Олег Деев - История Пиноальбара и Кулинарная книга Рэтфорда Шванка

Гебульдарий сказал, что надо соблюдать спокойствие и надеяться на лучшее. Сам он начал вооружать ополчение и выставил дозоры на всех дорогах. Как король Пиноальбара он не мог поступить иначе.

После обеда Джерри и Кнокс-Покс вышли на балкон королевского дворца. Под ними внизу были черепичные крыши и белые стены домов. Крашеные голубой краской ставни млели на ярком солнце, красная герань и настурции росли там, куда не могли добраться козы с козлятами. Во дворах курчавился молодой виноград, и возвышались грецкие орехи. Тонкий аромат цветущих лимонов смешивался с запахом коровника, создавая неповторимую пиноальбарскую атмосферу, которую с детства любила Кнокс-Покс и которая была так дорога Джерри. Они стояли вдвоём на балконе и смотрели на дальние горы, покрытые лесом. Теперь их красота как будто возросла и наполнилась каким-то щемящим смыслом.

— Как думаешь, нашим придётся бить этих глупых эрфитов? — спросила Кнокс-Покс, — счастье закончится? Что ждёт нас впереди?

— Не знаю. Я не могу подобрать для этого точного слова, — ответил Джерри.

Этим же вечером мудрый медведь Штейн записал в своём трактате «О наблюдениях и выводах»: Слово и реальность не должны достигать полного тождества. Точное попадание слова убивает его смысл, потому что мысли и чувству не остается места между знаком и жизнью. Любовь понимания ворошит ветхие страницы нашего мира, и по запаху старых давно выцветших чернил мы узнаем о тайне, имя которой — мечта.

Одинокие странствия Антонио Сенквикастера Мастер Антонио Сенквикастер спал в походном шатре, и капли ночного тумана падали на туго натянутое полотно палатки. Бум-м, — тихо гудели капли, и высоченные буки шумели листьями где-то в вышине. Хрустела старым орехом серая мышь, едва слышно хлюпал в балке ручей, и осторожные косули пробирались по склонам гор всё выше и выше, чтобы к рассвету выйти к зелёным пастбищам среди редких кривых сосен и белых облаков. Антонио Сенквикастер спал, ночь пахла лесом, прелыми листьями и тёплой золой костра. Пегая бело-чёрная лошадь стояла, прислонившись к дубовому стволу, и хвост её висел неподвижно. Лошади казалось, что она чутко охраняет спящего Сенквикастера, но лошадь спала. Большой лес не таил никаких опасностей, звёзды мерцали среди листвы, отбрасывая слабые тени на землю, траву и камни. Сенквикастеру приснился страшный сон: Они вышли из моря. Запутавшаяся рыба билась у них в бородах. Позеленевшие бронзовые щиты покрывали ракушки, их синие руки сжимали красные древки копий. Они вошли в город Матугу на восьмой день после праздника Кибар-Шират. Морская трава заполонила дворы, и песок сыпался с неба вместо дождя…

Антонио Сенквикастер проснулся и откинул влажный полог. Он вышел из палатки, вдохнул свежий влажный воздух. Ночь приближалась к рассвету. В лёгком серебристом сиянии перед Сенквикастером появилась вежливая корова. Маленькая северная принцесса Сигред сидела на ней верхом.

— Дорогой Антонио, — сказала принцесса Сигред, — поезжайте прямиком к Рэтфорду Шванку, путь будет долгим, но вы не беспокойтесь ни о чём. Дорога для вас открыта. Всё будет хорошо, — так сказала маленькая северная принцесса Сигред и удалилась в темноту леса.

— Кукла Агата вас очень любит, — раздался издалека голос вежливой коровы, — она передавала вам привет.

Серебристое сияние растаяло, и на душе Сенквикастера воцарился мир. Ещё затемно он навьючил пегую лошадь и отправился в путь. Сенквикастер вёл лошадь под уздцы, и лошадь дремала на ходу, пока яркое солнце не взошло над вершинами деревьев.

Он ехал много дней, дорога петляла, огибая горные отроги. Синие вершины манили вдаль, скалы, овраги и реки преграждали ему путь. Сенквикастер ехал вперёд, и даже его пегая лошадь, которая, казалось, видела всё на свете и побывала в разных концах земли, начинала удивляться бескрайности этого безлюдного лесного мира.

