Меня зовут - Кожа - Бердибек Ыдырысович Сокпакбаев
Майкановой уже, по-моему, лет под тридцать, она маленького роста, щупленькая, очень подвижная.
Запыхавшись, я влетел в учительскую, где она сидела и что-то писала.
Я давно замечал, что встречаются иногда двое людей, которые никак не могут поладить друг с другом. Так и мы с
Майкановой. Давным-давно, еще до начала учебного года, услышал я, что в сельпо продаются новые учебники, и
побежал в магазин. Подхожу к крыльцу: народу полно, хвост очереди на улице растянулся. И все ученики. Что
делать?.. Во-первых, придется постоять добрый час, а перерыв между таймами всего десять минут. Во-вторых,
вдруг завезли мало учебников и мне не хватит... Я подумал-подумал и пошел прямо в магазин.
Вдруг дорогу мне преградила незнакомая, небольшого роста девушка:
— Ты куда, мальчик, лезешь? А ну, встань в очередь...
— Я не за учебниками, за сахаром,— сказал я.
Может быть, было некрасиво лгать. Но, если разобраться, это вовсе не ложь, а военная хитрость. Я, но моргнув
глазом, прошел прямо в продуктовый отдел в глубине магазина. Постоял, посмотрел на сахар... Но меня никто не
просил покупать сахар. Это всегда делает бабушка, и я стал продвигаться вдоль прилавка, издали стараясь
угадать, какие именно из учебников, лежавших стопками, для пятого класса.
Я было совсем влез в толпу, вдруг
чья-то рука схватила меня за шиворот и вытянула обратно. Обернулся — опять та же самая девушка.
— Заблудился,— смеется она,— сахар в том конце продают...
— Чего вам от меня надо? Пустите!— крикнул я, нырнул в толпу и оказался у самого прилавка.
Девушка издали крикнула продавцу:
— Этот мальчик в пестрой кепке прошел без очереди. Не продавайте ему.
Пока продавец обернулся, я успел сунуть кепку за пазуху, схватил сразу несколько учебников, бросил на прилавок деньги и выбрался из толпы.
Девушка крепко взяла меня за плечо.
— Ну и бессовестный ты парень,— строго сказала она.— Из какого класса?
Я сообразил, что на поляне уже начался второй тайм, и побежал. А через несколько дней эта девушка вошла к
нам в класс, держа в руках журнал. Я оторопел. Сначала новая учительница меня и не заметила. Но вот она
принялась выкликать по списку. Дошла очередь и до меня.
— Кадыров!
— Я.
— Кажется, мы с тобой уже успели познакомиться!
Я чувствовал, что нужно ответить. Но что? Извиниться? Как-то неудобно. Э, голубчик, скажет учительница.
Значит, посторонней девушке можно было грубить, а в школе ты прикидываешься воспитанным мальчиком? Да ты, дружок, лицемер! Этого я не мог допустить. Я был уже и дезорганизатором, и хулиганом, и нарушителем
дисциплины, и даже «продувной бестией» (хотя я и не знаю что это такое), но в лицемерии меня никто еще не упрекал. Поэтому я сказал:
— А учебники я все-таки купил. Майканова усмехнулась:
— И на футбол не опоздал?
Откуда она знает про футбол? Только потом я сообразил, что она могла меня попросту увидеть через четверть
часа на поляне. Но тогда я подумал, что Жантас наябедничал.
— Успел,— ответил я сердито,— а вот Жантасу по шее надавать еще не успел. Но ничего, успею!
— Что ты сказал?— изумилась Майканова. Я не стал повторять сел на место. Вот так и испортились с самого начала наши отношения с Майкановой и главным образом из-за этого ябеды Жантаса.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Рассказывает о том, как я хотел увести чужого коня и чем это кончилось, а также про встречу с Султаном.
Через два дня группа ребят с шумом и весельем отправилась в лагерь. Оставшиеся вместе с бригадиром Самедом сели на трехтонку и уехали на уборку сена. Я был зол на всех, никуда не поехал и остался дома.
Мама была на летнем пастбище. (Кажется, я уже говорил о том, что она работает дояркой.) И мы с бабушкой
зажили вдвоем. Г рех хвастаться, но не только во всем ауле, а даже в целом районе нет, наверно, такого
трудолюбивого человека, как моя бабушка. Мне никогда еще не удавалось видеть бабушку спящей: проснуться
раньше, чем она, или лечь спать позже ее. Бабушка с утра хлопочет, доит двух коров, относит молоко на
сепаратор, квасит его, процеживает творог, сбивает масло, наводит порядок в доме, сушит, кизяк, готовит,
стирает... Короче говоря, весь дом только на ней и держится.
И пока бабушка суетилась, трудилась, что-то делала, я умирал со скуки. Есть ли свете худшая беда, чем
одиночество? Наверно, нет. Я пробовал отыскать себе какое-нибудь занятие на улице, но и там было тоскливо и уныло.
«А что, если отправиться на джайляу»,— подумал я.
Мысль была великолепна. Но где взять коня?
Попросить лошадь в бригаде? Да на меня посмотрят,, как на сумасшедшего.
«Этого еще не хватало! Вон отсюда, бездельник!»
И вдруг в голову мне пришла великолепная мысль. «Все улажено,— радостно подумал я,— все равно что конь обуздан и оседлан...».
После ужина я предупредил бабушку:
— Сегодня вечером я еду на джайляу.
— Сегодня? В такую темную ночь?
— Конечно, ночью. Днем слишком жарко, особенно если едешь верхом.
— А где же ты возьмешь лошадь?— поинтересовалась бабушка.
— Какая разница? Была бы лошадь хороша. Бабушка посмотрела на меня с опаской:
— Ой, нечистая сила, опять, какой-нибудь скандал затеешь?
— Что вы, бабушка!— поторопился я успокоить ее.— Какие могут быть скандалы? Просто несколько наших ребят
приехали с джайляу и возвращаются обратно. С ними я и поеду.
— Смотри!— строго сказала бабушка.— Не наделай бед. И без того весь аул, от мала до велика, говорит о тебе.
Как услышит человек твое имя, так волосы дыбом у него на голове встают... Ведь это я, твоя родная бабушка,
сношу твои шалости спокойно. А чужие люди — нет. Прошу тебя, внучек, обойтись хоть на этот раз без баловства.
Не трогай ничего чужого. Сядешь покушать в гостях, помни: обжора — это самое позорное у нас прозвище...
Все сказанное бабушкой я слышал уже не менее сотни; раз. Но что было делать? Начни я возражать —она меня не отпустила бы.
И до чего же любят взрослые поучать детей!
Когда я вышел на улицу, уже стемнело. Без труда разыскал я в сарае заранее приготовленную уздечку и спрятал
ее за пазуху, чтоб не звенела. Хотя вряд ли кто-нибудь мог бы меня увидеть в этот час, я все-таки решил
пробираться
