Эйлис Диллон - Лошадиный остров
Я не стал больше слушать, а быстро погреб в сторону серебряной бухты.
Глава 15. Конец истории
Не успел я проплыть половину пути, как услыхал в море стук мотора. Мотор был мощный, и я сразу узнал его. Спасательный катер было единственное судно в наших водах с таким мотором.
Моей первой мыслью было налечь на весла и стрелой помчаться к берегу, предупредить о появлении новых незваных гостей. Последние несколько дней мы только и делали, что прятались, убегали, ускользали, путали следы, и я уже стал сомневаться, буду ли когда-нибудь еще спать в теплой постели под родным кровом. И мне вдруг так захотелось снова стать обыкновенным мальчишкой, а не младшим партнером джентльменов удачи!
Я опустил весла в воду, лодка застопорила ход. Я прислушался, в каком направлении движется катер. И тут я его увидел: он огибал мыс со стороны мола. В свете фонарей, висевших на мачте, я разглядел на борту много людей, все смотрели на шхуну Коффи.
Я подождал, пока мотор замолчит, взялся за весла и поспешил к катеру. Я не стал окликать людей на борту. Ведь оставался еще Энди, он мог услыхать мой голос, бросить лошадей и убежать. Когда я подошел к катеру, над моей головой раздалось:
— Кто здесь? Отвечай!
— Дэнни Макдонаг, — назвался я, узнав Бартли Конроя. — Пэт на острове. Жив-здоров. Насколько мне известно, — поспешил я прибавить, вспомнив, в каком положении оставил Пэта.
— А где моя мать?
— Не беспокойтесь, все в порядке. В надежном месте.
Над планширом выросли головы. И первым я разглядел лицо моего отца. Он поднял руку в знак приветствия. Я тоже отсалютовал в ответ. Тут был и Джон Конрой, стоял рядом со своим отцом. Я заметил много синих шинелей с серебряными пуговицами; на этот раз полицейские были настоящие. Один из них спросил:
— А Люк — Кошачий Друг с вами?
Это был сержант из Килморана. Великана Джонни, любителя поспать, на борту не было. Его, наверное, оставили следить за порядком, а вернее всего, побоялись, что катер под его тяжестью даст хороший крен.
— С нами, — ответил я. — Он там, на берегу. Мы поймали Майка Коффи. И спрятали его.
— Поймали? Как? Где он сейчас? — Полицейские разволновались, как гончие, взявшие след.
— Я вам скоро покажу.
И вдруг меня стала бить дрожь, хотя холодно не было ни капельки. Джон Конрой перекинул ногу за борт и прыгнул в лодку. За ним прыгнул его отец, потом сержант, мой отец и еще один незнакомый полицейский, который, как я позже узнал, приехал с Леттермуллена.
Я заметил на борту катера и Голландца; он невозмутимо посасывал свою неизменную трубку, как будто был не на спасательном катере в двух шагах от Лошадиного острова, а сидел в кресле-качалке у очага на кухне кого-нибудь из инишронцев. Но больше всего меня удивило присутствие на катере малыша Кланси, мальчугана лет восьми. Он, как всегда, молчал и без улыбки смотрел на меня сверху во все глаза.
— Иди на корму, Дэнни, — сказал мне Джон. — На сегодня с тебя хватит.
Рулевой катера Питер Фейги из Росмора бросил за борт якорь и сказал, что будет нас ждать. Мне показалось, что у пятерых оставшихся на борту полицейских вид довольно разочарованный. Лодка двинулась прямо к берегу.
Бартли Конрой первым выскочил на песок. За ним прыгнули мы с Джоном. Втроем вытащили лодку на сухое, так что полицейские не замочили не только своих щеголеватых брюк, но и ботинок. Вместе с нами они бросились к высокой, густой траве, заслонявшей от нас долину.
Луна все еще ярко светила. Я боялся подумать, какое зрелище может открыться нашим глазам. Первым увидел Пэта Джон.
— Господи! — тихо проговорил он. — Гляньте только на этого коня!
И тут мы все увидели Пэта. Он медленно приближался к нам, гарцуя на вороном жеребце. Все их движения были так гармоничны и закончены, что они казались одним существом. Проходя мимо нас, конь горделиво изогнул шею и взмахнул хвостом. Мы обомлели. На секунду конь замер, забил копытами, точно хотел станцевать менуэт. Потом двинулся дальше.
— Какой славный наездник! — улыбнувшись, воскликнул Бартли Конрой.
— Ради бога, потише! — взмолился Пэт.
Жеребец шел, не останавливаясь, и нам пришлось пойти за ним следом, чтобы расслышать Пэта.
— Это необыкновенный конь. Он сейчас очень устал, — продолжал Пэт, — такие выделывал прыжки и курбеты. Поэтому я и держусь на нем. Но я не могу спрыгнуть с него, боюсь.
