Юрий Александров - Кудеяров стан
Через час загудел вражий лагерь: днепровцы встречали своих.
Ещё сумеречнее стало в старом кремле. Вскоре близко от стены перед вражьими плетнями показалось несколько воинов. Один, видимо предводитель, вышел вперед и, обращаясь к непокорному городищу, высоко, властно поднял руку.
«Северяне! На что надеетесь? На своих? На помощь? Далеко ушли ваши, к самому морю. Думаете, гонцы ваши их вернут? Смотрите!»
Стоящие сзади вождя воины расступились, и северяне увидели связанного человека. Он был окровавлен и едва держался на ногах, поддерживаемый сзади воинами. На голове грязная, тоже окровавленная тряпица, лицо мертвенно-бледное, глаза закрыты.
«Узнали? - кричит снова вождь. - Ваш гонец. Не ждите помощи».
Да, северяне узнали одного из своих посланцев. Видно, в пути напоролись гонцы на отставший приднепровский отряд.
Молчали северяне. Заряна видела, что тяжело раздумывают старики.
«Они одного только захватили, другой ушел, догонит наших, - заговорила она, - а то бы непременно и другого показали… или голову его окровавленную…» - говорит, а сама не уверена, у самой тяжко сжимается сердце.
Решено было не покоряться до конца.
Ночь пришла темная и тревожная. Темноте рады были северяне.
После полуночи по длинным крепким веревкам с городища к речному склону спустились ещё два гонца. Смельчаки незамеченные достигли подошвы мыса. Условлено было, что они добудут коней среди вражьего табуна в луговой долине и поспешат за подмогой, за своими…
Остаток ночи и всё утро не могла успокоиться Заряна. Неужели опять появится у стены вражеский вождь и с ним новые пленники или окровавленные головы?…
Но враги, не выходя из-за плетней, продолжали с утра до вечера строить башни и засыпать проходы во рву.
Вот и ещё день прошел, и ещё, и ещё… Восемь раз уже с начала осады вставало за сторожевым курганом румяное солнце, восемь раз утопало в темно-зеленых дубовых вершинах, в непроходимых лесах на далеком западе.
По-прежнему с надеждой смотрят на восток северяне, по-прежнему назойливо дробно стучат топоры перед рвом.
Страхом и сознанием бессилия переполнились сердца старых северян. Видели старики, что почти уже готов бревенчатый гуляй-город, почти доверху насыпаны широкие проходы во рву. Пройдет ещё день-два, к самой стене подойдут высокие, выше стены городищенской, турусы на колесах. А там - закидают сверху камнями, стрелами и метательными копьями - срезнями, перебросят с башен на стену бревенчатые мостки и ворвутся на городище сильные, молодые, смелые, неся с собой железо, огонь и смерть.
Старым ли, калекам ли, женщинам ли с подростками сопротивляться опытному, закаленному в боевых грозах войску?
Заряна стояла на высоком помосте у самого верха частокола. В руках крепкий Поляков лук, в берестяном колчане у пояса десятка три тяжелых стрел.
Её подозвали старики - хотели услыхать, что скажет колдунова дочь. Что она могла сказать? Она, как и другие, знала, что защищать грозную стену почти некому. Но какой мог быть выбор? Открыть ворота? Тогда враг перебьет старых и уведет женщин и детей, чтобы продать их на рынках греческого Причерноморья. Защищаться, стараясь удержаться до прихода своих? Но северянское войско далеко и не знает, какая грозная туча нависла над родным гнездом. Если и удалось их гонцам догнать войско, не раньше как через десять-пятнадцать дней сможет вернуться оно к родным городищам.
Нет, не успеют вовремя вернуться северяне, нет надежды на скорую помощь-выручку. Что же сказать старикам? Что посоветовать? Неужели безропотно покориться врагу? Пойти на смерть или в позорное рабство?
Задумалась девушка. Что сказать?… Она знает: сейчас её послушаются, от неё сейчас зависит решение, трудное, ответственное решение. И не с кем посоветоваться.
Наконец Заряна решается, поднимает глаза, смотрит в тревожные лица стариков.
«Дух Поляков сказал, - шепчет она, - бороться будем, отобьемся… Он, Полян, направлять будет. Он поможет, скажет. Выстоим, продержимся до прихода наших».
Старики молча, соглашаясь, опустили головы… Выбор сделан. Да и мог ли быть другой?
