Кэтрин Ласки - Побег
– Что такое предвкушение рассвета? Я не понимаю.
Кобыла закрыла глаза и попыталась вспомнить, как выглядела зеленая долина в самые ранние утренние часы. До чего же трудно описывать целый мир любопытному жеребенку!
Она заговорила медленно, тщательно подбирая слова.
– Предвкушение рассвета – это те часы, когда утро еще только собирается прийти в мир. Я не знаю, как описать точнее… Если бы мы были в долине, я бы показала тебе… Это словно… словно темнота устала. И она становится всё светлее и светлее…
– Как-то грустно это звучит.
– Нет-нет, вовсе нет! Это тот миг, когда день должен вот-вот родиться, и солнце взойдет.
Лошадка опять вздохнула и обвела взглядом темный трюм.
– Здесь нет предвкушения рассвета. Здесь вообще никогда не бывает рассвета!
Перлина похолодела. Ужасно больно было слышать, как юный жеребенок говорит такие слова.
– Послушай, Эстрелла! Предвкушение рассвета есть всегда, даже в полной темноте. Наше путешествие однажды закончится. Мы ступим на твердую землю. И ты сможешь бегать, прыгать и брыкаться.
– И я увижу небо?
– Да. Ты увидишь небо, ты увидишь ночь – и те звезды, в честь которых носишь свое имя!
Молодая кобылка очень хотела верить матери. В долине, куда они все однажды попадут, будет много чудесных вещей. Там можно будет пастись… Эстрелла не знала в точности, что такое пастись, но чувствовала, что это что-то очень приятное. Она должна верить маме: их путешествие однажды закончится. Гамак уйдет навсегда, как с наступлением рассвета уходит тьма. Эстрелла почувствует под копытами твердую землю и прикосновение шелковой травы, будет бегать и брыкаться!
Лошадка не могла отделаться от сомнений, даже несмотря на данное матерью обещание. Увидит ли она когда-нибудь небо и звезды? Такие же, как звездочка у нее на лбу… Ах, если бы мальчик-конюх почаще приносил ведро с водой! Так хочется пить.
И тут случилось маленькое чудо – мальчишка принес воду и наполнил ведро, правда, всего на четверть. Но и этого было достаточно. В потолке вдруг приоткрылась довольно большая щель, и Эстрелла увидела, что в воде пляшут отражения сразу двух звезд – белой звездочки у нее на лбу… и второй, серебряной, сверкающей на поверхности темной воды!
– Мамита!
– Что?
Эстрелла опустила голову и осторожно лизнула поверхность воды. Сияющая звезда затрепетала, но никуда не исчезла.
– Мамита! Я пью звезду!
В следующие несколько дней над морем поднялся слабый ветерок, легкая тень настоящего ветра. Он лизнул паруса – и стих. Перлина слышала, как команда проклинает штиль.
Снова урезали порции овса и воды. Теперь лошади испытывали не только жажду, но и голод. В животах у них громко бурчало, и эти звуки заглушали даже потрескивание обшивки корабля.
Священник молился Господу о ниспослании попутного ветра. Искатель молился о ниспослании золота. Перлина не умела молиться – она просто мечтала о воде, чтобы они с дочерью могли напиться вдосталь. Молока у нее почти не осталось, и она боялась, что скоро оно исчезнет совсем. Она ведь не думала, что у нее будет жеребенок, считала себя слишком старой для этого – но произошло чудо, и теперь у нее есть любопытное рыже-пегое создание с белой звездочкой на лбу, рыжими гривой и хвостом и белыми чулками на стройных ножках.
Перлина уловила дуновение ветра раньше, чем корабль: в следующее мгновение хлопнули паруса, отчаянно заскрипели мачты… и все снова стихло. Однако в те несколько секунд, что дул ветер, до ноздрей кобылы долетел давно забытый запах. Она прекрасно его знала.
Это был аромат травы – незнакомой, Перлина никогда не пробовала ее на вкус. Но в этом аромате сквозило что-то сладкое и нежное, разбудившее воспоминания, которым было гораздо больше лет, чем самой Перлине. Так пахли первобытные пастбища, на которых Первые Лошади паслись еще до начала времен.
Ноздри Перлины затрепетали, она фыркнула, отбрасывая пушистую челку. Может быть… может быть, они не плывут прочь, к новым землям? Может быть, они… возвращаются домой?
Она чувствовала себя так, словно выпила целое ведро чистой и свежей воды. Уши шевелились, чутко улавливая все звуки. Кобыла тоненько, протяжно и радостно заржала, и все лошади повернули к ней головы.
Конь Искателя, крупный жеребец по кличке Центелло, злой и надменный, как и его хозяин, презрительно фыркнул:
– Глупости!
Он никогда не слушал никого, кроме своего хозяина.
