Владислав Крапивин - Стеклянные тайны Симки Зуйка
Впрочем, на якоря сперва не обратили внимания. Все смотрели на стеклянный значок, осторожно щупали (Симка позволял). А на третий день из-за фуражки к Симке приклеилось прозвище. Причем срезу и крепко.
До той поры прозвища у Симки не было. Во втором классе глупый Мишка Бебенин заявил, что Сима – имя девчоночье. Народ радостно захихикал, а Светка Николенко даже попыталась прицепить к Симкиным волосам свой бантик. Но на следующий день Симка принес в класс книгу «Тимур и его команда», в которой ясно написано, что у Тимура был боевой товарищ и помощник Симка Симаков. Против Гайдара не попрешь, и дразнильщики отступились… Одно время пытались называть Симку Семафором (потому что «Серафим» похоже на «Семафор»). Это опять же Светка придумала. Но прозвище оказалось слишком длинным. Школьная жизнь показывает, что трехсложные клички прививаются редко, обычно их сокращают: был «Каланча» – стал «Калан», был «Гитара» – стал «Гита»… А «Семафора» как сократишь? Получается «Сёма» или «Сема». Опять же почти «Сима».
А вот тут, в один из первых сентябрьских дней, готовили на школьном дворе праздник для первоклассников, развешивали гирлянды из бумажных флажков, и учитель физкультуры Валерий Григорьевич ухватил Симку за плечо:
– Ну-ка, зуёк, слетай на лестницу, привяжи наверху нитку…
Лестница была прибита верхним краем к гимнастической перекладине с подвешенными шестами и канатами.
Симка сделал все как надо – ловко слазил, ловко привязал. Физрук, задрав голову, стоял внизу «на подхвате». Симка спустился и насупленно спросил у него:
– А почему «зуёк»? Я разве такая козявка? – Ему представилось, что зуёк – это какое-то травяное насекомое, мелкое и боязливое.
– Да ты что, обиделся? – расстроился начинающий педагог Валерий Григорьевич. – Я же не хотел!.. Зуёк это юнга у северных рыбаков, у поморов. А ты вон тоже какой ловкий, и фуражка с якорями…
Это было другое дело, Симка заулыбался. Тут подскочил веселый Вовчик Говорякин:
– Зуёк, айда, бочку перекатывать! Как по палубе! – И они покатили по траве бочку, с которой самые храбрые первоклассники должны были читать стихи, разученные еще в детском саду.
А потом, на уроке чтения, Стасик Юханов, с которым Симка с третьего класса сидел за одной партой, шепотом предложил:
– Зуёк, ну давай меняться. Ты мне стеклянный значок, я тебе три значка со спутниками. А?
– Не-е… А чего это вы все: Зуёк, да Зуёк…
– Теперь уж не отвертишься, – предсказал Стасик.
И оказался прав. Прозвище прилипло. Ну и ладно! Не обидное ведь, даже наоборот – морское.
И все было хорошо в первую сентябрьскую неделю.
А потом все сразу стало плохо.
Случилось так, что мужа Софьи Петровны, учительницы четвертого «Б», срочно назначили в дальневосточную дивизию, он был офицер. И Софья Петровна засобиралась с ним. Для директора и для завуча туреньской неполной средней школы номер одиннадцать это был удар: приходилось менять только что составленные планы и расписание. Четвероклассницы в классе «Б» ревели. Мальчишки не ревели, но тоже ходили понурые. Софья Петровна была добрая и привычная. А теперь что?
Теперь оказалось, что четвертый «Б» придется расформировать и растолкать по трем другим – «А», «В» и «Г». «Это временно», – утешали ребят учителя. Но ведь всем известно, что «временное – это самое долгосрочное».
Симка очутился в четвертом «А», и с ним туда из прежнего класса попали главным образом девочки. Из мальчишек, учившихся раньше в «Б», с Симкой оказались только Юрка Мохтин и Клим Негов. Скоро выяснилось, что оба они – гады.
Ну, Негова-то Симка не любил еще с лета. Но Мохтин… Впрочем, сначала о Негове.
До нынешнего лета Симка и Клим не были ни друзьями, ни приятелями. Так, в одном классе, вот и все. Но в июле, вскоре после Симкиного возвращения из Ленинграда, они повстречались на улице, поболтали, и Клим вдруг сказал:
– Пошли ко мне, займемся чем-нибудь. Вдвоем веселее.
В Нагорном переулке никого из знакомых ребят летом не осталось, разъехались по лагерям и бабушкам. Симка скучал. И теперь обрадовался. Клим жил недалеко, на Казанской улице, в похожем на дачу деревянном доме (папа был какой-то начальник). На застекленной веранде они поиграли в настольный бильярд, потом покачались во дворе на качелях (фабричных, с капроновыми веревками и лаковым сиденьем). Договорились, что встретятся еще. И Симка после этого ходил к Негову целую неделю.
Гоняли шарики бильярда, играли в шашки, иногда смотрели в просторной гостиной большой телевизор (Симка такого раньше ни у кого не видел). Иногда молчаливая строгая бабушка поила их чаем. Бывало, что забирались по приставной лестнице на крышу и пускали оттуда бумажных голубей. Но однажды на двор вышла бабушка и велела:
– Клим, спускайся сию же минуту.
– Сейчас…
Прямая и неумолимая, бабушка сказала, не повышая голоса:
– Не сейчас, а немедленно. Ты ведь знаешь, что бывает за непослушание.
Клим, видимо, знал. Суетливо заправил аккуратную голубую маечку в синие атласные трусы с вышитым на кармашке корабликом, спустился, часто перебирая ногами, и встал перед бабушкой с опущенной головой.
– Чтобы этого больше не было, – прежним тоном велела бабушка и удалилась в дом. На спустившегося Симку даже не взглянула. А он стоял, как побитый.
Клим вдруг украдкой показал вслед бабушке язык. И шепнул:
– Пошли подальше, а то и правда взгреет… Дура…
Нельзя сказать, что это понравилось Симке.
Однажды Клим выволок на веранду большущую коробку с разноцветными конными рыцарями на картинке крышки.
– Вот, отец привез из Таллина…
В коробке оказалось множество пластмассовых деталей: части кирпичных башен и стен, мосты, старинные ворота, балкончики, чешуйчатые крыши со шпилями. Из всего этого можно было собрать старинный замок. Они повозились часа два и собрали. Симка ждал, что теперь Клим принесет своих солдатиков – среди них были «средневековые», в латах и со щитами – и начнется осада замка. С атаками, с обстрелами горохом, с криками «ура» и с «подкопами» под стены.
Однако Клим поставил во внутреннем дворе замка лаковый желтый кубик.
– Это будет эшафот… Знаешь, что такое эшафот?
Симка знал. Но не знал, зачем эта штука здесь.
Клим вынул из коробки крохотный топор. Самодельный – с рукоятью из спички и лезвием из кусочка безопасной бритвы.
– Сейчас будет старинная казнь. По всем правилам. Над изменниками.
– Какими изменниками? – Симке стало не по себе. А у Клима сильно порозовели маленькие прижатые уши и похожий на клювик нос.
– Да не бойся, не над тобой. Над теми, кто вчера пытался открыть ворота замка врагам. Их поймали верные часовые…
– Да вчера-то замка еще не было…
– Ну это «как будто»… А казнь по-настоящему.
Клим вытащил из кармашка на трусах круглую пудреницу, отколупнул крышку. В ней копошились несколько крупных мух с оторванными крыльями. Клим взял двумя пальчиками несчастную муху, поднес к лицу, проговорил голосом, слегка похожим на голос бабушки:
– Ты сам виноват, подлый предатель. Ты ведь знаешь, что бывает за измену. Теперь поздно умолять и дрыгать ногами…
Часто дыша и облизывая губы, Клим положил муху на кубик и придержал левым мизинцем. Оглянулся на Симку, затем взмахнул рукой с игрушечным топором, но над мухой остановил взмах и крохотным лезвием аккуратно отделил от мушиного туловища похожую на дробину головку. Она скатилась с кубика.
Симку замутило.
Клим обернул к нему улыбающееся лицо с мокрыми яркими губами.
– Теперь твоя очередь. Давай…
Симка быстро сказал:
– Мне пора домой. Быстро. Я забыл, что надо на кухню за Андрюшкиным питанием. Пока…
Он перемахнул через перила веранды и бросился к калитке. Не оглянулся, хотя Клим что-то кричал вслед. Лишь бы не стошнило…
Только через полквартала он перешел с бега, на быстрый шаг. По правде-то никуда он не спешил, потому что на молочную кухню сходил еще утром. Но хотелось поскорее оказаться подальше от дома Клима Негова. А то вдруг догонит: «Завтра придешь?»
Симка шагал, и ему теперь вспоминалось, что он и раньше замечал за Климом такое вот… То как он увлеченно сопел, когда на телеэкране в фильме «Собор Парижской Богоматери» несчастную Эсмеральду укладывали на пыточный станок. То как он разглядывал на Симкиной руке кровоточащую ссадину, вместо того чтобы сразу сорвать подорожник. То как рассказывал про вырезание гланд: «Жу-утко, а все равно интересно, когда внутри замирает…»
Больше Симка к Негову не ходил. При встрече отговаривался, что некогда, приходится сидеть с маленьким братом. Клим, похоже, так ничего и не понял…
Когда они оказались в четвертом «А», Клим по-приятельски предложил:
