Герцель Новогрудский - Дик с 12-й Нижней
В центре страницы, в рамке из строчек, была помещена фотография Дика, вернее сказать — его глаза. Нижнюю часть портрета, раздобытого вчера Майком, в газете отхватили, верхнюю отхватили и оставили только глаза с кусочком носа и полоской лба.
Вообще-то глаза Дика ничего особенного собой не представляют. Глаза как глаза — живые, бойкие смышленые, мальчишеские. Но сейчас, сами по себе, они приобрели совсем новое выражение. Большие, пытливые, серьезные, выжидающие, они как бы забирались в душу каждого, кто смотрел на них.
И подпись под фотографией тоже была не такой, мимо которой можно пройти равнодушно. Она говорила:
ГЛАЗА, КОТОРЫЕ ПРОДАЮТСЯ. ЦЕНА 850 ДОЛЛАРОВ. КУПИМ И ПОДАРИМ ГЛАЗА ТОМУ, КОМУ ОНИ ПРИНАДЛЕЖАТ — ДИКУ ГОРДОНУ.
Пока Том и Кинг просматривали газету, красный сигнал в светофоре сменился зеленым. Лавина машин двинулась и покатилась, набирая скорость. По улице навстречу бежали мальчишки с пачками листков в руках. «Экстренный выпуск! Экстренный выпуск!» — доносилось с тротуаров.
Том наклонился к водителю:
— Вы только посмотрите, как рыженький развернулся: целую армию мобилизовал. Боюсь, на нашу долю газет не хватит. Да и его вряд ли застанем.
Но газеты были. Майк — тоже. Когда грузовик подъехал к типографии, Бронза дежурил у ворот, приплясывая он нетерпения.
— Что же вы?.. — накинулся он на вылезавшего из кабины Тома. — Я бы уж знаете где был? А из-за вас задержался, из-за вас ребята больше моего продадут… Идемте скорей, тут все приготовлено.
Приготовленными оказались пачки с газетами. Они лежали во дворе, под широким навесом из оцинкованного железа.
— Сколько здесь? — спросил Том. Лицо у Майка стало виноватым.
— Полторы тысячи, — смущенно ответил он. — В типографии лишнее отпечатали. Говорят, на всякий случай. А я боюсь, как бы не осталось. Ребята и так по триста — четыреста штук взяли. Это, знаете, когда бокс бывает и то столько не продаем.
— Давай всё в машину! — распорядился Том. — Мы газетчики моторизованные, полторы тысячи продадим.
— Только сначала грузовик надо привести в порядок, — заметил Кинг.
Инженер достал из-под сиденья в кабине жестянку с гвоздями и молоток. Моряк, не спрашивая, стал помогать. Оба начали приколачивать к бортам машины номера экстренного выпуска. Чтобы не сорвало ветром, каждый лист обрамлялся полосками картона, подобранными во дворе.
Через пять минут старенький грузовик преобразился. Глядя на него, уже нетрудно было догадаться: здесь торгуют газетами. С трех бортов машины в окружении печатных строчек на мир смотрели глаза Дика.
Бронза с завистью наблюдал за работой Тома и Кинга. Вот это дело! Вот так и следует продавать газеты: забраться в кузов, мчаться на третьей скорости по городу и высматривать покупателей.
Том угадал мысли Бронзы.
— Залезай, Майк, — предложил он. — Клади сюда свои газеты, вместе продавать будем.
Майк вздохнул:
— Нет, нельзя, мне от ребят отбиваться неудобно.
Это нечестно, если я буду на машине, а они пешком. Да и узнают… Лучше я тоже пешком…
Сказав так, Майк еще раз вздохнул, подхватил свою пачку листков и припустился по улице.
— Экстренный выпуск! Экстренный выпуск! — далеко разнесся его звонкий голос.
Глава двадцать первая
Майк — чемпион
Как коп дубинку потерял
Поток машин на улицах схлынул, но пешеходов на тротуарах было по-прежнему много.
Моряк и инженер-прачка-водитель-газетчик, выехав из типографии, минут через десять остановились на небольшой, круглой, как монета, площади, перед огромным, похожим на сундук сорокаэтажным зданием. Место было подходящее: машин мало, а пешеходов много, вся площадь кишит.
Том встал с одного борта, Кинг — с другого. Развязали газеты, помахали листками. Народ тут же обступил машину.
— Экстренный выпуск «Голоса рабочего»! — возглашал Том. И его новые зубы сверкали при свете электрических фонарей. — Газета пишет о ребенке, который ждет вашей помощи! Газета пишет о том, что каждому надо знать, над чем каждому нужно думать! Десять центов номер, мистеры! Семь из них — на спасение человека!
— Десять центов номер, мистеры! — звучно вторил Кинг. — Они спасут мальчику глаза. Десять центов!
