Ростислав Кинжалов - Воин из Киригуа

— Воля батаба будет исполнена, — тихо ответил отец.

— Да пошлют вам боги спокойной ночи, — сказал, уходя, вестник.

— И тебе также, — в один голос воскликнули обрадованные отец и мать. Ничего страшного не случилось. Будет занят лишь один день; уборке урожая это не помешает.

Скоро в хижине стихло, все обитатели ее спали. Ровно дышали набегавшиеся за день малыши, иногда постанывал во сне отец. Хун-Ахау улыбался: ему снилась быстрая река, по которой он плыл в лодке навстречу чему-то неизвестному, но радостному…

Глава вторая

ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ГОРОД ОЛОЛТУН

Между тем владыка Кикаб правил во всем великолепии в городе Кумарка-ах, и все селения платили ему дань.

На следующий день, ранним утром, отец и сын, получив и кладовой батаба две большие корзины с яйцами, шагали в Ололтун — резиденцию великого правителя.

Ноша не была тяжелой, и Хун-Ахау был счастлив. Он никогда еще не был в столице, но давно мечтал увидеть этот великолепный город. А теперь, благодаря неожиданному поручению батаба, он сможет увидеть даже дворец! Разве это не счастье?

Ах-Чамаль молчал, пока они не выбрались с тропинки на широкую, мощеную и покрытую ровным слоем известки дорогу. Утерев со лба пот, он сказал:

— Будь осторожен, Хун-Ахау! Если разобьешь яйца, нам не миновать беды! Палка управляющего хозяйством дворца умеет кусаться точно так же, как и палка батаба!

— Почему же ты не предупредил меня раньше, отец, — искренне удивился Хун-Ахау, — уж где я мог споткнуться, так это на тропинке, а не здесь, на белой дороге*.

— Скажи я тебе это перед тропинкой, ты обязательно споткнулся бы там; нельзя предупреждать перед трудным, а надо после него. Теперь, зная, что трудное пройдено, ты спокойно пройдешь легкое, — наставительно ответил отец.

Ах-Чамаль любил поучать своего первенца.

По ровной широкой дороге шагалось легко. Хун-Ахау вспомнил жалобы односельчан, когда батаб посылал их на починку старых или постройку новых дорог. «Нет, — решил мысленно он, — пусть это работа тяжелая, но она нужная. Как трудно было бы идти нам, если бы здесь была только тропинка. Хорошая вещь — большая дорога».

Отец, по-видимому, тоже был доволен; он мурлыкал себе под нос какую-то неприхотливую песенку. С боковых тропинок на дорогу вливались все новые и новые группы людей и двигались по направлению к городу.

Быстрым упругим шагом прошли четыре носильщика, держа на плечах открытые носилки. В них важно сидел толстый молодой мужчина — очевидно, батаб какого-нибудь селения. Над головой его в такт шагам носильщиков мерно покачивались перья пышного плюмажа. Вельможа, обмахиваясь веером, глядел вперед, не обращая внимания на поспешно очищавших дорогу путников. За носилками шли воин с копьем и два раба с припасами. Воин протяжно зевал, а один из рабов поспешно что-то жевал, стараясь, чтобы никто этого не заметил.

Через час или полтора пути дорога свернула в сторону, взбежала вверх по отлогому склону холма и словно остановилась в раздумье на минуту на его вершине, прежде чем ринуться, петляя, вниз. Когда Хун-Ахау с отцом поднялись на вершину, перед их глазами внезапно появилась долина, похожая на гигантскую круглую чашу. В середине ее рассекал небольшой быстрый поток. Вся долина и спускающиеся к ней уступами склоны окружающих холмов были покрыты величественными зданиями. В прозрачном утреннем воздухе, пронизанном косыми лучами восходящего солнца, они были видны особенно отчетливо.

— Вот и Ололтун, — сказал Ах-Чамаль.

Он остановился у края дороги, сиял осторожно корзину, поставил на землю, помог освободиться от груза сыну.

Почти в центре долины находилось огромное прямоугольное здание, расположенное на высокой оштукатуренной насыпи. Своей тяжестью оно, казалось, прогибало землю. Из середины его поднималась вверх большая четырехгранная башня, показавшаяся Хун-Ахау чудом, — он никогда не видал ничего подобного. К главному входу, перед которым толпилось множество людей, казавшихся отсюда черными точками, поднималась широкая лестница.

Отец вытянул руку, показал на здание:

— Вот, это дворец. В нем живет «владетель циновки», великий правитель Ололтуна, наш владыка и трижды почтенный повелитель. Мы должны идти туда, чтобы сдать яйца управляющему хозяйством. Это очень важный человек, он ведает всеми податями, которые уплачиваются поселениями «владетелю циновки»; он знает все! Десятки ученых писцов следят за правильностью и сроком уплаты. И яйца, которые мы несем, уже где-то сосчитаны и записаны, и писец знает, кто их будет есть. Велика, очень велика сила письма, недаром оно известно только очень немногим! И как счастлив тот, кто его знает. Его спина никогда не будет гнуться от тяжелой работы!..

— Отец мой, — спросил Хун-Ахау, глядя на раскинувшийся внизу город, — наверное, правитель Ололтуна самый богатый и могущественный владыка на земле?

— Прежде всего, говоря о нашем повелителе, ты должен всегда прибавлять слова: «наш владыка» и «трижды почтенный», — строго сказал отец, оглядываясь, не услышал ли кто-нибудь неосторожные слова сына. Успокоившись, он добавил: — Наш трижды почтенный повелитель, конечно, очень богат и могуществен, но говорят, что владыка Города черных скал*, лежащего на реке Усумасинте, куда богаче нашего. А сколько воинов может выставить великий правитель Тикаля, отца всех городов мира? Тикаль в двадцать и двадцать раз больше Ололтуна — так мне рассказывал один торговец, побывавший в нем. Его нельзя охватить взглядом, как наш Ололтун. Но пойдем, мы слишком долго задержались здесь!

Они подняли корзины, закрепили их за плечами и снова двинулись вперед. Спускаться по склону было легче и быстрее; за каких-нибудь несколько минут отец с сыном дошли до потока, давшего имя городу. Влево от него на высокой пирамиде стоял большой храм; три широких лестницы вели к парадному фасаду с пятью дверьми. Стены здания были украшены барельефами, изображающими богов и жрецов в причудливых одеяниях. Отец остановился у подножия холма и прошептал молитву. Окончив ее, он сказал:

— В этом храме похоронен отец теперешнего правителя Ололтуна, нашего трижды почтенного владыки. В толще пирамиды находится склеп — маленькая комнатка, посередине которой стоит каменный саркофаг, а в нем покоится великий Ах-Тапай-Нок. Он был знаменитым воителем. Три раза войска Ололтуна под его предводительством доходили до Города черных скал, а в последний поход был захвачен в плен сам правитель этого города. Великие богатства окружают прах Ах-Тапай-Нока; на его лице лежит маска из чистого нефрита, на груди — нефритовое ожерелье и жемчужины, не говоря о других ценностях. А выше его, вот здесь, где-то на уровне десятой ступени пирамиды сверху похоронен твой родственник — младший брат твоей матери.

— Что ты говоришь, отец? Как же могло случиться, чтобы простой земледелец был похоронен в этом замечательном храме, да еще выше верховного правителя? — изумился Хун-Ахау. — Разве он принадлежал к знатным или был прославленным воином?

— Нет, он не был ни тем, ни другим. Твой дядя был красивым, стройным юношей, и бог Смерти устами верховного жреца возвестил, что он должен стать стражем гробницы Ах-Тапай-Нока. Поэтому, когда вход в склеп был завален камнями до половины, твой дядя вошел туда с тремя товарищами и юной девушкой-рабыней, предназначенной в служанки покойному правителю. Их заложили каменной плитой и залили ее известью. А потом каменщики снова начали засыпать камнем и щебенкой спускной колодец…

— И они навсегда остались там? В мраке, без солнца и свежего ветерка, без голубого неба и зеленой листвы? Как же дядя согласился на это?

— Быть стражем покойного правителя — большая честь! Сначала твой дядя очень сопротивлялся, но жрецы убедили его. Он вошел в свою могилу улыбаясь и с гордо поднятой головой. А его семья была освобождена от податей на четыре года в знак чести, оказанной ему. Я уверен, что ты поступишь точно так же, если это понадобится! И всякий раз, проходя мимо этого храма, вспоминай о своем дяде; он воистину достоин доброй памяти!

Хун-Ахау приостановился и долго не мог отвести взгляда от массивного тела пирамиды, в середине которой его дядя (почему-то он представлялся юноше похожим на него) когда-то медленно угасал без пищи, воды, задыхаясь от недостатка воздуха. И только повторный оклик отца, уже отошедшего от него, привел юношу в себя. Невольно поведя плечами от пробежавшей по спине холодной струйки ужаса, Хун-Ахау пустился догонять отца и долгое время шел рядом с ним, не произнося ни слова.

Они прошли мимо нескольких других храмов и вышли наконец к цели их путешествия — дворцу. Вблизи он выглядел еще более мрачным и пугающим. Вмурованные около лестниц барельефы изображали связанных вождей, стоявших на коленях. Глаза их были обращены на главный вход. Казалось, пленники ждали появления своего победителя, который должен был решить их судьбу. Бесконечные арки, выходившие на широкую террасу, выглядели открытыми пастями какого-то сказочного чудовища, притаившегося среди зелени.