Остановили жеребца Джон с Люком, ухватив его с двух сторон за гриву. Он только раз слабо брыкнулся, но, в общем, стоял смирно. Мы все окружили его, восхищаясь его статями. Он действительно изнемог от борьбы с Пэтом. Негромко пофыркивая, косил в нашу сторону злой, но усталый глаз. Пэт не дыша соскользнул с его крупа и заковылял ко мне.
— Неделю не напоминай мне о лошадях, Дэнни, — сказал он. — В пещере все в порядке?
— Все.
— В пещере? — заволновался опять Бартли Конрой. — В какой такой пещере? А где бабушка?
— Сейчас ты ее увидишь.
Но нам пришлось еще ненадолго задержаться. К нам приближался Энди, путаясь длинными ногами в стелющейся дымке тумана. За ним покорно следовала вереница лошадей на общей веревке.
— Что мне делать с этими лошадьми? — заскулил он. — Они мне до смерти надоели!
— А, Энди Коффи! — воскликнул сержант из Килморана. — Рад видеть! Так уж и быть, освобожу тебя от этих коняг.
С этими словами он взял из рук Энди веревку, передал ее своему напарнику. И мы все двинулись к лодке Майка, оставленной на песке.
— Ты побудешь здесь с лошадьми, — сказал сержант полицейскому из Леттермуллена. — Остальные садитесь в лодку: Люк — Кошачий Друг, Бартли Конрой, Джон Конрой, Джеймс Макдонаг, Пэт Конрой…
— Ну, заладил, как школьный учитель по журналу! — пошутил Люк. — Прямо котам на смех. Если мы все усядемся в лодку, не хватит места для новых пассажиров.
Сержант махнул рукой, а Люк сам распорядился, кому ехать в пещеру. В лодку сели трое: Люк, сержант и Бартли Конрой, которому не терпелось увидеть мать. Он не ругал нас, но мы все-таки держались от него подальше. Ни я, ни Пэт не горели желанием еще раз плыть в пещеру, и мы с легким сердцем уступили Люку эту честь — завершить последний этап наших приключений. Когда лодка ушла, мой отец принялся нас расспрашивать. Но получал такие бестолковые ответы, что скоро махнул рукой. Мы с Пэтом умирали от голода. Ведь с полудня у нас во рту маковой росинки не было. По ту сторону утеса в паруснике имелась отличная еда. Но мы даже под страхом смертной казни не полезли бы опять на эту отвесную стену. Отец понял, в чем дело, и спросил у полицейского из Леттермуллена, нет ли у него с собой еды. Тот охотно предложил целый кулек леденцов.
Скоро мы увидели, как из пещеры медленно выплыла лодка и пошлепала к катеру. Джон Конрой с отцом впились в нее глазами, силясь что-нибудь разглядеть.
— Почему это Люк — Кошачий Друг свесился за корму? — спросил отец.
— Мы забыли сказать, что в пещере вместе с бабушкой спрятали вороную кобылу, — ответил я. — Она, наверное, плывет сейчас за кормой, а Люк поддерживает над водой ее морду.
Мы подошли к самой воде, чтобы посмотреть, как ее будут грузить на борт. Это оказалось совсем просто. На катере была небольшая лебедка, которой полицейские поднимали на борт потерпевших кораблекрушение. Эта лебедка прекрасно подняла и нашу лошадку. Затем сержант с Люком и Бартли вернулись за нами, прихватив с собой полицейского из Росмора.
Было решено, что двое полицейских останутся на острове ночевать. Сержант обещал прислать за нами назавтра судно побольше, чтобы переправить всех лошадей в Голуэй. Он оставил полицейским провизию для подкрепления сил: хлеб, сыр и шоколад. Хотя им не очень-то улыбалось ночевать на Лошадином острове, но они подчинились: ничего не поделаешь, служба.
Катер в одну минуту доставил нас к тому месту, где был привязан парусник Люка. Прилив уже начался: парусник был на плаву и терпеливо нас дожидался. Люку даже в голову не могло прийти, что мы откажемся плыть обратно на его паруснике, а мы не смели ему сказать, что спасательный катер кажется нам более надежным судном. Но, к счастью, Джон Конрой вызвался плыть с нами, и мы облегченно вздохнули. Пит Фейги дал нам большой фонарь, и теперь у нас на мачте горел свой огонь.
Бабушка уютно устроилась под навесом. Она держала в руке полную рюмку коньяку и улыбалась сама себе. Увидев нас, она задорно нам подмигнула, но ничего не сказала. Краешком глаза я заметил Майка Коффи и его сына. Они стояли поодаль и поглядывали в нашу сторону. Несмотря на всю их злокозненность, мне почему-то стало их жаль. И я очень обрадовался, когда затарахтел мотор и катер снялся с якоря, устремившись в ночную тьму. Огонек на мачте мерно покачивался, вторя движению волн.
Когда ночь поглотила его, Люк глубоко и счастливо вздохнул.
