Юрий Александров - Кудеяров стан
Игорек ничего не ответил.
— И зачем ей кости? — помолчав, спросил опять Глеб.
— Кому?
— Да богородице? И кости-то старые, где только он их набрал… такие, что ни поглодать, ни суп сварить. Разве что на суперфосфат? Так зачем он ей, богородице-то? — Глеб говорил, улыбаясь себе под нос. — Чертовщина какая-то!
— Шурер, — продолжал размышлять Игорек. — Наверно, он не русский. И пишет по-русски неграмотно: богородицу через два «г» написал.
Сидели ребята, рассуждали, да так ни к чему и не пришли. Игорь нервничал.
— Слушай! А может быть, это он родных своих похоронил.
Глеб недоверчиво посмотрел на товарища:
— Это в мешочках-то?
— Ну что же? Знаешь… может, у него семью немцы побили во время войны. А он кости собрал и похоронил.
Глеб нахмурился соображая. Потом отрицательно покачал головой:
— Хороши похороны. Под номерами близких богородице передает. Как инвентарь в колхозе: № 1 — плуг, № 2 — веялка. И закопал на самой площадке, и на глубине — ногой достать можно, и сам каблуками топал, да цигарку сверху бросил. Нет, не похоже…
— А может, временно, — не сдавался Игорь, хоть и понимал, что догадка его не выдерживает критики. — Стой! — новая мысль пришла на ум Игорю. — Тут убийство, понимаешь? Это он убил кого-то и теперь концы в воду прячет.
— Кости-то старые, — усомнился Глеб.
— Ничего не значит. Может быть, он давно уже убил и закопал у себя… в погребе или под полом. А теперь решил — от греха подальше… Верно, всё-таки это его близкие… Он, очевидно, семью свою перерезал… жену, детей.
Глеб вдруг засмеялся.
— А помнишь, какие зубы в мешочках? Как у барана или теленка. Хороши близкие. За таких родственников и судить-то не станут. А потом… — заговорил снова Глеб, — яму он выкопал глубже полметра и широкую, а кость закопал у самой поверхности и в уголке. Не в костях тут дело. Искал он чего-то.
— Ну, а закапывал зачем?
— Кто его знает? Может быть, нарочно, чтобы запутать. А может, колдун твой Шурер. Бывают ещё такие в дальних деревнях. Скот лечат-калечат, людей дурят.
На первый взгляд эта новая мысль Глеба показалась Игорю заманчивой, но, вспомнив наружность своего зеленого незнакомца, он не смог с этой догадкой согласиться. Нет, не был похож на колдуна тот человек: часы, компас, рулетка, очки, велосипед. Не похоже!
Снова шум чьих-то шагов в кустах. Мальчики замолкли.
А на Тарелочку из зарослей вышел… колдун: старый-престарый, лет от роду, верно, девяносто, борода до пояса, голова, как колено, лысая. В лапоточках, в белой домашнего тканья длинной рубахе, с грубой палкой в руках. Только опоясан новеньким ремешком с никелированной пряжкой фабричной работы. А то и впрямь за выходца из древних веков можно было бы принять. Заговорил весело, приветливо ребятам улыбнулся. Мальчики встали.
— Бычка, внучики, не видали тут? Звезда на лбу белая, сам красный.
Бычок, тот самый, что напугал недавно Игоря, нашелся скоро: он мирно пощипывал траву за зелеными кустами. А дедушка не торопился уходить. Подошел к костру, сел, снял лапти — видно, старые ноги натомились. Ребята недовольны были приходом незваного гостя. Им о многом надо было поговорить наедине.
— Вы, внучики, не заночевать тут, у костра, хотите? — моргая морщинистыми веками маленьких глаз, спросил дед. — Не боитесь?
— А чего нам бояться, — буркнул Глеб, — не маленькие.
Старик беззвучно засмеялся.
— Да уж куда больше. Надо бы, да нельзя! Только, — он сделался серьезнее, — тут, бывало, и старые побаивались. Место такое. Конечно, молодежь теперь не та пошла, не верит.
— А чем это место особенное? — прищурился Игорек. У него уже рождались сомнения, пока ещё неясные, неоформленные. Во всяком случае, подозрительно было то, что старик их пугает, словно отвадить отсюда хочет.
Дед хитро посмотрел на мальчиков:
— Будто не слыхали?
— Я не здешний, — ответил Игорек, — не приходилось слышать.
— Вышка тут была при немцах, — отозвался Глеб.
— Не про то речь. А раньше?
— Что-то слыхал, — припомнил вслух Глеб, — не то жил тут кто-то, не то похоронен.
— Кто-то? — не зло передразнил дед. — Как это место зовется?
— Ну, курган, Тарелочка.
— А ещё?
Глеб не знал.
— Кудеяров стан, — весомо и с расстановкой изрёк древний дед и значительно посмотрел на своих юных собеседников. — А кто такие кудеяры? Не знаете? — и засмеялся тихим смешком. — Эх! Ученые, школяры, а кудеяров не знаете?
О кудеярах мальчики действительно ничего не слыхали.
В это время зашипело в костре. Уха раскипелась вовсю и выбегала, мутно пенясь, из котелка на горящие угольки. Глеб занялся варевом.
— А мы, дедушка, не боимся никаких кудеяров, — сообщил Игорек.
— Ну и я не боюсь. Я не к тому, а только много о них говорят, и никто ничего путем не знает. Плетут больше по-пустому. И всем заманно. Всем клады их взять хочется.
Мальчики насторожились.
— Клады? — переспросил Игорь. — Какие клады?
— Не слыхали? — Дед по-хозяйски подкинул в огонь несколько веток и справился деловито: — Солили ушицу-то?
— Какие же клады? — нетерпеливо переспросил Игорь.
— Большие клады здесь кудеярами закопаны, — начал рассказывать дед, усаживаясь поудобнее. Видимо, он готовился говорить долго. — Ну как? Интересно? Аль не рассказывать?
— Расскажи, дедушка, — попросил Игорек.
— И про кудеяров и про клады, — добавил Глеб.
Игорек, одобряя, мотнул головой.
— А тем временем уха сварится, поужинаем, — сказал Глеб.
— Ну что ж? Береговая уха чего не вкуснее, — согласился дед. Помолчал минуту, собираясь с мыслями, и начал рассказ.
ГЛАВА IV. КУДЕЯРОВО ГОРЕ
— Про кудеяров, сказал я уже, никто толком не знает. А болтают больше чепуху. Да столько наболтали, что от чепухи, как от шелухи, правды теперь не отсеешь. Значит, и я, — дед заулыбался опять лукаво, — с шелухой угощу.
Давно они жили, кудеяры-то. Мне о них дед мой говорил, когда я еще махоньким был (а мне в субботу сто лет). Деду прадед его рассказывал, а прадеду леший. Скажем, идёт эта байка от дедов в деды. И, конечно, каждый что забывает, а что и от себя прибавляет. Так уж ведётся.
Ну вот. Жили кудеяры от христиан вблизи. Но не вместе: у них свои поселки были. В самых глухих местах, в лесу да среди болот, да на буграх. И жили не по-нашему, — по одной избе на каждое поселение (потому и звали их села избищами). Большая изба, длинная-предлинная. Ну, не знаю, внутри она, может, и поделена, а может, и нет, теперь уже неизвестно, а только очень дружно жили меж собой. А на этом кургане у них главный стан был.
— Народ они были, что ли?
— А кто их теперь разберет! То ли народ особенный, то ли просто от русского народа беглые. Вроде казаки, вроде разбойники. Только простой люд они не обижали. Да нет, народ как будто особенный. Языком своим говорили.
Не пахали они, хлеба не сеяли. Охотой промышляли да скотину разводили, пчелок тоже. На погляд-то, может, и хорошо жили. А пожить хорошо никогда народу не удавалось. Закон такой был: «Слушай в пол-уха, кушай в полбрюха, работай в три живота».
Думаете, кудеяров леса да болота от господской власти оберегали? Да нет. И до них буяре добрались.
— Бояре, — тихо поправил Глеб.
Дед не расслышал или сделал вид, что не слышит. Он сидел уже серьезный и задумчиво смотрел в огонь. Игорю почудилось, что это сидит последний кудеяр и рассказывает о злоключениях своего загадочного племени.
— Жали буяре нашего брата, жали и кудеяра. Тяжело приходилось. А терпели. Кудеяры хоть и нехристи были, да все одно — мужики, а мужик терпеть умел… до поры, до часу. Только жил тут один поп. Хитрец. Борода черная, а душа бороды чернее.
Вот раз он в мужикову одежду обрядился, в самую плохонькую, жене своей говорит, попадье, значит (а она была у попа злющая): «Бей меня, — говорит, — по спине и пониже спины, да так, чтобы следы явные остались».
Ну, злой бабе это первое удовольствие. Одной рукой, значит, она попа за волосья, а другой — как цепом по колосьям. Сказать — в раж вошла. Побила, сколько попу для его выдумки надо было.
Поклонился поп попадье и пошел. «Жди, — говорит, — меня с золотом». А сам сюда, под этот курган. Не доходя, лег вот там на тропинке и ждет, когда кудеяры мимо идти будут. А они этой тропой каждый вечер домой к себе сюда, значит, возвращались. Долго лежал, только слышит — идут. Поп и застонал, жалобно-прежалобно.
