Александр Власов - О смелых и отважных
У одинокой березы, грустно склонившей голую вершину над береговым обрывом, сани остановились.
Бессонов взглянул вниз, на лед, недовольно качнул головой.
— Заметно!
Юрий увидел темную извилистую тропу, которая начиналась у берега и пропадала где-то среди торосов. Зимой ее трудно было заметить, но снег подтаял, осел, и тропа появилась.
Женщина взяла у матроса вожжи и поехала дальше по дороге, а остальные спустились на лед. И все молча. Это бесконечное молчание угнетало Юрия.
— На тот берег? — спросил он, зная, что опять может не услышать ответа.
Но Бессонов на этот раз ответил и даже подробно:
— Нет… База у нас временная, плавучая. Скоро увидишь.
Они дошли до самых высоких торосов. Под ногами чавкал снег, смешанный с водой. Тропа делала крутые повороты, протискиваясь среди нагроможденных друг на друга, спаявшихся за зиму льдин.
Впереди шел матрос. Не Крюков — другой, который правил лошадью и при Юрии произнес не больше двух-трех фраз. Иногда он останавливался, проверял что-то, а затем, высоко поднимая ноги, перешагивал через невидимую преграду. Все делали то же самое. Когда очередь дошла до Юрия, он заметил под ногами тонкую проволоку, натянутую поперек тропы. Если бы кто-нибудь прошел здесь до них, то проволока обязательно была бы сорвана с колышков, к которым она прикреплялась.
База Бессонова находилась среди торосов. Два высоких ледяных вала возвышались над бортами старого буксира, сорванного осенью с причала и притащенного течением и льдом чуть ли не к самому городу.
Тропа вошла в узкое ледяное ущелье, и тогда он увидел все небольшое речное суденышко, стоявшее здесь, как в гавани, отгороженной от правого и левого берега ледяными хребтами.
Лед вокруг буксира был обколот. Узкий канал чистой воды тянулся от носа к толстым сваям, торчавшим где-то у самого берега.
С борта буксира на лед были спущены сходни.
— Это и есть база? — снова спросил Юрий.
— Не нравится? — отозвался Бессонов.
Юрий не знал, что сказать. Никогда бы раньше он не подумал, что чекистская база может находиться на буксире, затертом невскими льдами. Почему? Зачем?
Бессонов отвел Юрия в трюм, в темноте открыл какую-то дверь.
— Там койка. Спи.
Дверь закрылась. Юрий, вытянув руки вперед, сделал несколько осторожных шагов и наткнулся на койку. Заснул он быстро. Засыпая, слышал, как где-то недалеко от буксира кололи лед. Он вспомнил полосу чистой воды, тянувшейся к сваям, и догадался, что Бессонов с матросами прорубают канал. Они боялись, что лед может тронуться, и торопились расчистить проход к сваям, за которыми буксир мог укрыться во время ледохода.
Было уже часов двенадцать, когда Юрий проснулся от дробного перестука. Весь корпус буксира вибрировал. За железной перегородкой что-то тяжело и ритмично постукивало. Юрий выглянул в крохотный круглый иллюминатор и, зажмурившись от яркого солнца, увидел, что буксир движется вдоль ледяной кромки канала.
— Малый! Самый малый! — долетел сверху бас матроса Крюкова.
По узкой лестнице Юрий поднялся на палубу.
Буксир уже приближался к сваям. В ходовой рубке стоял Крюков и одной рукой привычно, даже с каким-то шиком покручивал штурвальное колесо. Бессонов с большим мотком каната сидел на самом носу, но смотрел не вперед, а на трубу, из которой валил черный дым.
— Ночью надо было! — раздраженно скрипнул он.
— Ночью — искры! — пробасил матрос из рубки.
Юрий огляделся. Вокруг буксира и дальше, куда ни посмотришь, везде ноздреватый серо-голубой лед. На правом берегу вплотную к Неве подступал густой лес. Левый берег, откуда они пришли ночью, не был виден — торосы закрывали его. Не увидел Юрий и Петрограда, только на самом горизонте торчала высокая труба Обуховского завода. Там начиналась Невская застава.
— Самый малый! — продолжал командовать матрос, пошевеливая штурвал. — Стоп!
Буксир мягко приткнулся к скрипнувшим сваям. Карлик набросил на них канат. Подоспел Крюков, помог закрепить его за кнехт.
— Гаси! Гаси! — нетерпеливо прикрикнул карлик.
— Погашу! — ответил матрос и усмехнулся. — Только нас и без дыма теперь за десять верст видать.
Он спустился в какой-то люк, и через несколько минут дым поредел, смешался с паром и совсем перестал клубиться над трубой. Только тогда карлик подозвал к себе Юрия.