Постаревшая и уставшая от жизни Рависсанта шла в это время среди голых гор и диких пустошей. Она уходила в восточные каменные степи, где нельзя жить, где горькие озёра несут смерть, и низкое небо давит на плечи, как могильная плита. Рависсанте мучительно хотелось что-то понять, может быть вспомнить. Но мысль ускользала, чувства не просыпались, душа была пуста и безжизненна, как каменная пустыня, по которой она шла долгие дни и ночи. Нельзя сказать, что Рависсанта потеряла надежду, никакой надежды у неё давно не было. Рависсанта была по-прежнему сильна, она могла бы продержаться ещё дня два или три, но шла она всё медленнее, часто останавливалась, с тоской глядя на мёртвое пространство вокруг себя. Она силилась уловить хоть какой-то лучик былого детского счастья, но внезапно, вместо счастья Рависсанта испытала ужасную горькую муку. Ушли мысли о Гебульдарии, не осталось ревности к Шенгейде, она забыла, что была когда-то королевой и великой волшебницей, и судьба погибшего Орден Яйценосцев, созданного ею когда-то вместе с братом Карлом, была Рависсанте безразлична. Просто ей стало больно и стыдно. Чувство это было невыносимо. Рависсанта была как потерявшийся ребёнок, который не знает, куда ему идти. Она упала на колени и заплакала. Она ужаснулась самой себя, и не могла от себя ни спрятаться, ни убежать. Всё разрывалось у неё внутри. Рависсанта обхватила голову руками и закричала.

— Кричи, кричи. Всё равно, кроме меня, тебя никто не услышит, — сказал Чёрный Лев, появляясь из-за груды камней, — кому ты нужна, глупая седая старуха.

«Раз уж ты пришёл, — подумала Рависсанта, — значит тебе-то как раз я и нужна».

— Что ты затеяла? — снова заговорил Лев, не дождавшись от Рвиссанты никакого ответа.

— Боюсь, тебе этого не понять.

Чёрный Лев от досады сел на хвост и почесал за ухом.

— Рависсанта, ты всё-таки думай, с кем говоришь.

— А, собственно, с кем?

— Э-ээ, — Чёрный Лев осёкся, — да ну тебя совсем! Рависсанта, что ты мне голову морочишь. Перестань придуриваться. Забрела в пустыню, ты тут, не ровён час, помрёшь.

— Что ты меня пугаешь? Как это я помру?

— Тут место такое нежилое, запросто можно умереть!

— А, ты про это, ты смертью меня решил напугать, — безразлично сказала Рависсанта, чем снова озадачила Чёрного Льва.

— Не расстраивайся, — сказал Лев, — всё только начинается. Тут такие виды вырисовываются заманчивые. А ты губишь себя, забралась неведомо куда.

— Какой ты заботливый.

— Конечно! Мы же с тобой друзья, — соврал Чёрный Лев, — не вешай носа, Рависсанта, приободрись!

У тебя же есть твоя волшебная палочка?

«Ага, — подумала Рависсанта, — значит, как и предполагал Рэтфорд Шванк, сначала он захочет получить волшебную палочку».

— Палочку я тебе не дам! — заносчиво сказала она.

— Вот! Молодец! Вижу, в тебе проснулась жадность, интерес к жизни. Я просто хотел сказать, что с волшебной палочкой ты можешь ещё колдовать, и всё такое… Давай возвращаться, — сказал Лев, – будет волшебно, вот увидишь! Я тебе обещаю. Что ты смеёшься?! Война, подвиги, морские сражения… э, что там ещё? Осады городов, пожары, предательства, рыцари проткнутые копьями, безутешные дамы! Будет очень интересно, поверь. Летописцы напишут об этом книги, барды, менестрели и мейстерзингеры споют про эту войну песни! А ты тут убиваешься в пустыне, кричишь… Пойдём, пора возвращаться.

— Не пойду, — Рависсанта отрицательно помотала головой и про себя подумала: я тебе устрою менестрелей, я тебе таких устрою менестрелей, собачий сын, только ахнешь!

— Волшебную палочку у меня похитил дикобраз. Мне нечего больше делать в мире людей, — сказала Рависсанта, — оставь меня.

— Тогда я тебя покину, — Чёрный Лев загорелся красным пламенем, земля под ним провалилась, раздался грохот падающих камней, и Чёрный Лев скрылся.

Терновая палочка Как и много лет назад великий добрый волшебник Рэтфорд Шванк вызвал к себе на подмогу мастера Крюнкеля Шпунка, который принёс ему какую-то кривую колючую ветку, завёрнутую в тряпочку.

Рэтфорд Шванк недоверчиво взял сучок в руку, внимательно рассмотрел, даже понюхал, и пришёл в восторг:

— Это же он? Я угадал?

— Он самый, — ответил Крюнкель Шпунк.

— Придётся пожертвовать дикобразом, — сказал Рэтфорл Шванк, — но зато теперь у нас всё получится.

Дикобраз тайными тропами покинул пределы дворца, держа в зубах терновую палку. «А что если в конце пути нас не ждут орехи с черносливом? — думал дикобраз Нифиринфу, и на душе у него становилось тревожно, — что движет нами: корыстные орехи или благородное любопытство?»

Вскоре всадник на чёрно-белой пегой лошади проскакал по дорожке перед дворцом, и Рэтфорд Шванк с Крюнкелем Шпунком вышли из-за стола встречать Антонио Сенквикастера, размахивая крахмальными салфетками и выкрикивая приветствия.