Эдмунд Низюрский - Невероятные приключения Марека Пегуса
— Не поддается, проклятая, слишком туго заткнули.
— Дай сюда. — Чесек отобрал у него пробирку. — Марек, у тебя есть пробочник?
Мне было уже все равно, и я протянул ему штопор. Чесек начал энергично ввинчивать его в пробку, и вдруг — о ужас! — пробирка лопнула, стекло брызнуло на пол, и по комнате заскакали сто пять блох.
— Что ты наделал? — не своим голосом крикнул Гжесек — Лови их, лови!
— Вся комната в блохах, — простонал я. — Меня уже кусают!
— И меня! — заверещал Гжесек.
Мы лихорадочно принялись скрестись, но все напрасно. Сто пять блох — это не шутка. Один Чесек не терял хладнокровия.
— Перестаньте чесаться. Это не поможет. Давайте попробуем их переловить.
Ползая на коленях, мы пытались поймать скачущих по полу блох.
— Чтоб вы провалились с вашими блохами! — обрушился я на ребят. — Ну что за идиоты!
— Это же была твоя выдумка, — нахально сказал Гжесек.
— Моя? — Я чуть не задохнулся от возмущения. — Это Чесек.
— Я? Я же советовал муравьев, — нагло заявил Чесек. — А вы придумали блох.
— Я просто пошутил, — усмехнулся Гжесек.
— Ага, пошутил? А кто достал пробирку? Может, не ты?
Не знаю, чем бы кончился наш спор. Еще минута, и, наверное, началась бы драка, но тут вдруг пронзительно задребезжал звонок.
— Кто-то идет, — всполошился Чесек.
— Это тетя Дора, — сказал я. — Тетя Дора всегда звонит как на пожар. Лучше уходите, пока не поздно. С тетей шутки плохи.
Чесек и Гжесек уже кое-что слышали о тете Доре. Они вскочили как ошпаренные и бросились к выходу. В дверях они столкнулись с тетей. Тетя Дора уставилась на них грозным взглядом, так что оба с перепугу были готовы сквозь землю провалиться.
— Марек, здравствуй, как поживаешь, детка?
— Так себе, тетя.
Я поцеловал ей руку.
— А это что за шантрапа? Опять привел каких-то босяков! — Тетя замахнулась на Чесека и Гжесека зон тиком. — Ну, что вы уставились, убирайтесь! Из-за вас ребенок заниматься не может.
Чесек и Гжесек нырнули в дверь, а тетя снова повернулась ко мне:
— Я всегда удивляюсь твоей матери, как она позволяет тебе водиться бог знает с кем. А где же родители?
— Папа вышел, а мама уехала.
— Уехала? — удивилась тетя. — Что ты говоришь, детка? Почему же я ничего об этом не знаю?
— Мама поехала в санаторий, лечиться.
— Что ты говоришь, Маречек! В санаторий! Ах, эти нынешние врачи! Я так и знала, что этим кончится. Если бы она, бедняжка, слушалась меня! Но твоя мать… Ты тоже что-то неважно выглядишь, детка. — Тетя внимательно посмотрела на меня. — Иди-ка сюда.
Я в ужасе отпрянул.
— Нет, тетечка, я совершенно здоров, это вам только кажется.
Но от тети не так-то легко было отделаться. Она прижала меня к стенке и вынула из сумки ложечку.
— Не бойся, детка, покажи язык. Скажи: а-а-а…
— А-а-а…
Тетя энергично запихнула мне в горло ложку, у меня глаза полезли на лоб, и я поперхнулся.
— Ну конечно, — кивнула она головой. — Опять миндалины увеличены. Это у тебя, детка, наследственное. Вы все такие болезненные.
Но я ее уже не слушал. Блохи принялись за меня с новой силой, и я не мог удержаться от почесывания. Тетя это сразу заметила.
— Почему ты так страшно скребешься, детка? — заботливо спросила она. — У тебя зуд? А ну, подойди поближе…
— Нет, ничего… Это я так.
— Снимай рубашку!
— Тетя, у меня уроки, — простонал я.
— Здоровье прежде всего, Маречек. Раздевайся! — приказала тетя и, несмотря на мои протесты, стащила с меня рубашку. — А это что? — Она нацепила очки и с интересом уставилась на мою спину. — Какая-то гадкая сыпь и краснота. Немедленно в постель.
В отчаянии я залез под одеяло, а тетка принялась ощупывать мой живот. Сначала было просто щекотно, и я захихикал, но потом тетя взялась за дело всерьез и стало больно.
— Ой, ой! — захныкал я. — Не давите, мне больно!
— Вот видишь, больно, — обрадовалась тетя. — Не иначе как аппендицит. Это у тебя, Маречек, тоже наследственное. Но откуда взялась сыпь? Должно быть, какое-то осложнение. — Тетя вынула из сумочки таблетку и сунула мне в рот. — Прими на всякий случай. Сейчас мы измерим температурку. — Тетя Дора уселась поудобнее, достала термометр и сунула мне под мышку. Пока я держал градусник, она, поглядывая на часы, с недовольным видом осматривала комнату.
