Вероника Кунгурцева - Похождения Вани Житного, или Волшебный мел
Навстречу попалась стайка плотвичек — обплыла Ваню с Шишком с двух сторон, Ване показалось, что плотвички захихикали. Ему даже послышалось:
— Фу, уроды!
Но, конечно, ни одна из плотвичек даже рта не раскрыла.
Поплыли вниз по течению, помаленьку подвигаясь к тому месту, где снаружи им виделся водопад. Никакого водопада не было — а ткнулись в стену, которая преспокойно проходила и по воде, так же как по воздуху. И на той стороне не видно никаких бараков или голого дна, совершенно такое же течение, как по эту сторону… Только перебраться туда никак нельзя… Вот ведь незадача!
Шишок присвистнул и поплыл вдоль стены, пытаясь найти проход. Ваня вздохнул, ему так понравилось в Смородине, что он подумал, что все вопросы сейчас разрешатся: они получат невидимый мел, он встретит здесь свою мамку, заберёт её с собой и…
И вдруг сверху их понакрыла какая‑то тень, так что в реке темно сделалось… Не могла же так скоро наступить ночь?.. Набежала волна — и буйные водовороты закружились в речной глубине, Перкун кубарем укатился влево, Шишка унесло далеко вправо, а Ваню водокрутью тащило незнамо куда. Он выпучил глаза — и увидал нечто вроде раскрытого капота громаднейшей машины. По бокам свисали какие‑то длинные ремни, за один из которых Ваня попытался ухватиться. Но ремень вдруг взвился вверх, хлестнул по воде, ровно кнут, — и Ваня, висевший на нём, сорвался и полетел куда‑то… В ужасе он увидел, что залетает прямо в этот раскрытый капот… Только никакой это был не капот, а… Что это было, Ваня не понял. Капот захлопнулся — а Ваню понесло вместе с потоком воды, как с горы на санках, вниз…
Когда мальчик открыл глаза, то ничего не увидел — он стоял на карачках на чём‑то мокром и скользком. А вокруг — кромешная тьма. И воды тут не было, зато пахло отвратительно. Ваня, тяжело дыша, вцепился в ладанку с одолень–травой, встал на ноги и попытался сделать несколько шагов с выставленной вперёд рукой — но поскользнулся и тут же упал. Правда, не ударился… Вспомнил про котомку, которая так и висела за плечами, сел на какой‑то скользкий бугорок, и на ощупь отыскал фонарик, который сунула предусмотрительная Василиса Гордеевна. Фонарик работал! И осветил какие‑то ребристые пещерные своды высоко над головой, под ногами — скользкое бугристое поле… Света фонарика не хватало, чтоб осветить то, что было вдали.
Поминутно оскальзываясь, Ваня тронулся в путь. Вперёд он двигался или шёл назад — не знал. Почувствовал, что начался подъём. Идти стало совершенно невозможно, как будто пытаешься подняться по заледенелой горушке, только гора была почему‑то не белой, а бурой. И дышать становилось всё труднее, ну да, он же теперь дышит жабрами, а тут — какой‑никакой, а воздух. И вдруг он увидел, что вдали появился краешек света… Но тут гигантская волна обрушилась на него с горы — Ваня изо всех сил вцепился в фонарик, боясь, что волной его вырвет из рук и унесёт. Котомка больно била мальчика по спине, его несло незнамо куда — но Ваня блаженствовал, в воде он мог наконец отдышаться.
Но волна скатила его с горы вниз — как раз туда, откуда он пытался выкарабкаться. Когда водица схлынула и Ваня открыл глаза, в свете так и не выключенного фонарика он увидал, что неподалёку лежит кверху лапами Перкун. Ваня вскочил на ноги, в очередной раз упал и закричал:
— Перо! Пёрышко, ты живой?
Перкун признаков жизни не подавал, глаза его были затянуты плёнкой. Может, сделать ему искусственное дыхание? Но как? Рот в клюв? И делают ли искусственное дыхание птицам? Но тут Перкун дёрнул лапой, пошевелился и открыл круглые глаза. Ваня не успел толком обрадоваться, как услыхал голос Шишка:
— Хозяи–ин! — Шишок вприскочку бежал из темноты на свет фонарика. Подбежал — и, поскользнувшись, грохнулся прямо на Перкуна, который всё ещё лежал гусиными лапами кверху.
— Ты мне шею чуть не свернул! — просипел Перкун и, отряхнувшись, встал на ноги. Друзья обнялись, едва снова не упав.
— Куда это мы попали? — спросил Перкун.
— Может, это ледовый дворец спорта? — пошутил Ваня.
— Да, конёчки бы тут здорово пригодились, — согласился Шишок
И вдруг Ваня ощутил внутри себя какой‑то щекотный гул, который, как это ни странно, складывался в слова… Ваня, хоть и не слышал ушами, но явственно понимал говоримое:
— Добро пожаловать в сон Сома! — Вот какие сложились в нём слова.
Ваня посмотрел на Шишка с Перкуном — и по их обалдевшим физиономиям догадался, что они тоже услышали, а может, увидели — в общем, разобрали то, что им сказали. Шишок стукнул перепончатой лапой по скользкой тверди:
— Ядрёна вошь! Так мы внутри рыбы! — и тут же навернулся.
— Не просто рыбы, — опять раздался рокот. — Я — Сом–привратник. Охраняю границу. Кто вы такие? На русалок не похожи… На утопленников не тянете… Может, вы проклятые дети?
Ваня при этих словах насторожил уши. Шишок же пробормотал:
— Вот ведь! Съел — и ещё разговоры разговаривает…
А внутри каждого продолжало гудеть:
— Вижу, что не проклятые. А особые приметы подходящие: жаберные щели есть, перепонки — в наличии. Выходит, вы нелегальщики. Хотите, значит, проникнуть в подводное царство… А как вы собирались туда пробраться, когда мы давно уж оградились от земного мира? Другого пути нет — только в моём желудке. Я — Сом–перевозчик.
Шишок проворчал:
— И пограничник он, и привратник, и охранник, а теперь ещё и перевозчик, это какой‑то Сом-многостаночник получается…
А внутри гудело:
— Давненько у нас не было таких гостей!
Шишок же никак не мог успокоиться и всё продолжал ворчать:
— Если бы каждый так‑то: проглотит котлету, а после заводит с ней задушевную беседу… Дескать, давненько не бывало в гостях такой вкусной котлеты.
Сом пророкотал:
— А и не всё же человечкам рыбку‑то есть, иногда и рыбка может человечков съесть…
— Протестую! — закричал Перкун. — Тут и птицы имеются…
— Чайки?! — бабахнуло в мозгу.
— Нет, нет, — заторопился Перкун. — Всего лишь петухи. Один петух…
Рокот прекратился. Подождали — но было тихо…
— Как думаете, он нас насовсем проглотил или… не насовсем? — спросил шёпотом Ваня.
— Думаю, всё ж таки должон выплюнуть, — сказал Шишок. — Он же говорил, что перевозчик… Хотя, кто его знает, в каком виде он доставляет перевезённых… перевезённое… И не знаю, как ты, хозяин, а я так дюже невкусный. Думаю, даже ядовитый, — последние слова он проорал, видимо, в расчёте на слух Сома.
— Вас, он, может, и выплюнет, — вздохнул Перкун, — а меня точно в себе оставит. Вечно куры с петухами за всех отдуваются. Что поделаешь — белая кость… От белого мяса никто ещё не отказывался — ни во сне, ни наяву.
— Ну вот— опять он избранная птица… — проворчал Шишок. — И тут он лучше других оказывается.
— Не ссорьтесь хоть в желудке‑то, — рассердился Ваня. А внутри зарокотало:
— Приготовьтесь, я скоро проснусь — и изрыгну вас наружу.
— Наконец‑то! — пробормотал Шишок. — А то мы тут без воды уж чуть не задохлись.
— Но для этого вы должны сплясать во мне, только посильнее топайте‑то… А то я больно крепко сплю… Ненароком ещё начну вас переваривать…
Дважды просить не пришлось. Шишок заиграл на балалайке — и заорал:
То не лёд трещит,Да не комар пищит,Это кум до кумы судака тащит,Ах ты, кумушка, да ты, голубушка,Приготовь‑ка судака, чтобы юшка была!
Все пустились в сумасшедший пляс: Перкун подскакивал чуть не к потолку — и с размаху вонзался когтистыми лапами в скользкую поверхность, Ваня прыгал как медведь, взмахивая фонариком — свет от лампочки освещал то один, то другой угол сомьего желудка, Шишок же в лихой пляске отбил себе все подошвы. И ничего не происходило — внутренний голос молчал. Ваня тут засомневался: а не обиделся ли Сом, песня‑то была не самая подходящая, не такую надо было исполнять в рыбьем желудке. А дышать становилось всё труднее…
Но тут откуда‑то изнутри понеслась такая вонь, что все носы себе позажимали, а вслед за этим прикатилась бойкая волна слизи, подхватила путешественников и поволокла вперёд и вверх… Ваня сквозь полуоткрытые веки увидел свет, который всё приближался, становился шире, шире, и вот их с силой выхлестнуло наружу.
Глава 18. Речные выборы
Пронесло по воде, закружило, запружило — и отпустило. Ваня плавно опустился к ногам какого‑то человека в джинсовой паре, стоящего на ржавой железной бочке. Лицо его показалось Ване смутно знакомым. Чуть в стороне такую же бочку оседлал некто, похожий на нового русского: в красном пиджаке и с такой толстой золотой цепью, на которую вполне можно было посадить волкодава. Кроме цепи, висящей на бычьей груди нового русского[52], никаких других сокровищ на дне Смородины не наблюдалось. Не было россыпей жемчугов, сапфиров, изумрудов. Не виднелся вдалеке золотой дворец или хоть глинобитная хижина…
