Павел Мисько - Новосёлы
— А-а, легко тебе говорить! Я тогда чувствовал себя не лучше, чем ты в самолёте… — Женя повернулся, чтоб идти домой.
— Стой! Вернись сейчас же… Садись в машину! — приказал Николай Николаевич. — Хоть ещё раз покраснеешь, в военкомате.
— А чего мне краснеть? Я делал всё честно. — Женя медленно возвратился к машине.
— «Честно»!.. — повторил с издёвкой Женин отец. — «Честно»! Лишних забот ты испугался, вот что! Хотел поскорее избавиться от этого снаряда. А на него может и теплоход напороться…
— Не напорется, там глубоко!
— …и землечерпалка, которая дно углубляет. Видишь, насколько ты сразу усложнил задачу: теперь не просто сапёр нужен, а сапёр-водолаз. Легко, думаешь, такого найти?
— Я так не думаю…
— Вот-вот, не думаешь. Садись! А если б подумал, что Неман не ручеёк, не так легко отыскать тот снаряд, то не делал бы глупости.
— Я помню, где. Покажу…
Ни Женя, ни Николай Николаевич даже не смотрели в мою сторону, я был лишним при разговоре…
Стукнула дверка — сначала правая, с Жениной стороны, потом левая. «Москвич» газанул с места, поехал не на нашу улицу, а круто развернулся и мимо гаражей, через чужой двор двинулся на Партизанскую.
Я забыл даже, зачем к ним выбегал. Я сразу помчался домой, рассказать бабушке об услышанном. У меня ещё гудело в ушах от голосов дяди Коли и Жени, стояли перед глазами их взволнованные лица.
Это же такой герой Женькин отец, такой герой! Ничего, что нет на груди Золотой Звезды…
И всем ребятам расскажу. Как летел Николай Николаевич бомбить фашистов. Как подбили его самолёт, ранили двух дяди Колиных товарищей… Пылает самолёт, выбрасываться с парашютом надо, а Николай Николаевич летит, «тянет» на свою территорию. Чтоб сесть и успеть товарищей вытащить, пока самолёт не взорвался: они не могли сами выпрыгнуть с парашютом… Горел уже заживо дядя Коля, кожа на лице трещала, а штурвала из рук не выпускал, вёл самолёт! И посадил машину, спас людей…
Потому на лице у него такие страшные шрамы…
Я застал бабушку уже у порога: собралась идти в магазин. Выпалил всё одним духом.
Бабушка выслушала, вздохнула и сказала:
— Говорят, его лечили целый год. Десятки операций врачи делали, кожу пересаживали на лицо. — И вдруг спохватилась, погрозила мне пальцем: — Ты смотри у меня, не вздумай лезть к Николаю Николаевичу с расспросами!
— Не! — круто повернул я назад. Бабушка ещё звенела ключами, а я уже был на первом этаже.
Расскажу своим дружкам про Николая Николаевича и тоже помахаю перед носом, чтоб ни-ни…
Рассказал, и всем сразу захотелось увидеть дядю Колю. Но мы так и не дождались его, надо было идти в школу. Зато после уроков долго околачивались возле «Москвича». Может, какая помощь нужна? Может, подать что? Или куда сбегать?
Ай-яй-яй, месяц почти прожили в одном доме, а только сейчас узнали такое!.. Просто удивительно: если не очень хороший человек, он сразу бросается в глаза. А такой…
И назавтра с утра мы торчали возле «Москвича» дяди Коли. Одного Васи с нами не было, пропадал, наверно, у Левона Ивановича.
Кончил осматривать машину Николай Николаевич, и из дому вышла его жена, Женина мама. С корзинкой в руке и спиннингом. Я ни разу ещё не видел Женькиной мамы. Она болезненная, бледная и почти не выходит из квартиры.
Уселись Гаркавые и уехали куда-то на лесное озеро. На разведку: как там грибы, как рыба?
Они уехали, а мы почувствовали, что нам стало скучно, стало чего-то не хватать. Все разошлись искать Васю, а меня позвала бабушка учить уроки.
Бабушка стояла надо мной как привязанная, пока я не сделал все уроки. Это, наверно, Мария Сергеевна просила так мне помогать.
Выбежал я опять во двор: нигде никого. Пусто!
У Ивана Ивановича открыт гараж. Видно, как ходит Дервоед вокруг своей машины, стёкла протирает. И студент с ним — тот, что сидел на крыше гаража в пляжной шапочке и джинсах, достраивал гараж. Сегодня парень сверкает всеми цветами радуги: голубая тенниска, розовые и блестящие расклёшенные штаны, на голове жёлтая шляпа. Ковбойская, надо думать: поля огромные и свёрнуты над ушами в трубочки, верх приплюснутый.
