для гоблинов вопрос в подобном тоне – верх интеллигентности.
– Обед когда? – поинтересовался я.
– В обед, – ответил гоблин, закрывая окошко.
– Хоть воды принеси, дубина!
А чего с ним церемониться? Со мной – я это точно знаю – он цацкаться не будет, но воды принесет. Не сам конечно, кого другого найдет, на чем и построен весь расчет. Хотя пить на самом деле очень хотелось.
Прошло минут десять. В коридоре послышались тяжелые шаги охранника, а вперемешку с ними – шаркающие, да еще и ворчание постоянное. О как! Еще ни разу в жизни я не был так рад слышать это вечное брюзжание, как сейчас, ибо принадлежать оно могло только одной старушке во всем Мире.
Замок лязгнул, дверь отворилась. Кряхтя и ворча что-то о своей молодости, волоча перед собой полнешенькое ведро, в камеру забралась Матвеевна.
– Чего расселся? – это она так со мной поздоровалась. – Помог бы бабульке, что ли? Вот молодежь пошла! Пожилых людей ни в грош не ставят. А как сами до нашего возраста доживете, что тогда? А тогда поймете, да уж поздно будет.
– Ведро-то зачем? – поинтересовался я, принимая из ее рук ношу. – Кувшина хватило бы с лихвой.
– То все гоблины, – Матвеевна кивнула на застывшего в дверях охранника. – Лень ему, понимаешь, лишний шаг ступить, а у самого с его-то силищей мозгов не хватило старушке подмогнуть. Не его, понимаешь, это дело.
– Много говоришь, старая, – тут же отозвался гоблин. – А ну, марш отсюда.
– Иду, иду, – старушка послушно засеменила к выходу, советуя мне на ходу: – А ты пей водичку, сынок, помойся, в камере прибери. Вишь, грязи сколько? И водичку используй до дна, до дна, ибо на нем – истина.
Намек был более чем прозрачен. Что ж, так и сделаем, тем более, что и в самом деле помыться стоило бы. Костюм костюмом, но свежей чистой водичке он и в подметки не годится, прошу прощения за каламбур. Вода, особливо ключевая, сродни живой, ибо из ладоней земли-матушки течет, силу ее сохраняя.
Я разделся, немного отпил водицы, сладкой, в меру холодной, утоляющей не только жажду, но и душевные муки, а остальное использовал для личной гигиены. Тело при соприкосновении с прохладной жидкостью сначала покрылось пупырышками, а потом кровь прилила, стало жарковато даже. Жаль, обтереться нечем, ну да ладно, сам обсохну.
На дне ведра оставалось немного воды. Я смотрел на нее, раздумывая, выпить сейчас аль на потом оставить. Вдруг поверхность зарябила, словно ветер подул, а потом преобразилась в знакомое лицо. Непривычно было видеть этот водный барельеф, словно высеченный из жидкости, потому как я привык с его хозяином всегда шептаться вживую.
– Привет, богатырь, – раздался тихий, поскрипывающий голос.
– И тебе не хворать, Кальяныч, – обрадовался я. – Ты знаешь, что тебе будет за нарушение уложения об острогах?
– Сошлют на добычу песка, – проскрежетал бывший кощей. – Но я не об этом хотел поговорить. Слушай внимательно. Сведенья имею, что хотел Мерлин с помощью Аладдина объединить Ключ, токмо ничего у них не получилось. До сих пор они пыжатся, а толку никакого. Так что жди вскорости гостей. А когда приведут тебя к Мерлину, дабы ты помог ему, подсказал чего, не соглашайся без Астраи, упрись, мол, в последнее время она Ключом владела, ей и карты в руки. Когда вместе будете, там уж и сообразите, что далее делать. Главное из острога выбраться, ибо здесь вы бессильны. И поторопись, богатырь, часики тикают. По моим прикидкам часов десять осталось, ежели не меньше. У нас здесь начинается кавардак похлеще игрищ на масленицу.
– Спасибо за подсказку. Одно не пойму: почему у наших магов ничего не выходит? Как же так? Может, Ключ просто не хочет?
– Аль Ключ не настоящий. Ты подумай…
Но договорить Кальяныч не успел. В коридоре снова раздались тяжелые шаги. Лицо кощея плеснулось вниз, волнами побежало по дну ведра. Все, сеанс связи закончился. Проклятый гоблин! Не мог на несколько секунд позже припереться? В том, что это за мной, сомнений даже не возникало.
Замок лязгнул, дверь отворилась. Охранник брезгливо посмотрел на меня, мокрого и голого, на лужу воды у меня под ногами, поморщился, процедил сквозь свои коричневые зубы:
– Одевайся, человек, тебя требуют.
Что ж, наши желания совпадают. Уже натянув костюм, я вдруг сообразил: а украшения-то нету! Куда оно делось? Я провел рукой по груди, в том месте, где чувствовал тяжесть. Пальцы ощупали камни, завитки орнамента, хотя самого Ключа видно не было. Ого! А вот это уже интересно. Что там говорил Кальяныч про ненастоящий Ключ?
Меня вывели во двор и повели к Терему Магов. Хорошо, что и Приказ, и сам Терем находятся по соседству.
Я шел, с наслаждением подставляя лицо солнышку ясному и ветерку проказному. Хоть в остроге провел-то я всего ничего, а уже соскучился по жизни вольной.
В вышине раздался свист двигателя. Я поднял глаза. Реактивный самолет летел метрах в трехстах от земли, усиленно маневрируя. Ему навстречу несся аппарат круглый, словно блюдце. Еще мгновение – и они столкнутся, только обломки посыплются нам на голову. На всякий случай я вжал голову в плечи и ускорился. Гоблины не отставали, с тревогой поглядывая то на меня, то на небо. Столкновения не произошло. Аппараты пролетели друг сквозь друга, как два миража, после чего просто растворились в глади небесной. От души отлегло. Но ненадолго. Автобус, отчаянно сигналя клаксоном, несся меж теремов Приказа, пугая дьяков и подьячих. Те, теряя и разбрасывая грамоты, разбегались, кто куда. Через несколько секунд автобус пропал так же внезапно, как и самолет.
