Владислав Крапивин - Стеклянные тайны Симки Зуйка
– А потом опять будешь за грудь хвататься…
– Цыц, я сказал. Тоже мне сестра милосердия… А чего это вы вздумали заниматься заготовкой дров?
– Это не заготовкой, – буркнул Мик и глянул на Симку: рассказывай.
– Ну… в общем это… Надо свернуть трубу из фанерного листа… – начал Симка. И, как умел, рассказал про способ, о котором слышал ночью на «Тортиле» (Господи, неужели этой ночью? Кажется, целый месяц прошел!).
– Да, технология… – Дед с мальчишеской несолидностью поскреб затылок. – Насколько я понимаю, нужны крепкие рычаги… Мик, тащи из дома молоток и гвозди покрупнее…
Мик умчался.
– А мы с тобой, Серафим, пойдем искать палки…
Дед взял Симку за плечи и повел в сарай. Видно, он хорошо знал, где что лежит, потому что сразу полез в нужный угол и вытянул оттуда несколько толстых и длинных реек.
– Держи…
Симка взял рейки и на миг оказался совсем близко от деда. От старого пиджака пахло табаком и сладковатым лекарством. Симка выволок рейки на солнце. Мик уже стоял у бревна с молотком и гвоздями.
– У, длинные… – сказал он, увидев рейки.
– Вот именно. Слетай за ножовкой.
– Не мог сразу сказать… – надул губы Мик. Кажется, притворно.
– Бегом марш!
Мик умчался опять, взлягивая пятнистыми ногами. Дед, усмехаясь, посмотрел ему вслед, а потом – на Симку. Симка набрался решимости и спросил:
– Простите, а… вас как зовут?
– Зовут меня очень даже внушительно. Станислав Львович Краевский. Неплохо, а?
– Ага… то есть да.
Станислав Львович опять улыбался улыбкой Мика. Симка решился еще на вопрос:
– А Мик… он тоже Краевский?
– Нет. Я ведь его дед по матери. А Мик, он – Семенов, по отцу. Не Краевский, конечно, но тоже ничего. Можно утешать себя, что половинка от Семенова-Тян-Шанского… А вы разве не вместе учитесь?
– Нет. Я даже не знаю, где Мик учится. Мы только вчера познакомились… – («Вернее, даже сегодня», – добавил Симка про себя.)
– Тот-то я смотрю, что раньше тебя не встречал. Обычно-то Мик все больше сам по себе крутится, без приятелей. Этакий творец-одиночка…
«Почему творец?» – чуть не спросил Симка, но не успел. Пришел сердитый Мик с ножовкой.
– Еле нашел. Интересно, кто ее засунул за этажерку?
– Полагаю, твой папа. Он помогал мне мастерить полку… Серафим, папа Мика очень обаятельный, но ужасно рассеянный мужчина. Как все настоящие преподаватели истории. Рассеянность помогает им вовремя забывать ненужные исторические факты…
– Ничуть он не рассеянный. Пилу ты сам, наверно, запихал туда и забыл… Может, что-то еще надо принести? Говори.
– Не надо. Хотя… необходима линейка или рулетка. Беги.
– Я догадался. Вот… – Мик со сдержанным торжеством выволок из оттопыренного парусинового кармана складный метр.
– Гениальный ребенок, весь в деда…
Потом Симка опиливал рейки до метровой длины, а Станислав Львович и Мик прибивали их к торцам бревна. Получилось что-то похожее на колодезный ворот.
Пришло время вспомнить о фанере.
– Разбухла небось… – сказал Мик.
Они спустились к ручью и приволокли на двор отяжелевший и скользкий фанерный лист (это была работка!). Станислав Львович обмерил линзу по окружности и сказал, что фанера должна быть шириной метр тридцать, тогда труба получится нужного диаметра. Надо отпиливать. И предупредил:
– Вдоль слоев.
– Поперек-то проще! – заспорил Мик.
– Поперек будем сгибать, это легче. Ты не учи деда сопромату…
Тоже была работка – пилить непослушную тяжелую фанерину. Пилили Мик и Симка, по очереди. Мик ни за что не дал ножовку деду, прикрикнул даже…
Наконец получили нужную ширину. Приколотили к бревну один край. Стали поворачивать в козлах бревно – Симка и Мик на одном рычаге, Станислав Львович на другом. Он оказался прав – поперек слоев размокшую фанеру сгибать было не очень трудно. Помогал и могучий вес бревна.
– Лишь бы не треснула… – выдохнул Мик.
– Я ей тресну… – сказал дед.
Наконец свободный край листа оказался рядом с прибитым. Мик и Симка легли на стык животами, Станислав Львович застучал молотком. И вот накрученная на бревно фанерная труба оказалась крепко сшитой гвоздями. К завтрашнему дню она высохнет и уже не раскрутится, когда снимут с бревна…
Мик отряхнул штаны (видела бы их теперь мама!). Гордо надул живот.
