Янка Мавр - Повести и рассказы
Потом вожатый внес поправки и дополнения к уставу. Первый пункт он предложил такой:
«Каждый член Товарищества воинствующих техников смотрит хозяйским глазом на все, что видит вокруг себя, и любое повреждение и неполадку, которые он может исправить сам, — сразу же исправляет. Если сам сделать не может, то обращается за помощью к товарищам или сообщает, кому следует».
— Это будет то же самое, что и у вас, — объяснил вожатый, — только немножко шире. Тут не говорится отдельно о доме и про школу, а сказано вообще, значит, и про наши дома. Не говорится тут и про ремонт, так как есть такие мелкие повреждения и неполадки, о которых нельзя сказать, что они требуют ремонта. Например, недавно в нашей школе был такой случай: кто-то не закрутил водопроводный кран, вода текла себе и текла, а за это время мимо пробежало человек пять, и никто из них не остановил воду. Я не думаю, чтобы кто-то сознательно не хотел закрутить кран. Только они не умели видеть, как это умеют тэвэтэтовцы.
— А такое очко будет считаться? — спросил Цыбук.
— Какое? — не понял вожатый.
— За кран, — ответил Цыбук.
Будто гром прокатился по классу. Смеялись все — и ученики, и учителя, и директор. Цыбук смутился. Когда смех утих, вожатый сказал Цыбуку:
— А тебе все очки не дают покоя? Ну что же, дело неплохое. Ответим мы тебе, если примем еще один пункт, вот этот:
«Каждый член ТВТ должен помнить, что в его деятельности нет мелких, ненужных дел. Каждая полезная мелочь в общей массе составляет большую ценность».
— Вот теперь и думайте, засчитывать Цыбуку очко или нет, — обратился вожатый к собранию.
Пионеры улыбались и молчали: кто его знает, как тут быть?
— Ну, что скажете? — снова спросил вожатый. Тогда встал Толя и сказал:
— Хотя у нас такого пункта записано не было, но думали мы так же: если дело полезное, то все равно, маленькое оно или нет.
— Правильно! — сказал директор.
Цыбук повеселел, задрал нос и поглядел на товарищей, будто хотел сказать: ну, что?
— Я не записывала бы, что закрутила кран, — проговорила Клава с места.
— А это уже твое личное дело, — сказал вожатый. — Если кто захочет, зачем же ему отказывать? Очков у нас хватит, деньги за них платить не надо.
— Тогда один наберет много очков за мелочи, а другой одно очко за важную работу, — сказал Павлик.
— Вот вы как ставите вопрос! — удивленно проговорил вожатый. — Тогда, если хотите, за более важную работу запишите больше очков. А вообще я должен сказать, что дело тут не в очках и, если хотите знать, даже не в той маленькой пользе, какую вы приносите теперь, а…
Он взглянул на директора и замолчал.
— А в чем? — спросил Яша.
— После скажу, — ответил вожатый.
— Почему?
— После интереснее будет.
— Когда?
— Через некоторое время.
— Сейчас скажите, сейчас, — посыпались просьбы.
— Потерпите немножко, скажу, как придет время, ответил вожатый, видимо жалея, что затронул этот вопрос.
Жалеем и мы, что не знаем, какой это вопрос. Выручил Сергей Павлович он попросил слово. Ученики сразу притихли. Сергей Павлович встал и сказал.
— Вот тут некоторые из вас пренебрежительно высказались о мелочах. Напрасно так думаете. Если одна мышь — не беда, то сто мышей — несчастье. Да что там сто? — иногда и одна мелочь бывает хуже, чем сто немелочей. Я знаю случай, когда человек погиб от маленького кусочка яблока, валявшегося на полу. Человек наступил на него, поскользнулся, да так стукнулся об угол стол или печки, что из-за этого и умер. Вот тебе и мелочь! Многие из нас не обращают внимания на мелочи, так как у каждого есть более важные дела, о которых ему приходится думать. В этом наша беда. А еще большая беда, когда человек думает: это, мод, меня не касается. Остатки этой страшной болезни еще сохранились у нас от прошлых времен, когда каждый думал только о своем. Если у нас в раздевалке оборвется и свалится на пол чье-нибудь «чужое» пальто, то несколько человек пройдут мимо, пока кто-нибудь подымет. Если мальчик на улице калечит дерево, то иногда пройдут мимо человек десять, и никто не остановит его, так как это «не их дело». Тысячи таких мелочей всем нам портят жизнь. Честь вам и слава, что вы первые объявили войну мелочам. Желаю вам научиться замечать их, а еще важнее — никогда не думать: «это не мое дело».
