Баранкин, будь человеком! - Валерий Владимирович Медведев
И здесь Костя, видно, так снова обрадовался, что всё кончилось так хорошо и даже замечательно, что бросился на меня и стал обнимать изо всех сил. Потом я от радости обнял скамейку, ту самую скамейку, на которой мы сидели ещё Т-О-Г-Д-А, потом я обнял забор, который стоял возле берёзы, а потом мы вместе с Костей обняли берёзу, ту самую берёзу, под которой стояла та самая скамейка, на которой мне первый раз в жизни пришла в голову мысль, что я, видите ли, устал быть человеком…
— Я их по всем дворам разыскиваю, а они с деревьями обнимаются! — крикнул Мишка Яковлев с велосипеда, влетая с Аликом неожиданно на своей машине во двор.
Потом за ними показались Зинка Фокина, Эра Кузякина и все остальные.
— Мишка! — крикнули мы с Костей в один голос, набрасываясь на Яковлева с двух сторон и заключая его в свои объятия.
От неожиданности Мишка выпустил руль, и мы свалились на землю. Я и Костя продолжали обнимать и целовать Мишку Яковлева и Алика Новикова.
— Да вы что, ребята? Вы с ума сошли? Мы же вчера только виделись! Ребята! Да что это вы, как девчонки, прямо! — отбивались от нас и Алик и Мишка.
— Алик и Мишка! — сказал Костя Малинин со слезами на глазах, чмокая Яковлева в ухо. — А что здесь без вас было!..
— Что было? Где было? — насторожился Алик.
— Что б-ы-л-о, т-о п-р-о-ш-л-о, — сказал я и так при этом посмотрел на Костю Малинина, что тот прикусил язык.
В это время нас окружили девчонки из нашего класса.
— Их, конечно, по всему городу ищут, — сказала Эра Кузякина, — а они, конечно, на траве валяются!..
— Баранкин! — сказала Зина Фокина. — Вы намерены в конце концов заниматься или нет?
— Зиночка! — сказал я. — Зиночка! — повторил я. — Если бы ты знала, Зиночка, к-а-к мы с Костей намерены з-а-н-и-м-а-т-ь-с-я!
— И заниматься, и работать! — сказал Костя и взял из рук Эры Кузякиной лопату.
А я взял лопату у Зины Фокиной.
— Баранкин! — сказала Эра. — А почему у вас с Костей вид какой-то ненормальный? И поведение тоже… — добавила она.
— Потому что потому!.. — закричал я.
— Ну, пошли, — сказал Мишка, — а то и так сколько времени зря потеряли!..
— Минуточку! — сказал я, — Ребята!.. Я должен вам всем сказать, что ЧЕЛОВЕК — ЭТО ЗВУЧИТ!
— Баранкин! — сказала Эра. — Ты говоришь неправильно! Нужно говорить: «Человек — это звучит гордо!»
— Ладно, Эрка! — сказал я. — Мы-то теперь уж получше твоего знаем, как звучит че-ло-век! Верно, махаон?.. То есть, верно, Малинин?
— Верно, Баранкин!
После этих слов мы с Костей снова сдавили Мишку с двух сторон в своих объятиях.
— Ну, — сказал торжественно Костя Малинин мне и Мишке, — поползли, значит?
С этими словами он на глазах у всех стал вдруг опускаться на четвереньки. Хорошо, что я успел вовремя схватить его за шиворот.
— Куда поползли? — спросил Мишка. — Почему поползли?
— Ну вот! — закричала Эрка Кузякина. — Они опять за какие-то свои штучки принимаются!..
— Малинин! — сказал я грозно вслух. И затем так же грозно изобразил на лице, чтобы он выбросил сейчас же из головы свои старые муравьиные замашки.
— Я хотел сказать: по-ле-те-ли! — сказал Костя и начал уже было махать одной рукой, словно крылом махаона. Хорошо, что я и на этот раз успел схватить его за руку.
Все, конечно, опять стали на нас смотреть, как на ненормальных. А я? Разве я мог им что-нибудь объяснить? Поэтому я крепко-накрепко сжал Костину руку и сказал многозначительно:
— М-а-л-и-н-и-н!.. — сказал я. — Чвик! Вычвик! То есть…
— Выдох! — сказал Костя Малинин. — Вдох-ох-ох!
И пусть ребята, как всегда, нас не поняли, но Малинин меня понял! И я его понял! И больше мы не сказали ни слова, потому что мы все втроём (я! Костя! И Мишка!) полетели заниматься. То есть мы не полетели, конечно, мы, конечно, побежали, но вместе с тем и как бы полетели.
На лестничной площадке я совершенно неожиданно столкнулся носом к носу с Венькой Смирновым. Помните его? Он ещё стрелял в нас с Костей из рогатки, когда мы были воробьями. А когда были бабочками, то он нам хотел крылья оборвать!.. А когда были муравьями, то он муравейник наш разрушил!..
— Приветик! — сказал Венька, щурясь и прыгая сразу через две ступеньки вниз.
Я успел схватить его за рубаху и остановить.
— Ты чего? — спросил Венька.
— Вот чего! — сказал я, притягивая Веньку к себе и давая ему подзатыльник.
— За что? — спросил, щурясь, Венька.
— Не будешь в другой раз стрелять в меня из рогатки!
— Когда я стрелял в тебя из рогатки?
— Когда я сидел вон на той ветке! — Я показал рукой в окно на тот самый тополь, с которого меня и Костю чуть-чуть не сбил Венька из своей катапульты.
— Когда ты сидел на той ветке? Что ты городишь, Баранкин, какую-то чепуху?..
— Чеп-чеп-чепуху, говоришь? А двух воробьёв на тополе помнишь?
Венька сощурился, соображая, как лучше ответить на мой вопрос.
— А это тебе за бабочек! Чтобы ты нам, то есть им, в следующий раз крылья не обрывал!.. А это за муравьёв, чтоб лопатой в муравейник не тыкал…
Я дал Веньке ещё два раза по шее, выхватил из его кармана рогатку с оптическим прицелом, сломал её и бросился догонять Мишку с Костей.
— Баранкин! — донёсся до меня снизу Венькин голос.
— Что тебе?
— А я так ничего и не понял всё равно!
— Станешь ч-е-л-о-в-е-к-о-м, тогда в-с-ё п-о-й-м-ё-ш-ь! — крикнул я, перегнувшись через перила.
Событие тридцать шестое
Я хочу навеки быть человеком!
В этот день мы занимались с Яковлевым, наверное, часа четыре подряд. Когда Мишка в самый разгар занятий спросил нас: «Ребята, а вы не устали? Может, хотите отдохнуть?» — мы с Костей в один голос закричали на Мишку: «Нет, нет! Мы не устали! Что ты? Какой ещё там отдых! Ты давай не отлынивай, Яковлев!» — «Я не отлыниваю», — сказал поражённый Мишка и
