Людмила Матвеева - Успешный бизнес в 6 «Б»
Татьяна не знала, что ответить. Потом сказала:
– Я вообще-то больше люблю говорить, а не слушать.
– И говорить только о себе, – добавила Синеглазка, – это как-то научно называется, мне Галина Петровна рассказывала.
– Эгоцентризм, – Сильная образованная, она многое знает, – сосредоточенность на себе. Но мы Татьяну осуждать не будем, правда?
– Тем более я учительница, нервная работа, – тут же подхватила Татьяна, – напряжение жуткое. Дети теперь знаете какие?
– А какие? – с вызовом спросили девчонки. – Нет, скажите – какие?
– Слишком умные, – начала перечислять Татьяна Васильевна, – вот главное – слишком умные. Даже самый из них глупый все равно слишком умный. И с ними трудно – ехидство, цинизм, раннее развитие.
– Умные – это хорошо, – убежденно сказала Сильная.
И тут же девчонки подхватили:
– Умными ругают только глупые!
– Я не глупая, – без обид ответила Татьяна Васильевна, – я легкомысленная, а это и есть женственность.
Сильная задумалась, сказала:
– Права Татьяна Васильевна, я, например, поздно додумалась: мне не хватает знаете чего?..
– Ну не глупость же тебе понадобилась? – спросила, смеясь, Сиреневая. – Для успеха и легкомыслие не всегда в кассу. Оно иногда раздражает и отталкивает. Я так считаю.
– Мне не хватало поверхностности. Слишком хотелось во многом разобраться, все понять. А к чему? Я и понимала многое, да нет в этом счастья. – Она невесело засмеялась. – Глупость – не радость, но и от ума – горе.
– Это называется знаете как? – Редакторша вдруг оживилась. – Гендерное сознание.
– Что такое гендерное? – Синеглазка очень культурная, и то не знает такого слова. А уж Кассирша и вовсе помалкивает.
– Такое сознание, которое с одними мерками – к мужчинам, а с другими – к женщинам. Знаю одну такую: тончайшая женщина, даже талантливая. Но как начнет рассуждать: мужики во всем у нее правы, даже плюгавенький, даже хам и ничтожество – он ей видится справедливым и безупречным. А женщин почти всех не любит и не оправдывает. Гендерное то есть сознание.
– Запомню, – Сильная тоже впервые, оказывается, услышала такое красивое выражение – гендерное сознание. – У многих женщин его вижу, необъективное суждение.
– А может, в этом есть справедливость? – вдруг серьезно и без ужимок спросила Татьяна, до нее дошло, что здесь умеют говорить о серьезном, а вовсе не победами хвалиться. Хотя иной раз и это допускается.
– Татьяна поумнела на глазах, – засмеялась Синеглазка, – не обижайся, Таня, мы здесь все растем морально и интеллектуально. И становимся терпимее.
– И еще – откровеннее, – добавила Сиреневая, – я никому не говорила об изменах моего ненаглядного рассеянного супруга, а здесь расковалась, разговорилась, и меня поняли, а мне стало намного легче терпеть его выходки.
– Давно не рассказывала, Сиреневая, – Кассирша вступила в разговор, когда тема гендерного сознания закончилась, – я уж думала, он остепенился, твой-то рассеянный.
– Ну что ты, Кассирша! Никогда этого не будет! Рассказать вам про новый прикол?
– Конечно, если хочешь – расскажи. – Это Синеглазка в деликатной форме хотела сказать: «Если тебе не больно, Сиреневая». Они научились сочувствовать друг дружке.
И Сиреневая начала рассказ:
– Пришел мой драгоценный с работы, а я пораньше прибежала, ужин на столе. Он ужинает, похваливает мои фирменные голубцы, соком запивает, жмурится от удовольствия. А потом идет к шкафу, достает самый лучший костюм и без комментариев переодевается в него. И элегантная рубашка, я недавно купила. Ботинки фирмы «Саламандер». Я молчу, встал передо мной – не муж, а картинка из глянцевого журнала «Жорж» или «Серж». Ждет вопросов, я взяла себя в руки – молчу. И выражение лица самое мирное. Чего мне это стоит – вопрос другой. Смотрим друг на друга – война нервов. Но мои нервы закаленные от долгой жизни с ним. Молчу и весело поглядываю. Сына дома нет, это удобнее – двое разыгрывают острую сцену. Наконец его нервная система дала сбой: «Почему ты не спросишь, куда я иду?» – «А зачем спрашивать? Лишние вопросы – лишнее вранье!» – «Ну почему обязательно вранье? Лично я терпеть не могу вранья. Я собрался на корпоративную вечеринку – только наши сотрудники. Начальник специально предупредил: „Без жен, без мужей. Они только смущают наш коллектив. С семьей пообщаетесь в домашней обстановке“. А я, между прочим, как раз хотел тебя пригласить – ты такая красивая, моя Сиреневая, никого бы не смутила. Но слово шефа – закон, он и так не всегда мной доволен». – «Это почему же он недоволен? – наивно спрашиваю я. – Ты сильный, думающий специалист, у тебя опыт, с людьми ладишь». – «Он считает меня рассеянным. Я на днях по ошибке утащил его портфель с важными документами». – «Портфель? А домой не приносил, странно», – это я дурочкой притворяюсь. А он – дурачком: «Я уволок этот ценный портфель к одной нашей сотруднице, случайно к ней забежал на минутку, там его и забыл. Она на другой день принесла портфель на работу, золотая женщина. И взяла вину на себя, как будто она его унесла нечаянно. Но ложь не удалась – шеф сразу все просчитал, на меня волком смотрел весь день». – «Обошлось, скажи спасибо золотой женщине», – это я говорю, и никаких слез, никаких неудовольствий – все замечательно. И он уходит, махнув мне ручкой. Я на прощание спрашиваю: «Где будет ваша вечеринка? В каком ресторане?» – «Олимпийский чемпион», я там заказал столик на двоих». И умчался, понял, что проговорился. «Заказал! На двоих!»
Они смеялись над незадачливым рассеянным, а Сиреневая сказала:
– Смешно, правда? Я и сама смеялась – привыкаю к его выходкам. А потом пришел сын, он гулял по Лунному бульвару с Анютой – румяный, радостный, влюбленный. И, как часто бывает, ни в чем не виноватый получил ни за что: «Не смей Анюте врать! Узнаю – пришибу! И посуду вымой сам, видишь – мать устала!»
Пожалели Сиреневую, посочувствовали ей. В заключение она сказала свою коронную фразу:
– Где бы не бегал, а домой прибежит.
– Уважаю тебя, Сиреневая, за оптимизм, – похвалила Кассирша, – а я как что, сразу реветь и ругаться.
Тут приоткрылась дверь и в комнату заглянул, кто бы вы думали? Степа! Он глянул веселыми глазами и крикнул:
– Ку-ку!
А пока девчонки вскакивали со своих мест, он прикрыл дверь и улетучился. Пустой коридор, никакого пса Степы. Только мокрые следы собачьих лап на полу вели к выходу.
Лидка в одиночестве листала журнал «Настя», мимо проходила писательница:
– Лида! Ты такой верный читатель. – Отошла немного, потом обернулась и добавила: – От читателя иногда зависит не меньше, чем от писателя.
– Почему? – Лидка рада хоть какому-то разговору, одной скучно.
– Талантливый читатель делает для книги очень много – он ее понимает тонко, любит ее и умеет много из нее взять для жизни.
Лидка мало что поняла, а писательница быстро пошла дальше. Но остановилась и сказала напоследок:
– Книги умнее, чем твои журналы. Как правило. Переключишься – не пожалеешь.
Лидка задумалась над журналом «Настя». Советы про любовь, фасоны модных юбок, тесты для разных ответов на разные вопросы. А в книгах что? Лидка толком не знает, она почти ничего не читает, кроме журналов. Они гладенькие, яркие – «Настя», «Люба», «Голуба», «Зина», «Корзина».
Тут появилась около Лидки Агата; осматривалась, искала пса.
– Агата, вот ты любишь читать книги.
– Ну люблю.
– А что толку? С Лехой все равно без конца ссоритесь. Пес все равно скрывается. Только зрение портить этими книгами.
– Интересный поворот. – Агата стояла напротив Лидки, стройная, легкая, глаза весело светились, рот готов улыбнуться. – А больше всего вред здоровью приносит как раз журнал «Зина». Это ученые доказали.
– Откуда ты знаешь, Агата?
– В книжке прочла. Очень классная книга. От «Зины» глупеют, и это навсегда.
Лидка недоверчиво пощурилась, но все-таки задумалась: вдруг правда? И что тогда получится? Она, Лидка, никакой пользы от чтения «Зины», «Корзины», «Даши», «Глаши» не получила. Любви как не было, так и нет. Мальчишки бегают мимо, как будто Лидка Князева пустое место.
– Степу не видела, – спросила Агата, – неужели не вернется наш пес Степа? – Агата загрустила – глаза не сияли, уголки губ не улыбались.
– Не видела я его, – Лидка опять уткнулась в страницы – привычка побеждает и не таких, как она. Лидка человек внушаемый, верит во все, что ей говорят авторитетным тоном. А журналы умеют говорить авторитетно.
– Агата, – позвала Суворовна, – не убивайся ты о Степке – он же бессовестный пес. Собака обязана быть верной и преданной. А этот? Шастает где хочет. То в гостях, то похищен. И правды не найти. Противный пес, я считаю. Где ему вкуснее, там он и живет. Разве это правильно? Я бы так не смогла.
– Дом есть дом, – присоединилась к Суворовне Кутузовна, – жить надо, конечно, дома.