И началась неравная борьба. Не на жизнь, а на смерть. Заряна перебрала в памяти всё, что слыхала от Поляна о боях, осадах, нападениях, обороне. Старик много ей рассказывал в долгие зимние вечера. Видно, кроме неё, не было у многоопытного умельца близкого человека на городище, ни с кем не вёл он душевного разговора.
Смелая мысль зародилась в голове упрямой северянки. И девушка сама пришла к старикам. «Дух Полянов сказал…»
По её указанию собраны были воины. Её слушались - её и мертвого Поляна. Как в своё время, казалось, самой судьбой посланный кузнец был единственной надеждой городища, так сейчас надеждой этой стала она, дочь Поляна и вещательница его загробной мудрой воли.
Девушка шепотом, хоть никого из чужих не было на городище, тихо поведала, что сказал ей дух вещего кузнеца. Молча согласились воины.
Воины… Немного их было сейчас в кремле. Человек десять сильных взрослых мужчин, несколько ещё крепких стариков да десятка два способных держать оружие подростков. Но ни одного среди них не было, в ком страх был бы сильнее долга и чести, сильнее решимости выстоять или умереть.
Ещё при Поляне были пробиты сквозь вал ко дну рва два потайных хода. Выход одного из них сейчас был засыпан сброшенной днепровцами в ров землей, другой же ход был закрыт только крепкой бревенчатой дверью и замаскирован плитами мергеля.
Поздней темной ночью, когда заснул вражий стан, через этот лаз в ров тихо пробралось десятка два вооруженных северян.
Высокие башни были почти уже достроены. На передней стене каждой из них набиты были сырые конские и бычьи шкуры шерстью внутрь, кровавой мездрой к валу. Во время штурма шкуры должны были защитить подвижные турусы от огня.
Осаждающие знали, как мало мужчин на городище. К тому же их успокоила, обманула полная бездеятельность северян, и поэтому они не слишком бдительно охраняли свои сооружения.
По свежей, насыпанной в ров днепровцами земле северяне выбрались наверх, по-змеиному прижимаясь к вытоптанной сотнями ног и копыт траве, добрались к башням гуляй-города.
И только когда смельчаки были уже у самых башен, один из вражеских часовых заметил их и поднял тревогу.
Северяне, не таясь больше, бросились на часовых и быстро с ними справились. Со стены к ним полетели комья горящей просмоленной пакли. Подростки густоизмазали бревна башен принесенной в ведрах подогретой смолой. Загорелись обе башни, сразу во многих местах вспыхнуло жаркое пламя.
Ещё несколько минут упрямо, стойко оборонялись северянские храбрецы от многочисленного врага, и только когда огонь крепко, въедливо охватил весь нижний ярус башен, герои, отбиваясь от наседавших приднепровцев, отошли ко рву, сбежали в ров.
Здесь уцелевшим было легче. Со стены на нападающих полетели северянские стрелы и ядра. И всё же из восьми воинов только трое вернулись под защиту высокой стены. Погибло и несколько подростков.
Днепровцам не удалось отвоевать у огня искусно сработанные турусы, и всю ночь башни горели жаркими кострами, недолговечными, но яркими памятниками храбрецам, отдавшим жизни за спасение родного городища.
Заряна стояла на стене. Она тоже могла торжествовать: снова по крайней мере на восемь-десять дней отодвинут страшный день штурма. А девушка кусает губы и глотает слезы, чтобы не дать им увлажнить синие большие глаза.
Горят, горят яркие памятники павшим героям.
Едва народилось в далеких лесах новое солнце, едва взошло оно, красное, как огни прошедшей бурной ночи, как кровь пролитая, опять стуком вражьих секир заполнились окрестности городища. Днепровцы снова упрямо валили лес, свозили к городищу, строили новый бревенчатый гуляй-город.
Теперь уже не было надежды уничтожить турусы повторной вылазкой. Наученные первой неудачей, враги не проспят в другой раз, будут крепко охранять свои сооружения. Да и некому уже идти на вылазку - слишком дорого заплатило городище за первый боевой успех, мало осталось за стеной по-настоящему боеспособных защитников.
И ещё восемь дней напряженно прождали северяне. С надеждой ждали появления своих на горизонте, с тревогой - неминуемого штурма.
Все эти дни Заряна мало показывалась на стене. Она с утра до ночи ковала и ковала в жаркой Поляновой кузне, а защитники городища получили сотни тяжелых железных наконечников стрел.