Газета расходилась бойко. Руки с зажатыми в пальцах монетами тянулись к машине со всех сторон. Первая пачка с сотней номеров кончилась через несколько минут. От второй оставалась самая малость.
В центре круглой площади памятником высился рослый полисмен. Когда машина подъехала к дому-сундуку, он равнодушно посмотрел на нее и отвернулся. По-всякому торгуют в Нью-Йорке газетами. Торгуют и с грузовиков. В этом нет ничего особенного.
Прошло минут пять. Полисмен снова посмотрел в сторону небоскреба и стал переминаться с ноги на ногу. Что-то уж слишком оживленно перед газетчиками. Чего это люди так хватают листки? Сегодня ни о каком боксе не слышно.
Заложив руки за спину, полисмен медленно, величаво подошел к машине.
Подошел… и ни от медлительности его, ни от величавости ничего не осталось. Хорош бы он был, если бы старший сержант, который с минуты на минуту должен проверить пост, увидел, что здесь происходит! Какие-то проходимцы, какие-то негры создают толчею, продают на площади «Голос рабочего», а он, полисмен бляха 1193, пальцем не шевелит!
Полицейский поравнялся с кузовом, свирепо посмотрел на Тома и Кинга:
— А ну, не мешать движению! А ну, очистить площадь!
— Спокойней, полисмен, спокойней, — сказал Том. — Мы никому не мешаем. Газетами торговать не запрещено.
— А я говорю — марш! Я говорю — мешаете!
— Дело не в нарушении правил уличного движения, а в газете, — улыбнулся Том. — Вам просто не нравится «Голос рабочего». Так, полисмен?
— Хотя бы и так. Том развел руками:
— Что же, если вам «Голос рабочего» не нравится, читайте другую газету. А люди эту покупают.
Полисмен разъярился. Шея под тугим воротником надулась.
— Или вы сейчас же смотаетесь, или в полицию…
— Мы ведь не нарушаем закона, полисмен.
— Я вам покажу — закон!..
Пока Том препирался с представителем власти, Кинг перелез из кузова грузовика в кабину. Он не знал, чем кончится разговор, но решил на всякий случай быть готовым дать ход машине в любую секунду. И оказался прав. Полисмен шутить не собирался.
— Что-то ты много разговариваешь, что-то ты мне не нравишься, — сказал он, обращаясь к Тому. — А ну, давай в полицию — там разберемся.
Ухватившись за ручку дверцы, полицейский вскочил на подножку машины. Проделал он это не очень ловко: крыло старенького грузовика в одном месте было надломано, трещина разошлась. За нее-то полисмен и зацепился низом брючины. Послышался явственный треск сукна.
— У, дьяволы чернокожие, только на кофейницах и можете ездить! — обругал полисмен сидевшего за рулем Кинга. Отведя душу, он наклонился и стал рассматривать урон, нанесенный брюкам.
Но полисмену явно не везло: оттого, что он наклонился, увесистая резиновая дубинка, которая висела у него на приделанном к ремню кольце, выскользнула из своего гнезда и, стукнувшись о мостовую, откатилась.
— Эй, коп, тросточку потерял! — крикнул стоявший рядом с грузовиком человек в синей куртке и поддел дубинку ногой. Можно было подумать, что он хочет подтолкнуть се ближе к полисмену, но на самом деле дубинка откатилась еще дальше.
— Верно, потерял, вон она! — сказал другой и тоже поддал ботинком. Дубинка закатилась в самую гущу толпы. Полисмен бросился за ней.
— Давайте ходу, ребята! — зашумели люди, окружавшие грузовик. — Мы его задержим!..
Кинг выглянул из кабины и вопросительно посмотрел на Тома. Тот кивнул головой:
— Поднимайте якорь, Блейк!
Машина набрала скорость.
Грузовик все больше удалялся от центра. Пошли улицы рабочего люда. Здесь можно было и на перекрестках постоять подольше и поговорить не спеша.
Так Том с Кингом и делали. Теперь они не только выкрикивали свои несколько фраз, стараясь привлечь внимание прохожих, а попросту по очереди читали вслух напечатанное в газете.
Когда это было проделано в первый раз, к грузовику подошел лоточник с лотком, на котором лежали запонки, гребенки, мыло и всякая другая мелочь.
— Эх, горе-продавцы! — засмеялся он. — Кто ж у вас купит газету, если вы ее всем читаете?
Том запнулся, но продолжал читать.
Дочитал до конца. Замолчал. Никто из стоящих вокруг не произнес ни слова.
«Плохо дело, — подумал Том. — Лоточник прав: торговцы мы действительно никудышные. Читанные газеты, видно, в самом деле не товар».
Но Том напрасно опасался. Люди молчали не потому, что не хотели брать газету, а потому, что их взволновало услышанное. После нескольких минут молчания кто-то в толпе сказал:
