Василий Клепов - Тайна Золотой Долины
Врач, которому надевали перчатки, наверно, удивился моему спокойствию и даже повязку с лица попросил снять.
– Пожалуйста. Я к вашим услугам, молодой человек.
– Наклонитесь, мне надо вам что-то сообщить очень важное.
Я рассказал все, что знал про сегодняшний налет, про Белотелова и Голенищева, и о том, как выпрыгнул из машины и как Белотелов меня искал в темноте, чтобы убить. Я попросил, чтобы врач отложил пока операцию и вызвал кого-нибудь из НКВД в больницу. Он выпрямился, пощупал мой лоб, серьезно посмотрел на меня, подумал и сказал остальным врачам:
– Вы пока свободны.
А сам вышел из палаты, но через несколько минут вернулся:
– Сейчас приедут. Как ты себя чувствуешь? На-ка, вот выпей – это тебя подкрепит, – и дал мне в стакане лекарство.
Скоро пришли какие-то двое в белых халатах, но халаты были завязаны плохо, и около шеи виднелись чекистские петлички – то, что мне и надо!
– Здравствуй, малец, – весело поздоровался со мной один, наверно, капитан, потому что на петлице у него была шпала, – рассказывай.
– А вы кто? – спросил я на всякий случай. Мало ли, может, такие же враги, как Белотелов!
– Капитан госбезопасности Любомиров, – отрекомендовался тот, который со шпалой. – А это мой сотрудник.
– А, так это – вы? – улыбнулся я.
– Что? – удивился капитан. – Ты-то откуда меня знаешь?
– Как же мне вас не знать, если вы не хотели мне поверить…
– Позволь, позволь… – сказал Любомиров. – Да как твоя фамилия?
И только я назвал себя, как капитан сразу оживился, повеселел и протянул мне руку:
– Ах, вот ты какой, Молокоед! Ну, ну, давай рассказывай.
Я не стал им говорить все, а сообщил только про Белотелова и Голенищева и про то, что на город вот-вот полетят фашистские самолеты.
Было уже четверть двенадцатого, и я просил чекистов поторопиться. Они пожали мне руку, велели скорей выздоравливать и ушли.
– Ну, а теперь, герой, давай займемся тобой, – сказал врач.
– Можете заниматься, только ногу у меня не отрезайте – самому нужна.
Доктор развеселился (попадаются же иногда такие хорошие врачи! – В. М.), нажал электрическую кнопку, набежали снова те, в белых халатах, и все-таки закрыли мне рот марлей.
Проснулся я уже в другой палате, где, кроме меня, было еще человек семь больных.
– Сколько времени? – шепотом спросил я у няни.
– Без десяти час.
«Вот здорово! – подумал я. – Прошло каких-нибудь полчаса, а мне уже все сделали».
– Нянечка, а ногу отрезали?
Она тихонько засмеялась, откинула с меня одеяло, и я увидел свои ноги: одна, как бочка, и в марле, а другая забинтована до колена.
– Гипс наложили. Врач сказал: через две недели в футбол играть будешь. А теперь спи, – видишь, все спят.
Но мне было не до сна. Один вопрос не давал покоя – успели или нет чекисты поймать Белотелова и Голенищева?
Через час примерно послышался где-то далеко шум самолетов, все ближе и ближе. У меня сердце так и упало: не успели! Но тут и с другой стороны зашумели самолеты – наши истребители! Ястребки просвистели прямо над больницей, и не успел я приподняться на постели, как где-то совсем близко начался воздушный бой.
Я попросил няню погасить свет и открыть черные шторы, которыми делали в больнице затемнение, и увидел великолепное зрелище! То один, то другой самолет загорался и, как огромная ракета, падал вниз. Потом все стихло.
Няня задернула шторы, включила ночник.
– Няня, – поманил я ее к себе, – положите меня на коляску и довезите до телефона.
– Что ты, милый, какой неугомонный! – махала она руками. – Нельзя. Сейчас спать надо.
– Я же не маленький, понимаю. Но если – надо? Она не соглашалась. Тогда я рассердился и сказал, что, если она не отвезет меня сейчас же к телефону, я так начну кричать, что всех разбужу, и ей же от главного врача влетит. Она испугалась и привела ко мне дежурного врача. Тот выслушал меня, ни слова не говоря, и велел дать коляску. Меня повезли по коридору. Открылась дверь с табличкой «Главный врач», и коляску подкатили прямо к телефону.
– Тебе набрать номер или сам наберешь?
– Что я, больной, что ли, какой или умирающий? Конечно, сам!
Я набрал номер нашего домашнего телефона, и мама сразу взяла трубку, она не спала.
– Мам! Ты не знаешь, где это воздушный бой был?
– Да где ты опять пропал? Обещал быть, а не идешь.
Говорит так, будто я недавно из дома вышел, а по голосу чувствую – волнуется. Она у меня всегда такая – умеет себя в руках держать.
– Ты все-таки скажи, мам, где был воздушный бой?
– Где-то недалеко. Прасковья Ивановна говорит: над Шайтанкой.
– А-а, хорошо, что над Шайтанкой. А разве Прасковья Ивановна у тебя сидит?
– У меня.
– Тогда дай ей трубку.
Мама рассердилась и велела немедленно приходить домой. Чудачка, будто я могу!
– Мам! Ты все-таки дай трубку Прасковье Ивановне. Ведь ты со мной разговариваешь, а она же с Димкой не разговаривает и волнуется.
Мама передала трубку Димкиной матери, и я сказал ей, чтобы она о Димке не беспокоилась, что он жив и здоров и скоро придет. Она, конечно, – миллион вопросов, но я пригласил ее прийти завтра ко мне в больницу. Тут мама выхватила у Прасковьи Ивановны трубку и испуганно спросила:
– Вася, разве ты в больнице? Что с тобой, дорогой?
Я сейчас же прибегу.
– Мама! Какая ты смешная, кто же тебя пустит сейчас в больницу, когда больные все спят? А обо мне не беспокойся – ногу малость оцарапал, и мне перевязку сделали. До свидания. Вот доктор с тобой хочет поговорить.
Доктор просил маму не беспокоиться:
– Мальчик упал с машины, ничего серьезного нет.
И я услышал, как мама с досадой говорила Прасковье Ивановне:
– Опять, негодяй, за машину цеплялся!
Я улыбнулся:
– Теперь, доктор, везите меня спать.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
БОЛЬШОЙ ПРИЕМНЫЙ ДЕНЬ. «БЫ» МЕШАЕТ. ДОПРОС БЕЛОТЕЛОВА. ГЕНРИХ ИЛИ ПАНТЮХА?
Хирург не велел меня будить, и я проснулся только к обеду.
Наверно, врачу сообщили об этом, и он пришел в палату еще более веселый, чем вчера.
– Привет герою Золотой Долины! – поздоровался хирург и протянул мне руку, как взрослому.
Он осмотрел меня, повыспрашивал, где, что и как болит, а потом, потрепав по плечу, сказал старшей сестре:
– А теперь покормите его покрепче. У него сегодня большой приемный день.
Я думал, он шутит, а вышло наоборот. Только пообедал, ко мне заявились сразу мама и Прасковья Ивановна.
Они мне назадавали столько вопросов, что под конец я не выдержал:
– Прошу излагать вопросы в письменной форме. Они посмеялись, но видно было, что им хочется многое узнать.
– Мама, а ты выполнила мою просьбу насчет НКВД?
– Выполнила, дорогой, выполнила. Не верила тебе, но все же пошла… Я еще раньше там была, когда эта девочка от тебя приходила. Но тогда я больше о Белотелове говорила… А тут – только начала рассказывать – этот их начальник сразу всех на ноги поставил… Вот уж не знала, что ты и впрямь шпиона поймаешь…
– Жужжал, жужжал – и нажужжал! Надо понимать, когда человеку можно верить, а когда – нельзя.
И ни словом не упрекнула меня мама за случившееся. «Вот, – думаю, – подвезло мне, что сразу в больницу угодил, – иначе попало бы по первое число. Димке и Левке хуже: им так просто не отвертеться».
Не успела уйти из палаты мама, смотрю, Белка заявилась. Халат на ней огромный, только пушистая рыжая голова из него торчит да синенькие глазенки светятся.
– Иди сюда, Рыжик! – обрадовался я.
– Зачем ты меня Рыжиком зовешь? – сердито принялась шептать она. – Меня так только в школе дразнят. Лучше зови меня Белкой.
– Ты на меня вчера обиделась?
– Конечно, обиделась, – в ее васильках сразу стала собираться водичка, и с них закапало. – Я все ждала, когда ты придешь, а ты сразу заорал: «Марш отсюда!» Я всю дорогу ревела.
– Ты меня извини, – я пожал ей руку, – но так было надо. Потом расскажу.
Вдруг входит в палату какой-то седой дядя в очках, оглядывает всех и идет прямо к моей кровати.
– Ну, здравствуй! – подал он руку Белке. – А это, наверно, знаменитый Молокоед?
Белка радостно пискнула в ответ, а он протянул руку мне:
– Здравствуй, последний из могикан! Говорят, гуроны опять стали на Военную Тропу?
«Что это, – думаю, – еще за чудак?» Но это сам академик Туляков пришел, чтобы разузнать от меня все относительно Золотой Долины.
– А вот там, в этой котловине, где вы нашли кристаллики, ты больше ничего не заметил? – спросил он.
Вместо ответа я позвал няню и попросил, чтобы она сходила к кастелянше, взяла у нее мои брюки и выгребла из карманов все, что там есть. Няня вернулась и принесла в подоле камешки, которые я предусмотрительно унес с собой.
– Вот что я там заметил. Там все скалы сплошь из этих камней.
Туляков схватил один камешек, второй, третий и даже в лице переменился:
– А ты не шутишь? Неужели сплошь?
– Сплошь. Честное пионерское, сплошь!