– Мы герои труда…
– Отдыхайте, герои. Я тоже пойду передохну… – Станислав Львович двинулся к дому.
– Дед, не вздумай… – негромко сказал ему в спину Мик.
– Это что за реплики под занавес? – Станислав Львович оглянулся и старательно свел седые брови.
– Я же видел на этажерке за книжками.
– Нечего совать нос… Это ацетон для чистки брюк.
– Будто я не знаю, как пахнет ацетон…
– А как пахнет дедов ремень, знаешь?
– Ха-ха, ты его не носишь…
– До чего вредный субъект! И в кого бы это?
– В тебя.
Станислав Львович сокрушенно покачал головой и, сутулясь, скрылся в доме.
Мик виновато глянул на Симку.
– У него астма. Иногда кашляет так, прямо заходится. Ему ничего нельзя: ни тяжести таскать, ни пить, ни курить. А у него «Беломор» под подушкой и четвертинка в укромном месте. Нет-нет да и присосется… Я уж перепрятывал, а толку-то…
– Может, ему от этого легче… – неловко сказал Симка.
– Может, легче. На пять минут. А потом-то?
– А он… лечится?
– Он говорит: в таком возрасте лечиться – все равно что разглаживать утюгом стиральную доску… Давай правда отдохнем.
Они сели в мясистые лопухи у сарая, привалились к бревенчатой стенке. Здесь была тень, но узкая. Перемазанные глиной, травяным соком и смолой ноги торчали на солнце, их крепко жарило лучами.
– Мик, а у тебя много знакомых ребят? Ну… с которыми ты играешь? – Симка не решился сказать «друзей». И вспомнил еще: «творец-одиночка».
– Целая куча… – спокойно отозвался Мик, глядя перед собой. – И на улице, и в классе… Только…
– Что? – с непонятным опасением спросил Симка.
– Я никому никогда не рассказывал ничего такого . Ни про деда, ни вообще…
Симка благодарно засопел. Подтянул ноги, уперся подбородком в колени. И спрятал благодарное чувство за обыкновенным вопросом:
– Мик, а ты в каком классе? В четвертый перешел?
– Почему? Я в пятый… Ты ведь тоже?
– Да. Но я думал…
– Ну да, я, наверно помладше. Ты в каком месяце родился?
– В феврале.
– А я в октябре. Разница почти год получается, да? Меня сперва не хотели в первый класс брать, потому что не хватало до семи. Но родители уговорили. Я уже в пять лет книжки читал…
– А я в шесть…
– Сим, а о чем та книжка? Которая запрещенная. Ты так и не рассказал про содержание.
– Про одного мальчишку. Он отыскал в старом заборе дверь, за которой оказалась старинная страна с индейцами, он к ним часто убегал. Может, ему это просто казалось, но все равно… по правде… Я… вчера, когда оказался у вашего забора, у щели, мне показалось… вдруг эта дыра вроде такой же двери…
Мик быстро поднял голову. Глянул Симке в лицо заблестевшими ярко-голубыми глазками. Но не успел ничего сказать – раздался треск, похожий на стрельбу. Это появился из калитки дядька с мотоциклом. Он остановился и яростно нажимал на педаль. Мотоцикл заглох. Дядька отчетливо матюгнулся и поволок его на середину двора.
Симка сразу узнал мотоциклиста – это он вчера утром ругался с женой. Ругался погано, не так, как дядя Миша, который любит вступать с тетей Томой в веселые перепалки («Египет тебя налево, старуха, совсем забодала бедного Мишу!»). У этого мужика были руки в татуировках, костистые подбородок и щеки и совсем не подходящий к ним бурый толстый нос пьяницы.
Мик сказал скандальным голосом – будто Симке, но громко, на весь двор:
– Это и есть Треножкин. Как вкатит на двор свою тарахтелку – стрельба, будто при взятии Берлина…
Треножкин не стал делать вид, что не слышит. Оглянулся.
– Ты повозникай еще, вша интеллигентная…
Потом пошел к дому и оглянулся опять:
– Если полезете к машине, ноги вырву из ж…
– Да кому она нужна, эта рухлядь трофейная! – Мик стеклянно рассмеялся.
– Трофейная, да получше нынешней… А на новую денег нет, мы золотишко не припрятываем, как твой дед, буржуй недорезанный…
– А вы дорезанный уголовник, – бесстрашно сообщил Мик.
– Я тебя сейчас на лямках повешу, мамина сопля!
– Не успеете. Дед вам из двухстволки так дробью задницу причешет… – Мик посмотрел на открытые окна в мезонине кособокого, обшитого кривыми досками дома.
Треножкин матюгнулся еще раз и пошел к дому, вихляя задом в широких галифе.
– Зачем ты с ним связываешься?