— Как вы живете… как вы живете, детка! — вздохнула она.
Неожиданно взгляд тети Доры упал на спящего. Она надела очки и с минуту в тревоге присматривалась к нему.
— А это что еще за новая личность?
— Наш жилец, пан Фанфара.
— Наверное, какой-нибудь музыкант или клоун.
— Артист, тетя.
— Артист! — Тетя с укоризной покачала головой. — Какой у него неопрятный вид. Все артисты — неряхи. Скажи мне, он хоть умывается иногда?
— Умывается.
— По-моему, он болен, — заметила тетя.
— На всякий случай, я дам тебе еще таблетку.
Она начала было рыться в сумочке, но тут произошло нечто удивительное. Тихонько вскрикнув, тетя вскочила и закружилась на одном месте.
Я удивленно вытаращил глаза:
— Что случилось, тетя?
— Со мной происходит что-то странное, — слабым голосом проговорила она. — Это какой-то кошмар. Наверное, я заразилась твоей сыпью… Извини, Маречек, но мне придется уйти…
— Уже кусают, тетя? — деловито спросил я.
— Что ты сказал, Маречек?
— На вас напали блохи, — у нас тут сто пять блох.
— Что такое?
— Да этот болван Чесек принес блох, и они разбежались.
— Блохи! — в отчаянии завопила тетя. — Ох… спасите!
И со словами: «Умираю — блохи», упала на стул.
Я вскочил с постели, отшвырнул термометр, выплюнул таблетку и забарабанил кулаками в дверь к сестрам.
— Ядзя! Криська! Спасайте тетю Дору!
В дверях появились мои драгоценные сестрички.
— Что случилось? — Они с тревогой смотрели то на меня, то на тетку.
— Не видите? У тети Доры обморок!
— Ах, боже мой! Что с тетей? — Они бросились к тете и стали приводить ее в чувство. — Марек, беги за водой и валерьянкой.
Когда я вернулся с водой и валерьянкой, они уже выводили еле живую от страха тетю Дору на свежий воздух.
Я облегченно вздохнул и сел за уроки. Записал условие задачи и стал обдумывать решение. Вдруг снова звонок. Не успел я подняться со стула, как в комнату гуськом вошли три боксера с перчатками через плечо. Это были члены боксерской команды Буба I с братом и Муха Чопек.
— Привет, Марек, — сказал Буба I, — пан Алек назначил нам тренировку.
— Алека нет дома, — буркнул я в ответ.
— Ничего. Начнем без него, — сказал Муха Чопек, и все трое стали стаскивать спортивные костюмы. Вид у них был весьма решительный.
Прежде чем я успел открыть рот, Буба II ударил по тренировочному мешку с такой силой, что мешок грохнул меня по голове. Я почувствовал, что вместе со стулом лечу в какую-то темную пропасть. Когда я пришел в себя, то увидел, что надо мной с любопытством во взоре склонились Буба I, Буба II и Муха Чопек.
— Совсем увял, — сказал Буба I. — Этот прямой тебе удался. — Он одобрительно похлопал Бубу II перчаткой по плечу.
— Дай-ка воды! — скомандовал Муха Чопек, Буба I направился к столу и подал Мухе вазу с цветами. Муха выбросил цветы и вылил мне воду на голову. Я вскочил как ужаленный.
— Негодяи! — закричал я, отряхиваясь. — Убирайтесь сейчас же!
— Спокойно, малыш, не нервничай. — Буба I снисходительно похлопал меня перчаткой по лицу.
Я с яростью оттолкнул его:
— Эй, ты, убери лапы, а то как стукну!
— Ну что же, малыш, попробуй.
— На! — Основательно прицелившись, я дал Бубе в ухо.
Буба I покачнулся от удара, отлетел к стене, но тут же оттолкнулся от нее и бросился в атаку. На минутку ему удалось прижать меня к стене, но тут я пришел в ярость. Во мне взыграла кровь предков, бившихся под Грюнвальдом и Рацлавицами. Я ринулся в контратаку и ударил Бубу в челюсть. Буба пошатнулся, закачался, как пьяный, и рухнул на виолончель. Она разлетелась в щепки.
Пан Фанфара вдруг открыл глаза и сел на постели.
— Ударные, молчать! Пианиссимо! — пробормотал он и, в полном изнеможении упав на подушку, снова заснул.
Мы замерли, в испуге уставившись на разбитую виолончель. Первым пришел в себя Муха Чопек. Он наклонился над инструментом и с ужасом принялся его осматривать.
— Все в щепки.
— Утиль, — буркнул Буба II.
— Негодяи! — воскликнул я в отчаянии, чувствуя, что еще немного — и я разревусь. — Он нам этого не простит. Это все его имущество и… и… вообще… он говорил, что виолончель его жена.
— Не волнуйся, — сказал Буба I, — у нас в доме живет столяр — он склеит.
