Михаил Водопьянов - Полярный летчик
Лётчики медленно ехали по осаждённому врагом Мадриду, замечая на каждом шагу разрушительные следы войны. Они часто выходили из автобуса и смешивались с шумной толпой. У продовольственных лавок стояли длинные «хвосты». Рядом копошились ребята. Много детей было в скверах. Они играли и среди развалин. Мальчишки с деревянными пистолетами прыгали по грудам жжёного кирпича, бывшего совсем недавно их домом.
Спешили куда-то защитники Мадрида. На головах у них полотняные рогатые пилотки, какие носят наши пионеры. Многие обуты на босу ногу в «альпаргатос» – шлёпанцы, сплетённые из верёвок. У всех оружие – карабины, пистолеты, кинжалы, гранаты у пояса. С винтовками стояли в очередях в кафе и у касс кинотеатров – в них показывали нашего «Чапаева».
Мальчишки-газетчики орали на перекрёстках, предлагая номера со сводками военных действий.
В городе пахло гарью и порохом.
Через улицы протянуты полотнища с коротким, как выстрел, призывом – «Но пасаран!»
Огромные чёрные воронки от бомб посреди мостовой огорожены канатами, укреплёнными на красных столбиках.
Бронзовые Дон-Кихот и его верный оруженосец Санчо Панса тоже «переведены на военное положение»: памятник обложен мешками с песком.
Вот целый квартал руин. У некоторых домов рухнули только передние стены. Видна вся внутренность безлюдных комнат. Кажется, что их только что покинули люди. Даже немножко стыдно смотреть на чужую жизнь, прервавшуюся в одно страшное мгновение – это всё равно что заглядывать в освещенное окно квартиры. С обеденного стола не успели убрать посуду. В спальне не закрыта кровать. В комнате рядом встал на ребро рояль. Большое чёрное распятие с белым Христом, подброшенное взрывом, зацепилось за оголившуюся железную балку перекрытия многоэтажного дома и с жалобным скрипом раскачивается. Совсем как скорбный памятник над общей могилой.
Лётчики, осторожно ступая по хрустящему под ногами битому стеклу, перешагивая через закопчённые кирпичи, искорёженные куски железа, обгорелые остатки оконных рам и мебели, вышли из злополучного квартала на залитый солнцем проспект. Прямо на тротуаре стояла уцелевшая широкая кровать. На ней спали женщина с ребёнком. В тени деревьев, положив под головы узелки, приютились люди, недоспавшие ночью. На кострах что-то варили в подвешенных к треногам вёдрах и котелках.
Мадридцы то и дело поглядывали на небо. Оно было бездонно-синим, чистым, без единого облачка. Самая что ни на есть лётная погода. В любую минуту могли появиться нежданные гости. И действительно, в полдень показались в вышине чёрные крестики. Они, снижаясь, всё увеличивались в размерах, принимая очертания бомбардировщиков.
По улицам с надрывным воем промчались мотоциклы с сиренами. Тревога!
Побежали женщины, прижимая к себе детей. Мужчины и подражающие им подростки, стараясь не спешить, направились в убежище – не к лицу испанцу показывать страх.
Зашли в подворотню большого дома и лётчики. В наступившей тишине слышен был прерывистый вой моторов «юнкерсов».
Глухо ухнул взрыв. За ним другой, третий. Пламя вырвалось из разбитых окон дома, наискосок через улицу, и тотчас же раздался отчаянный хриплый крик:
– Чикита миа! (Моя маленькая девочка!)
Женщина в отчаянии металась то туда, то сюда по пустынной улице и кричала, показывая рукой на верхние окна горящего дома.
– Что с ней? – спросил у переводчика советский лётчик.
– Её девочка осталась одна в квартире. На третьем этаже!
Шухов выскочил из убежища и ринулся в пожар. Всё произошло так стремительно, что товарищи не успели даже его удержать.
Прошло, наверное, не более двух-трёх минут, но всем показалось, что очень много времени Шухов не возвращался. Вот наконец он появился в дверях горящего дома с ребёнком на руках, пошатываясь, шагнул на тротуар и остановился. Почему же он не отдаёт девочку матери, почему медлит?
Да потому, что девочка уже мертва.
Потом не раз Шухов вспоминал лицо этой крохотной девчушки со струйками крови в уголках рта, полные горя и ужаса глаза её молодой матери, и это заставляло его сжимать кулаки, стискивать зубы…
– На каком самолете вы предпочитаете сражаться? – спросил Шухова полковник на аэродроме Лос-Алькарес.
– Конечно, на «И-16». Только на истребителе! – ответил лётчик.
– А с «эр пятым» знакомы?
– Знаю как свои пять пальцев. Других учил летать на нём!
– Вот и хорошо! Принимайте «эр пятый»!
– Дайте мне истребитель! Я хочу бить фашистов, а не ходить в разведку!
– Без разведки не бывает сражений! А уничтожать фашистов будете, обязательно будете и бомбить их и штурмовать. Потом, все истребители уже закреплены. Может быть, хотите ждать прибытия новой партии?
Конечно, Шухов этого не хотел.
Невесёлый, он пошёл к самолёту.
– Камарада Хосе авиадоре! – сказал он, протягивая руку маленькому механику. – Буэнос диаз! (Добрый день!)
– Товарищ Карлос! Механико! – по-русски ответил испанец.
В первый проверочный полёт над аэродромом Хосе взял с собой Карлоса. Когда приземлились, механик, любовно похлопывая «Красного чертёнка» по борту, убеждённо сказал:
– Дьяболито рохо – карасо!
– Муй бьен! (Очень хорошо!) – улыбаясь, ответил Шухов.
Ему всё больше и больше нравился Карлос. Как истый испанец, тот не мог быть спокойным ни минуты, всегда куда-то спешил, что-то делал. Улыбка не сходила с его красивого смуглого лица, и он без умолку болтал, мешая испанские слова с русскими. Карлос к тому же оказался храбрым и находчивым в боевой обстановке. В этом Хосе убедился очень скоро, вылетев с ним в разведку.
Первый бой над Мадридом
…Самолёт шёл на небольшой высоте. Под крылом простиралась выжженная солнцем, рыжая земля Кастильского плоскогорья. Кругом камни и чахлые, узкие поля. Росли здесь редкие искривлённые деревья и низкий, стелющийся по земле кустарник.
Шухов, представлявший себе раньше Испанию по книжкам, поражался суровому, бедному пейзажу. В центре страны он не увидел ожидаемых зелёных оливковых рощ, апельсиновых деревьев с золотистыми плодами, ярких цветов – только пыль, камни, жалкая растительность.
К Мадриду тянулось прямое и широкое шоссе.
В полуденный час оно было пустынно. Видно было лишь, как спотыкается по дороге ослик под тяжестью огромной вязанки хвороста да кляча тянет повозку с бочками. Пропылила легковая машина. Разведчики не обнаружили в этом районе предполагаемого передвижения войск противника. Лишь совсем близко от Мадрида они увидели остановившийся около маленькой речки десяток грузовиков с солдатами в красных фесках. Это были марокканцы – жители африканской колонии Испании, насильственно угнанные генералами на войну, до которой, по существу, им не было никакого дела. Шофёры наливали в радиаторы автомобилей воду. Солдаты толпились у машин. Никто из них не поднял головы, услышав шум авиационного мотора. Видимо, они привыкли к тому, что над их головами летают только свои самолёты. И они в самом деле летели, только на большой высоте и левее курса «Красного чертёнка». «Юнкерсы», сверкая на солнце, возвращались с очередной бомбёжки Мадрида. Бомбардировщиков, вопреки правилам, даже не охраняли истребители. Фашистские лётчики не опасались нападений в воздухе. Они знали, что у республиканцев почти нет боевых машин.
Издалека видно было, как над огромным городом в разных местах поднялись клубы дыма. В Мадриде опять начались пожары.
Шухов представил себе, что творится сейчас в столице. Он никогда не забывал чикиту, которую держал на руках. «Эх, погнаться бы за стервятниками да всыпать им жару!» Но что он может сделать один на «Р-5»? Впрочем, кое-что может, подумал он.
Шухов, описав круг, стал резко снижать самолёт и перевёл его на бреющий полёт. Карлос, ставший по совместительству воздушным стрелком, понял его с полуслова. Застучал пулемёт. Прямо на головы марокканцев посыпался свинцовый град. Теряя свои красные фески, солдаты бросились кто куда: под машины, в речку, в кустарник. Пули настигали их. Загорелся грузовик.
Израсходовав весь запас патронов, Карлос восторженно закричал:
– Порррьядокс!
Полюбилось ему это словечко.
Самолёт свечой взмыл вверх и развернулся на обратный курс.
Так произошло боевое крещение «Красного чертёнка».
…Наконец наступил долгожданный для мадридцев день. На улицах, как всегда, завыли сирены. Как и обычно, пришли «юнкерсы» безнаказанно бомбить город. На этот раз их сопровождали немецкие и итальянские истребители – «хейнкели» и «фиаты». Прилетело машин пятьдесят.
Город замер. В тишине только мерный звук мощных моторов. И вдруг в небе, нарастая, возник новый звонкий рокот. Вихрем пронеслись дотоле невиданные двукрылые самолёты с трёхцветными республиканскими знаками. Они стремительно взмыли навстречу врагу.
Люди на улицах не разбежались по укрытиям, а остались на месте, подняв к небу радостные лица.