— Удивляешься?… Подрастешь — поймешь! Чекистская работа не любит лишних глаз, даже если они не вражеские… Есть хочешь?
— Хочу.
— Скоро будет завтрак. Некогда было приготовить. Лед, видишь, еле держится. Пошел бы, и все наше дело лопнуло! Понял?
— Не очень.
— Ну ладно! Идем!
Они спустились в машинное отделение, и Юрий остолбенел. По всей длине этого узкого помещения вдоль стен стояли картины в рамах. Между ними и машиной буксира был оставлен лишь узкий проход, по которому с куском ветоши в руках медленно передвигался молчаливый матрос. Он осматривал узлы механизма, что-то вытирал, куда-то подливал масла из узконосой лейки.
В первое мгновение Юрия охватило чувство лихорадочного нетерпения. В этой коллекции картин могли встретиться настоящие шедевры! Сердце радостно забилось в предчувствии чудесных находок. Он восторженно улыбнулся и, волнуясь, прикоснулся к одной из самых больших резных рам. Дерево было влажным.
Юрий отдернул руку и уже не восторг, а испуг появился в глазах.
— Вы же… Вы же все испортите! — воскликнул он. — Так картины хранить нельзя!
Он провел пальцем по металлической переборке, на которой, как роса, поблескивали бисеринки воды. В машинном отделении было душно и парно, как в бане.
— Это же все погибнет!
Карлик забеспокоился. Матрос, смазывавший машину, отбросил ветошь, провел ладонью по холсту и произнес:
— Сыро… Холодно зимой было, а как протопили — отсырело.
— Что нужно делать? — в замешательстве спросил карлик.
— Проветрить!… Просушить! — торопливо заговорил Юрий. — Режим температурный!… И — в зал! На свет, на воздух!
— На буксире лучшего помещения нету, — сказал Бессонов. — Лед сойдет — и прямиком к Эрмитажу причалим… Дня четыре еще потерпят?
— Не знаю! — ответил Юрий.
Теперь он понял все, и в ту минуту испытал что-то большее, чем страх. Этому чувству не было определенного названия. Оно вбирало в себя и заботу о судьбе картин, и сознание своей собственной вины и бессилия, и горечь оттого, что надежда на скорую встречу с родителями исчезла.
И Юрий чуть не совершил последнюю в своей жизни ошибку. Он посмотрел карлику в глаза и произнес обличающим тоном:
— Вы не все мне сказали!
Юрий не ожидал, что получится такая безобидная фраза. Он хотел с отчаянной прямотой обвинить карлика в обмане, в воровстве, в мошенничестве. Но привычка быть вежливым со взрослыми оказалась настолько сильной, что и в этот момент он не смог произнести грубые слова.
— Конечно, не все, — согласился Бессонов.
Он видел, что Юрий взволнован и удручен чем-то, но не стал выяснять причину. Игра шла к концу. Ему важно было на некоторое время успокоить и подбодрить мальчика. Карлик многозначительно улыбнулся.
— Ты тоже не все мне сказал! Про брата, например…
— Про какого брата? Нет у меня братьев!
— Хочешь опишу?
И карлик точно обрисовал портрет Глебки.
— Глебка? — вырвалось у Юрия.
— Значит, есть все-таки брат! — снова улыбнулся Бессонов.
— Он не родной.
— Знаю! Все я знаю! И ты все узнаешь! — Карлик похлопал Юрия по плечу. — А теперь — за работу! Отбери самые ценные картины. Мы постараемся укрыть их от сырости.
На железной лестнице, ведущей с палубы в машинное отделение, показались ноги Крюкова. Он нагнулся и тревожно прошептал:
— Люди!
Молчаливый матрос и карлик бросились наверх. Юрий остался один. В голове у него все перемешалось. Как Бессонов узнал про Глебку? Где он его видел? Почему назвал его братом? Неужели карлик все-таки чекист?
Юрий еще раз взглянул на картины. Они плакали: бисеринки воды соединялись в капли и, как слезы, стекали по краске. Юрий отбросил соблазнительную мысль о чекистах. Вместо нее пришла другая, еще более радостная: вдруг Глебка одумался, понял, что поступил плохо, и теперь разыскивает его. Ведь только сам Глебка знал, что они решили стать братьями! Только от него или от Дубка мог карлик услышать об этом. И вдруг это они — Глебка и Дубок — идут к буксиру?
Не думая о последствиях, Юрий кинулся вверх по лестнице. Он уже поверил в свою мечту, но, выглянув из люка, увидел двух охотников. С ружьями и тяжелыми мешками они вышли из леса и на лыжах осторожно спускались на лед.
Карлик и Крюков стояли у борта. Молчаливый матрос был в рубке. Повернувшись спиной к охотникам, он вставлял запал в гранату.
— Держитесь подальше, — тихо скрипнул карлик.
