Мальчик со шпагой. Трилогия - Владислав Крапивин
— Этого Грачёва… его же повесить мало! — сжимаясь от отвращения, тихо сказал Серёжа. — Если кто-нибудь котенка или голубя мучает, за это и то могут под суд отдать… Даже в газетах про это пишут. А тут…
Наташа что-то ответила, но он уже не слышал. Странное чувство он испытывал. Первый раз в жизни. Какую-то смесь жгучей жалости и ярости. Но ярости не такой, когда хочется крушить, ломать, кидаться на врага очертя голову. Наоборот, голова сделалась ясная, и стало тихо и пусто вокруг.
…Никогда-никогда ни один взрослый человек не ударил Серёжу. И никогда Серёжа не знал, что такое страх перед возвращением домой. Всякое бывало: и двойки, и записи в дневнике, и порванные штаны, и утонувшие в реке ботинки, но дом всегда оставался добрым. Это был его дом — свой, надежный. И не могло там случится такого, чего надо бояться…
Но вот в комнатах, где он жил с отцом, с Маринкой, с тетей Галей, где когда-то ходила и пела мама, поселился этот хлипкий плешивый дядька с бесцветными глазами. Такой тихий и вежливый на вид. Он поселился там, и комнаты, где раньше дружно жили хорошие люди, стали местом страха и боли. Почему? Кто позволил? Откуда берутся эти люди вроде Грачёва?..
Вернулись Генка и Стасик.
Генка озабоченно взглянул на Серёжу.
— Что с тобой? Ты какой-то… натянутый.
— Думаю, — зло сказал Серёжа. — Про то, что зря дуэлей сейчас нет. Обидно: живет на свете какой-нибудь скот и ничего с ним не сделаешь.
— На дуэлях иногда и скоты побеждали, — возразил Кузнечик.
— Не верю.
— А Дантес?
Их перебила Наташа. Сказала, что Стасику пора домой. Если он задержится, ему попадет не меньше, чем за дневник.
За окнами уже густели сумерки.
— Может, нам самим дождаться его Нелю Ивановну и поговорить с ней? — предложил Кузнечик.
— Да откуда вы взяли, что она сюда вернется? — спросила Наташа. — Наверняка она распустит ребят у завода, а сама уедет домой до собрания. Сейчас еще шести нет, а собрание в восемь… Да и не будет она никого слушать. Вы ее знаете?
Серёжа вспомнил Нелли Ивановну: молодую, с громким, раздраженным голосом, с желтым тюрбаном прически. Когда она шла по коридору, тюрбан колыхался, а каблучки стучали отчетливо, как дятел в утреннем лесу.
Стасик опять подозрительно притих и заморгал.
— Проводите его домой, — сказал Серёжа. — Я знаю, что делать.
— Не пойду я, — заупрямился Стасик.
Мучаясь от жалости и злости, Серёжа сказал как можно мягче:
— Ты иди. Я сделаю так, что все будет хорошо.
Стасик нерешительно моргал.
— Иди. Я тебе обещаю, — очень твердо сказал Серёжа.
— Ты что придумал? — шепотом спросил Генка.
Так же шепотом Серёжа ответил:
— Пока ничего. Главное, пусть он уйдет, иначе опять начнет реветь. Помоги Наташке его увести, а то он по дороге может ей концерт выдать. Потом вернетесь, и мы что-нибудь придумаем.
Серёжа правильно рассчитал: Генку не пришлось уговаривать идти с Наташей, это он всегда готов. И хорошо, что ушел. Не надо ему лезть в это дело. Завтра Кузнечику на вечере выступать, и неприятности ему ни к чему.
Серёжа знал, что идет на громкий скандал, но не колебался. В нем уже звенела «система отсчета»: девять, восемь, семь…
Он вернулся в Стаськин класс. Пошатал дверцы витрин. Они были, конечно, заперты. Серёжа спустился на первый этаж и отыскал гардеробщицу тетю Лиду.
Тетя Лида владела богатейшей коллекцией ключей, про это знала вся школа. Когда терялись или портились ключи от классов, мастерских, от шкафов и ящиков, все сразу шли к тете Лиде. Иногда к ней прибегали несчастные люди, потерявшие ключ от квартиры.
— Тетя Лида, во втором классе шкаф заело, — сказал Серёжа. — Наверно, кто-то запер, а ключа нет.
Тетя Лида, притворно ворча, вытащила громадную звякающую связку.
— Какой шкаф-то?
— Давайте ключи, я сам подберу. И сразу принесу. Чего вам наверх ходить…
Нужный ключ нашелся быстро. Серёжа распахнул обе витрины. Из правой достал дневники с двойками. Потом «пятерочные» дневники равномерно расставил в обеих витринах. Стало редковато, но ничего. Серёжа отцепил бумажные ленты. Правую он отложил, а левую аккуратно, по сгибу, разорвал пополам. На одной половине осталось: «Мы ими», а на другой «гордимся». Эти половинки он опять приколол над витринами.
Дневники тех, кто «тянет назад» и ленту с черной надписью он положил в портфель. А куда их было девать?
После этого Серёжа запер дверцы и отнес ключи.
Больше в школе делать было нечего. Серёжа зашагал к Наташиному дому, чтобы встретить друзей.
Он повстречал их на углу Октябрьской и Пристанской. Генка и Наташа спешили назад, в школу.
— Ты куда? — удивился Кузнечик. — А дневник?
— Все в порядке. — Серёжа хлопнул по тугому портфелю.
Наташа удивилась:
— Она отдала?
— Я ее не видел. Поэтому не спрашивал.
Наташа опустила руки и широко открыла глаза.
— Ты сумасшедший, — сказала она печально. — Ты представляешь, какой крик поднимется?
— Приблизительно представляю, — сказал Серёжа.
— Мы скажем, что вместе это сделали, — решительно вмешался Кузнечик.
— Зачем? Не надо, — возразил Серёжа.
— Надо. Вдвоем легче отвечать.
— Да за что отвечать?! — вдруг разозлился Серёжа. — За то, что пацаненка из беды выручили? А такие выставки устраивать, чтоб ребят лупили, это правильно?
— А ты думаешь, теперь его не тронут? — спросила Наташа. — Нелюшка увидит, что дневник пропал, еще больше разозлится. Такого отцу наговорит, что хуже будет.
— Не дневник, а дневники… И не наговорит она, — сказал Серёжа. — Я пока не могу понять, отчего это, но думаю, что не наговорит…
— А как тебе завтра влетит, понимаешь? — спросила Наташа.
— Ну… влетит. По крайней мере никто меня пальцем не тронет. Не то что Стаську.
8
На следующий день Серёжа пришёл в школу пораньше. У дверей учительской он дождался Татьяну Михайловну. Она сразу обеспокоилась:
— Ты меня ждешь, Серёжа? Что случилось?
— Я хочу вас попросить… Передайте, пожалуйста, вот эти дневники Нелли Ивановне, учительнице второго «А».
— Так… Значит, это ты?
— Я.
— Зачем ты это сделал?
Серёжа вздохнул и приготовился рассказывать.
Мимо них в учительскую прошагала завуч второй смены Елизавета Максимовна. Из-за двери донесся ее трубный голос:
— Татьяна Михайловна! Можно вас на пять минут?
Татьяна Михайловна досадливо оглянулась на дверь.
— Ты меня подожди, — попросила она. — Или нет, иди в класс. А на перемене все мне расскажешь. Хорошо?
Серёжа кивнул.
Но дожидаться перемены не пришлось.
Едва начался урок и Серёжа поднял руку,
