Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах
Горящие глаза бедной женщины, пылающие лихорадочным румянцем впалые щёки, ещё более впалая грудь и хриплый кашель укрепляли соседей в их мнении, и, когда чахотка её наконец убила, они только многозначительно покивали.
Так Рольф остался сиротой. Кроме того, чему его обучили в деревенской школе, он досконально знал Библию и «Робинзона Крузо». Всех окружающих он от души ненавидел и даже подумать не мог о том, чтобы искать у них помощи.
И сразу после похорон Рольф ушёл из деревушки Реддинг по незнакомой дороге на юг, в незнакомый край, где рассчитывал найти приют на ферме почти незнакомого ему дяди Мика.
В первый день он прошёл пятнадцать миль[1], переночевал в заброшенном сарае, на следующий день прошёл ещё двадцать пять миль и отыскал свой будущий дом.
— Входи, входи, малый! — почти ласково приветствовал его дядя. (По счастливой случайности приход Рольфа совпал с одним из редких припадков добродушия, да и крепкий пятнадцатилетний подросток на ферме никогда не лишний.)
3. Рольф ловит енота и находит друга
Красноносенькая остроглазая тётушка Пру поначалу держалась с ним стеснительно, но все церемонии были забыты, едва Рольф до тонкости постиг, как кормить свиней, кур, телят, а также доить коров, и на него были возложены неисчислимые обязанности, знакомые ему с раннего детства. «А оставила ли тётушка Пру хоть что-нибудь на свою долю?» — мог бы спросить посторонний человек, но Рольф привык трудиться. Он работал без отдыха и очень старался, но весьма скоро убедился, что никакие старания не заслужат похвалы и разве что избавят от наказания. Дядины припадки добродушия случались всё реже. Тётка оказалась сварливой пьянчужкой, и вскоре Рольф вспоминал жизнь впроголодь с больной, но любимой матерью как золотую пору невозвратного детства.
Вначале доблестный дядюшка не мог толком разобрать, надо ли ему побаиваться тихого подростка или, наоборот, держать его в страхе, но Рольф оказался послушным и исполнительным, и Мик, осмелев, уже не скупился на затрещины. Впрочем, вечную воркотню и придирки тётки терпеть было ещё труднее, и мало-помалу всё хорошее, чему учила его мать, начало стираться в его душе.
К вечеру он так уставал, а утром так хотел спать, что скоро совсем перестал молиться. От дяди и тётки мальчик уже не ждал ничего хорошего и всё же был ошеломлён, когда понял, что куры, которых Мик притащил домой в очень поздний час, попали к нему без согласия и ведома их владельца. Мик только похохатывал, а потом добавил, что и Рольфу «надо бы побыстрее обучиться ночной работке». И ведь это был только один случай из многих и многих! Рольф понял, что судьба привела его в очень скверное место.
У Рольфа не было времени обзавестись приятелями в городке, однако счастливый случай помог ему найти друга.
Как-то по весне ещё до рассвета он отправился в лес, где паслась корова, и вдруг, к большому своему удивлению, увидел, что из-за дерева его манит какой-то человек… Незнакомец был высокий, смуглый, с на редкость прямой осанкой, хотя в его тёмных прямых волосах уже пробивалась седина. Он протянул Рольфу мешок и сказал:
— Тут в дупле енот, подержи мешок, а я его выгоню.
Рольф охотно прижал мешок к отверстию в стволе, а индеец быстро влез на дерево, туда, где темнело дупло поменьше, и засунул в него длинную палку. Вдруг Рольф услышал шорох, царапанье, и мешок у него в руках сразу стал тяжёлым. Мальчик торопливо затянул верёвку. С весёлым смешком индеец спрыгнул на землю.
— А зачем он тебе живой? — спросил Рольф.
— Собаку обучать.
— Где?
Индеец махнул в сторону бобровой запруды.
— Значит, ты тот самый поющий индеец и живёшь под скалой Эйба?
— Ак![2] Так меня называют. Но моё имя Куонеб.
— Подожди часок! Я приду тебе помогать, — попросил Рольф. В нём взыграл охотничий инстинкт.
Индеец кивнул:
— Если меня не найдёшь, крикни три раза.
Он вскинул на плечо толстую палку, на конце которой в безопасном расстоянии от его спины свисал мешок с енотом, и зашагал прочь. Рольф погнал корову на ферму.
Обещать-то прийти он обещал, но едва взялся за обычную работу, как сообразил, что тётка ни за что его не отпустит «бить баклуши». Тщетно он ломал голову, какой бы предлог придумать, но затем, сам того не подозревая, положился на древнюю мудрость: «Если не знаешь, что предпринять, не предпринимай ничего!» и «Не можешь найти окольного пути — иди напрямик!»
И вот, когда он задал корм лошадям, вычистил конюшню, подоил корову, налил пойло свиньям, накормил кур и телёнка, наколол дрова и уложил их в сараюшке, выгнал на пастбище овец, разлил молоко по кастрюлям отстаиваться, засыпал кукурузу в бочку с водой, чтобы набухала, наточил кухонный нож, помог перемыть посуду после завтрака, починил изгородь, принёс картошку из погреба и переделал ещё много всяких дел под зудящую музыку нескончаемых попрёков, настало время снова погнать корову в лес. Шагая следом за ней, Рольф твёрдо решил вернуться не раньше, чем сам того захочет.
4. Охота на енота до добра не доводит
Прошёл не час, а целых три, когда Рольф наконец увидел перед собой Длинную запруду, как её называли. Он никогда тут прежде не бывал, но Куонеб, стоявший на высокой скале, сразу ответил на условный сигнал и проводил мальчика в вигвам с южной её стороны.
Рольф словно вступил в иной мир. В Реддинге их соседи, бывалые охотники, знавали индейцев, и он наслушался всяких удивительных историй об обычаях и лесной сноровке краснокожих. Но речь шла об индейцах, ещё живших по обычаям своих предков, худые же смуглые люди в жалких лохмотьях, которые раза два-три проходили через деревушку, мальчику совсем не понравились. Но Куонеб выглядел совсем не так. Правда, одет он был как бедный белый фермер, но волосы его не закрывала шапка, а на ногах посверкивали бусами настоящие мокасины. Пусть вигвам покрывала парусина, но она была разрисована индейскими символами, а посуда, не считая медного лужёного котелка, какие издавна привозились из Англии для меновой торговли с индейцами, была вырезана из липы или сделана из бересты. Ружьё и охотничий нож принадлежали миру белых, но лук, стрелы, лыжи и расшитый иглами дикобраза ружейный чехол были творениями индейского искусства, и материалы для них дал окружающий лес.
В вигваме Рольфа встретило свирепое рычание — пёс сразу учуял ненавистный запах белого, хотя был ещё почти щенком. Куонеб похлопал его по голове — индейский знак, означающий: «Успокойся, это свой», отвязал верёвку, и они вышли наружу.
— Дай-ка мне! — Индеец указал на мешок, висевший на палке между двумя деревьями.
Пёс подозрительно повёл носом в сторону мешка и заворчал, но Куонеб его к мешку не подпустил. Рольф попробовал приласкать щенка, тот огрызнулся, и Куонеб сказал:
— Не приставай к Скукуму[3]. Он сам с тобой подружится, когда захочет. А может, и никогда не подружится.
Они направились к лугу ярдах[4] в трёхстах от вигвама. Там енот был выпущен из мешка. Когда он опомнился и бросился наутёк, Куонеб отвязал Скукума, науськивая его на зверя. С оглушительным лаем щенок ринулся за енотом, но тут же он был укушен и с визгом отскочил. Енот бежал что было мочи, охотники бежали следом, а Скукум было вырвался вперёд, но енот обернулся, свирепо рявкнул и преподал щенку второй урок. Зверь бежал, увёртывался, кидался в бой и наконец добрался до леса. Под невысоким толстым деревом он отразил очередную атаку и быстро забрался на ветки.
Охотники продолжали усердно науськивать щенка, который с оглушительным лаем прыгал под деревом и даже пытался вскарабкаться по стволу вверх. Это им и требовалось. Скукум хорошо усвоил первое задание: преследовать зверя, который пахнет так-то и так-то, а потом облаивать дерево, на котором этот зверь спрятался.
Затем Куонеб, вооружившись верёвочной петлёй и рогатиной, влез на дерево. После долгой возни ему удалось накинуть петлю, енота без особых церемоний стащили вниз, запихнули в мешок и унесли под скалу, где он был посажен на цепь, чтобы обучение могло продолжаться своим чередом. Скукуму предстояло ещё раза два-три загнать енота на дерево; затем его спустили бы с верёвки, когда енот уже скрылся бы из вида, чтобы он научился находить его по следу, а затем подошло бы время последнего урока: Скукум выследит енота, загонит на дерево и получит желанное право прикончить сбитого выстрелом зверя, а потом будет вознаграждён за все труды его мясом. Впрочем, этой награды он лишился: накануне последней охоты енот сумел ночью высвободиться, и утром о нём напоминали только лежащая на земле цепь да пустой ошейник.
Но всё это было ещё впереди, хотя для Рольфа оказалось достаточно и первого дня: в нём проснулся охотник. Он испытывал весёлое волнение и жгучий интерес. Тем более что ничего отталкивающе-жестокого в происходящем не было. Скукум, правда, повизгивал, когда енот его кусал, но продолжал в весёлом азарте рваться вперёд. И Рольф всем сердцем предвкушал радости настоящей охоты на енота, когда Скукум пройдёт школу обучения. Как этот час был не похож на тяжёлое, унылое существование, которое он влачил в доме дяди! Даже резкий запах енота его зачаровывал. Глаза мальчика горели от возбуждения, и он не заметил появления на сцене третьего человека, привлечённого шумом травли. Но Скукум оказался более бдительным и оглушительным лаем известил о появлении незваного гостя на обрыве над вигвамом. Опухшее лицо и свирепые усы было легко узнать даже на расстоянии.