А вот Гордо, серый жеребец, внимательно смотрел на Перлину:
– Что? Что такое, Перл?..
У него так пересох язык, что он даже не смог до конца произнести ее имя.
Кобыла закрыла глаза. Она что-то видела – и Гордо не хотел ей мешать.
Перлина видела незнакомый пейзаж: море колышущихся трав, а среди них – стройный силуэт лошади. Очень маленькой лошади, не больше собаки размером, – но это была настоящая лошадь. Очень красивая, почти идеальная…
Да, мы возвращаемся. Мы возвращаемся домой!
Кони притихли. Они понимали, что кобыла чувствует что-то необычное, но не спешили нарушить тишину и начать расспрашивать ее. По спинам их бежал холодок предвкушения, даже жажда отступила. Впереди их что-то ожидало, и только Перлина знала, что именно.
Свобода!
Свобода, которой лошади не знали уже миллионы лет.
Глава вторая
«Ее зовут Эстрелла!»
В неподвижном воздухе негромкие разговоры людей походили на жужжание мух. Перлина услышала, как они несколько раз произнесли ее имя, потом имя Эстреллы. Она не знала, о чем переговариваются матросы, но нервничала всё сильнее.
Кобыла старалась удержать в памяти образ крошечной лошадки среди высоких трав. Ей казалось, что это очень важно. Она словно охраняла лошадку. Это был ее секрет, и Перлина чувствовала, что он может напугать людей.
Неожиданно в трюм спустился Искатель. Прижимая к груди шлем, он сразу подошел к своему жеребцу. Перлина чувствовала запах зерна – Искатель сберег его для Центелло.
Жеребец получил свою кличку[2] из-за яркой белой проточины, идущей от самого лба до носа и формой напоминавшей молнию. Любимец Искателя, он был избалован донельзя.
Остальные тоже учуяли зерно и как по команде повернули головы; ноздри их вздрагивали, уши настороженно шевелились. Одна только Перлина не обращала на запах никакого внимания – она вся вытянулась в сторону люка, ведущего на палубу, и старалась ни в коем случае не потерять аромат, что донесся до нее с последним порывом ветра, – аромат сочной травы, аромат древней родины, аромат свободы. Три понятия слились воедино в мозгу кобылы, и она чувствовала теперь, что это очень опасные мысли и опасные мечты. Такие мечты или воплощаются в жизнь, или губят всех вокруг.
Зерно в шлеме Искателя отчетливо пахло плесенью и гнилью, но Центелло не обращал на это никакого внимания и продолжал есть. Он покосился на Перлину, и в его больших темных глазах кобыла прочитала хвастливое «Ну, видишь теперь? Это я любимец!»
Перлина хотела презрительно фыркнуть – нашел чем гордиться, пара горстей заплесневелого зерна! – но вместо этого лишь дернула хвостом и отвернулась. Она не хотела отвлекаться – ей надо было удержать в памяти нежный аромат диких трав.
Кобыла беспокоилась за дочь – не голодна ли та? В последний раз конюх наполнял кормушки два дня назад. За себя волноваться было нечего – она могла протянуть без еды даже несколько дней. Но тогда молоко исчезнет совсем, и маленькой лошадке нечем будет питаться. Не слишком ли мала Эстрелла для своего возраста? Недостаток воды и еды не дает ей расти нормально. В долинах жеребята ее возраста совсем другие, они сильнее и крупнее, и шкурка у них гладкая и шелковистая… а у малышки она не слишком-то хорошо выглядит – так, словно ее просто небрежно накинули на исхудавшее тельце.
Вдруг Перлину, словно жало слепня, пронзила еще одна мысль. Конюх не кормил их уже два дня – но где же он сам? Парнишка всегда был ласков и заботлив; не проходило и часу, чтобы он не обошел всех лошадей в трюме. Он гладил коней, говорил ласковые слова, проверял, не натер ли парусиновый гамак нежную кожу в паху, смазывал маслом потертости и ссадины. Где же он?! Перлина стала оглядываться – и увидела: парнишка скорчился в углу, а кузнец стоял над ним и что-то вполголоса выговаривал. Мокрые дорожки пролегли по щекам мальчика. Это… это же слезы! Конюх плакал навзрыд.
– Но ведь она же… она же почти ничего не весит!
Перлина насторожилась. Ничего не весит? О чем это он?
Мальчишка повернулся и посмотрел на Эстреллу. В этот момент образ маленькой лошадки померк в мозгу Перлины. Сладкий аромат неведомых трав сменился острой, кислой вонью опасности. Кобыла поняла, что ей грозит нечто жуткое – она может потерять самое дорогое, что у нее есть. Ее жеребенка. Ее дитя, ее мечту, ее свободу. Перлина заржала, сначала тихо, а потом отчаянно и пронзительно. Это уже было даже не ржание – громкий вопль.