Эта теплая и задушевная речь произвела на ребят большое впечатление, а тэвэтэтовцы совсем возгордились. Вожатый внес еще один пункт в устав:
«Член Товарищества воинствующих техников не должен рассматривать свою деятельность как работу, нагрузку. Он делает только то, что можно сделать, легко и охотно».
По этому пункту выступил Антон Иванович.
— Я, — сказал он, — обращаю особое внимание на этот пункт. Вы начали это дело как игру, и пусть оно останется игрой. Вы не можете брать на себя обязанность следить за порядком везде, всюду исправлять неполадки, тратить на это время. У вас есть своя основная работа — учеба, есть и другие обязанности. Пусть новая работа будет для вас только интересной игрой, вместо какой-нибудь другой бесполезной игры. А потом мы увидим, что из этого выйдет.
Когда после собрания все направились к дверям, директор неожиданно подошел к классной доске, нагнулся и… поднял с пола кусок мела.
— Запишите мне очко, — весело проговорил он. — Я считаю эту работу полезной, так как мел вы могли растоптать, раскрошить, в классе стало бы больше пыли, пол стал бы грязным, уборщице прибавилось бы работы, и пропал бы нужный кусок мела.
— Вот вам и мелочь! — сказал Сергей Павлович. Ученики восторженно зааплодировали.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
совсем необычная, так как здесь дети суют нос не в свое дело, люди думают наоборот, а об одной истории даже в газете было напечатано
Через некоторое время жители города стали замечать, что в разных местах начали появляться какие-то дети, которые суют свой нос, куда им не следует. А когда вмешивался взрослый, то выходило совсем наоборот.
Идет, скажем, уважаемый дядя по улице и видит, двое мальчиков возятся у почтового ящика, засовывают туда пальцы, даже щепочки.
— Вы что тут делаете? — кричит он. — Письма таскаете?
— Да нет, — отвечают мальчики, — наоборот: почтовый ящик полнющий, и письма вываливаются оттуда. Мы их засовываем дальше.
— Знаем, как вы засовываете, — ворчит дядька. — Идите прочь, не трогайте!
— Да вы гляньте, вот один конверт совсем вывалиться хочет.
И мальчик засунул его назад. Смотрит прохожий на мальчиков и не знает, что думать. Когда-то он сам был мальчиком и, балуясь, засовывал в ящики всякую всячину. А тут выходит — наоборот. Странное дело!
Или видит милиционер — маленький мальчик ворочает на тротуаре опрокинутую урну. Милиционер кричит:
— Ты зачем повалил урну? Поставь на место!
— Я и ставлю, — спокойно отвечает мальчик. — Она была перевернута.
— Сам ставишь? — удивляется милиционер. И было чему удивляться: не один год он следит за порядком, не один раз приходилось ему кричать вот на таких же самых мальчишек, которые нарочно повалят урну или еще какую штуку выкинут, а чтобы кто из них сам догадался что-нибудь поправить, — такого милиционеру наблюдать еще не приходилось.
Шли однажды два тэвэтэтовца по небольшой тихой улице, обсаженной деревьями. Сильный ветер шумел в этих деревьях и раскачивал ветви. Вдруг над головой раздался треск. Остановились ребята, задрали головы — ничего не видно. Шагнули дальше — снова треск. Оглянулись — снова ничего нет. Но тут налетел ветер — и тогда ребята не только услышали, где треск, но и увидели среди веток страшные электрические искры.
— Это провод прикасается к ветке, — сообразили ребята. — Надо отломать ее. Хорошее будет очко.
Один из них полез на дерево, второй остался внизу. Когда к ветру, раскачивавшему дерево, присоединились еще движения мальчика, то затрещало и заблестело так, что не только мальчику на дереве, но и тому, что был внизу, стало страшно. В это время из дома вышел старый дворник. Он сразу увидел искры и двух ребят.
— Что вы делаете, хулиганы?! — закричал он, подбежал к дереву, схватил мальчика за плечо и крикнул наверх: — А ну, слазь: я тебе покажу!
Ребята начали объяснять, в чем дело, но старик и слушать не хотел. Мало ли чего наговорят эти озорники? Он своими глазами видел, что они делают, знает он таких.
Вышли из дома и еще люди, остановилось несколько прохожих, мальчик слез с дерева — и начался разбор дела…
Дворник не хотел слушать никаких объяснений, другие тоже смотрели на ребят искоса. Положение бедняг становилось незавидным.
Неожиданно они услышали вопрос:
