Ричард Блэкмор - Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

Мне и в голову прийти не могло, что Джон Фрай когда-нибудь разболтает Джереми Стикльзу о человеке в белой шляпе, которого он видел на Топи Колдуна, пото­му что этот болван поклялся в свое время на острие ножа, что не скажет никому ни словечка, пока не получит на это полное мое согласие. Но сейчас — я почувствовал это — Джон выложил Джереми все начистоту и даже — я нисколько в этом не сомневался — гораздо больше того, что рассказал мне, сестрам и малышке Рут в прошлый раз. Деяния дядюшки Бена повергли мастера Стикльза в неописуемое удивление, потому что кого-кого, а уж его-то он считал самым верным подданным его величества.

Обо всем этом я узнал, когда Джереми вновь почув­ствовал ко мне доверие, а его он почувствовал после того, как я спас ему жизнь.

Семь грачиных гнезд. Семь грачиных гнезд. Я не сво­дил с них глаз и потому взял на себя всю работу на за­падном участке нашей фермы. Это место было ближе всего к Долине Дунов, и отсюда проще всего было доби­раться до того холма, откуда, глядя вниз, я мог считать гнезда на ветвях заветного дерева.

Однажды сквайр Фаггус — нынче все стали называть его именно сквайром — явился к нам как раз в обеденное время, и не успел я и глазом моргнуть, как он подружил­ся с мастером Джереми Стикльзом. Том привел свою зна­менитую кобылу, чтобы показать ее Анни, а потом, объ­яснив земляничной красавице, как он любит Анни и попросив Винни войти в его положение и вести себя хо­рошо, он посадил на нее Анни и долго катал сестренку по двору, сияя от удовольствия. В последнее время он вооб­ще был на седьмом небе от счастья, потому что ему уда­лось купить участок земли, заплатив за него в десять раз меньше того, что он стоил на самом деле. Он хвастался всем и каждому, что высочайшее прощение было дарова­но ему несколько месяцев назад, но он никак не выберет время, чтобы съездить за королевской грамотой в Лон­дон, но, как бы там ни было, теперь-то уж к нему не прицепится ни один судейский крючок.

В тот день он все говорил Анни — а та верила каждо­му его слову, глядя на него во все глаза,— что вот, мол, судейские оттяпали у него землю, а он снова оттяпал ее у них, и это куда как справедливо, потому что, выходит, именно за счет судейских он теперь снова стал уважае­мым членом общества. Он сказал, что немедля отправит­ся в Лондон за королевским прощением, а затем вернется к своей любимой Анни и так далее, и тому подобное, — а дальше начались любовные шушуканья и всяческие се­креты, каких мне знать не положено.

Я встал из-за стола,— пусть нашепчутся досыта! — и отправился на западный участок, горестно думая о том, как славно складывается жизнь у Тома и Анни и как зыбки мои надежды на счастье. Я усердно работал до самого вечера, вырубая молодые деревца там, где они росли чересчур густо. Самое время было возвращаться к ужину, тем более, что за эти несколько часов я нагулял зверский аппетит, неустанно махая топором и не слыша ничего, кроме журчания ручейка, и не видя никого, кроме зайцев и птиц, составивших мне компанию, с которой можно бы­ло коротать время, не отвлекаясь от работы. Солнце за­катилось за темную дубраву, шумевшую на холме, и про­зрачный ручей, лепетавший среди травы и папоротника, сделался чернее черного в надвинувшихся сумерках.

Итак, я тщательно обтер топор и нож — я вообще тер­петь не могу, когда орудия труда находятся в небреже­нии— и стал прикидывать, стоит ли еще раз сходить туда, откуда видны семь грачиных гнезд, или все же не стоит, потому что в такой темноте все равно уже ничего не разглядишь. Все это время я раскладывал и связывал в пучки колья и жерди, вытесанные из стволов вырублен­ных деревьев, и делал я это так тихо, что даже слабый ручеек, протекавший неподалеку, заглушал все звуки, издаваемые моей работой. Этим-то, вне всякого сомнения, я спас себе жизнь, которой — я об этом и понятия не имел — в те минуты угрожала смертельная опасность.

Когда я связывал последний пучок жердей, я увидел, как из-за изгороди появились трое человек, и заметил, что каждый имел при себе здоровенный карабин. Шли они открыто, не таясь, и чувствовалось, что в наших краях они объявились не случайно. И тут меня прошиб холод­ный пот, когда мне вдруг показалось, что ищут они имен­но меня.

Хорошо еще, что я услышал их раньше, чем они уви­дели меня, и что в тот момент я стоял в ложбине, где по­зади меня был густой кустарник. Отступить и спрятаться в него у меня уже не было времени, и тогда я инстинктив­но пригнулся и лег на землю плашмя среди папоротников. Я лежал, затаив дыхание, а зловещая троица между тем подошла к проходу в изгороди, где я только что работал, и стала внимательно осматривать это место. Борец, ат­лет, здоровяк, каких поискать, я был совершенно беспомо­щен, и лишь покров папоротников защищал меня в эту минуту. В сумерках раннего вечера я увидел три фигуры своих убийц, но ужаснули меня не они, а те три ружей­ных ствола, из которых смерть могла вырваться каждое мгновение.

— Здесь кто-то работал,— раздался глухой голос Карвера Дуна. — Прыгай, Чарли, да осмотри все вокруг хо­рошенько: нам не нужны свидетели.

— Подай руку! — потребовал Чарли, тот самый моло­дой человек, красивый и самоуверенный, что в прошлую ночь стоял на посту у Ворот Дунов. — Берег такой крутой, черт бы его побрал!

— А, ерунда! — воскликнул третий, и я с величайшим удивлением узнал голос Марвуда де Уичхолса. — Здесь рубил кустарник какой-то фермер, и парня давно уже след простыл. Гляньте-ка, здесь не увидишь даже кролика.

Тут только я перевел дух, возблагодарив Бога за то, что куртка в этот момент была на мне и я не оставил ее там, где работал.

— Сквайр прав,— подтвердил Чарли.— Здесь взаправ­ду никого нет, капитан.

— Никто не ходит рубить заросли в одиночку,— про­должал молодой де Уичхолс.— Всяк берет с собой собаку, чтобы та отпугивала привидения, Но вокруг — ни че­ловека, ни собаки.

— На этой ферме живет один здоровенный парень,— пробормотал Карвер Дун. — Ежели когда я наткнусь на него, мне придется свести с ним кое-какие счеты. У него вырос на нас большой зуб, потому что мы убили его отца. Прошлой зимою он собирался привести сюда полк сол­дат— про нашу душу, значит,—но потом побоялся. И еще он побывал в Лондоне. Как пить дать, под нас копает, сволочь.

— Если ты имеешь в виду этого дурня Джона Ридда, — отозвался молодой сквайр, — то это такая деревен­щина и такая простота, что с ним и счеты сводить грех. «Под нас копает!» Да у него на это ума не хватит. Его, кроме единоборств, ничто не интересует. Здоров, как бык, и мозгов меньше, чем у цыпленка.

— Как только увижу этого быка, так всажу ему пулю промеж рогов,— промолвил Карвер и криво усмехнулся.

— Вот уж дудки, капитан. Я не хочу, чтобы ты его убивал. Во-первых, он, как-никак, мой старый школьный товарищ, а во-вторых, у него есть хор-рошенькая сестра. Родственничек у них тут один имеется, Том Фаггус, вот этот — совсем другое дело: он в тысячу раз опаснее любо­го Джона Ридда.

— Посмотрим, посмотрим,— проворчал Карвер,— Ду­рак Джон Ридд или умный, но ежели он встанет на моем пути, он не жилец на этом свете. Вперед, ребята! Поторо­пимся, иначе тот, кто нам нужен, уйдет от нас. А тогда я с вас обоих шкуру спущу.

— Не беспокойся, капитан, и не пори горячку, — живо отозвался Чарли.— Дай-то мне Бог быть так же уверен­ным в том, как я проживу этот год, как я уверен в том, что до конца этого часа его уже не будет в живых. Пом­ни, ты обещал, что первый выстрел — за мной: ведь он оскорбил меня.

— Будь по-твоему,— сказал Марвуд, и вся компания пошла прочь от меня вдоль живой изгороди.

Теперь, когда изгородь разделила нас, я уже не слы­шал, о чем они говорят, однако я мог бы заползти в невырубленные заросли задолго до того, как они дошли бы до ближайшего прохода, и затаиться там до ночи. Но — слова Карвера Дуна преисполнили меня таким гневом, появление сквайра Марвуда в компании Дунов возбудили во мне такое любопытство, и — кроме этого — угрозы в адрес незнакомого человека вызвали во мне такую жалость к обреченному, что я, позабыв о собственном страхе и грозившей мне опасности, последовал за негодяями. Я крался вдоль изгороди с внутренней ее стороны, они шли с внешней стороны, но я держался так близко около них, что слышал даже, как сучки трещали у них под но­гами.

Нет, в тот вечер я был готов, прости Господи, молить­ся на папоротники, потому что, когда я дошел до второго прохода в изгороди и мне снова негде было спрятаться, я снова залег в папоротники, и они снова скрыли меня с головой. Убийцы тоже дошли до прохода, а затем встали, топчась на месте и не зная, какой тропой идти дальше.

— Встретим его здесь,— заговорил Карвер.— Засядем за изгородью, а когда он будет спускаться с холма, поже­лаем ему доброго вечера: одна пуля в грудь, две — в го­лову.

— Нет, капитан, так дело не пойдет, — вполголоса отозвался Чарли. — Может статься, он тут вообще не по­явится, пока не стемнеет, и тогда мы не сможем подойти к нему близко. К тому же, возвращаться домой он будет не тут, а во-он там, левее отсюда, а от той тропы изго­родь отстоит слишком далеко. Верно тебе говорю: дума­ешь, понапрасну, что ли, следил я за ним столько времени и не знаю, по каким дорогам его носит?