Я обежал вокруг дома. Может, хлопцы опять в овраге ковыряются? Но там было пусто, не было и оврага. Склон выровняли, заложили квадратиками дёрна. Каждый квадрат прибит колышком.
Куда они подевались?
Возвратился во двор, и тут вышел из подъезда Павлуша. Никто его никогда не гонит садиться за уроки, сам делает.
— Наверно, у дяди Левона они, — подошёл я к нему.
— Нету! И самого его нету. Я стучал, — сказал Павлуша.
Вот так новость! Что они, сквозь землю провалились?
Мы шли вдоль стены и ломали голову: где искать компанию? И вдруг услыхали глухие голоса. Как из-под земли! Прислушались — из подвала!
Ткнулись в окошко, а там уже рама со стеклом, голову не просунешь. Побежали к подъезду.
В подвале светло, горят лампочки. К тому окошку, через которое я летел кувырком, три раза направо свернуть и раз налево. Тогда, когда я выбирался, мне надо было не вправо повернуть, а влево, потом раз вправо и три раза влево. Проще простого.
Что мы здесь увидели!
Сидит на глиняной трубе Серёжа. На коленях у него лежит обсыпанная крошками булки Мурка, мурлычет песенку. Около кошки трое котят: толкают лапками в Муркин живот — правой-левой, правой-левой… Сосут! Малюсенькие, как мыши. И слепые! Один котёнок жёлто-белый и два серых.
Мы сразу присели на корточки возле Мурки, начали гладить её и котят. Мы не смотрели, чего это там дальше топчутся возле труб Вася, Жора и Левон Иванович.
— А ну не трожь! — подошёл Вася с перемазанным лицом, начал забирать у Серёжи грязными, в глине, руками Мурку и котят.
— Сам не трожь! — не давал Серёжа, я помогал ему защищать кошку с котятами.
— Ты прогнал морскую кошку? Прогнал! Она стала ничья, а теперь моя. Я заберу её домой.
— А ты потом у него котёнка возьмёшь, — подошёл к нам и Жора. У него руки были не чище.
— Никого я не прогонял! — На мои глаза навернулись слёзы. Столько пережил-перенёс из-за этой Мурки, а меня же и обвиняют! — Сама удрала… А она моя, а не твоя, я за неё деньги платил.
— Была твоя, а теперь всехная, — поправился Вася. — У меня поживёт, пока котята подрастут. Им с людьми надо жить, а то будут дикими…
Нет, это уж не свои слова говорил Вася. Не иначе, Левон Иванович так сказал.
Только я это подумал, а дядя Левон и говорит:
— Да, да, друзья мои! Даже человек без людей может одичать…
Мы молчали и морщили лбы — думали над этими словами.
— Василий! Георгий! — позвал дядя Левон Васю и Жору, как взрослых. — Давайте кончать работу!
Мы с Павлушей подошли посмотреть, что они делают.
О-ле-ле, так вот откуда тогда Вася и Жора надёргали лучин на «шпаги»!
Метра на три обкололи глиняный панцирь с трубы, выдернули их из-под проволоки. Раздели ту трубу, по которой горячая вода в дом подаётся. Даже войлок в одном месте продрали, интересовались, есть ли в середке железная труба. Вот дурачьё! Да так всё тепло растеряется по дороге, вода остынет, пока к батареям придёт.
И как узнал Левон Иванович об этой трубе, у кого выспросил? Как он уговорил этих вредителей самим всё починить-исправить?
Дядя Левон откалывает от полена короткие, неуклюжие лучинки, пробует засунуть под проволоку в тех местах, где были «шпаги». Выбитую плешь замазывают, штукатурят Вася и Жора.
— И вы, кажется, в мушкетёров играли? — спросил у нас Левон Иванович. — А теперь бросили товарищей в беде. Нехорошо! Вон в углу глина, как нарочно оставили строители. Павлуша наковыряет, разомнёт помельче, а Женя принесёт воды. Сделаете ещё один замес, а то не хватит…
И мы выполнили всё в точности, как говорил дядя Левон, намесили им свежей глины. Не в ведре — прямо на том месте, где она лежала. Охотно месили: просто удивительно, как нам всегда хорошо с Левоном Ивановичем!
Выходили из подвала, задрав кверху перепачканные руки. Не салютовали, нет… Серёжа нёс в подоле Мурку и котят. Вася шёл за Жорой, задрав не только руки, но и гордо выпятив живот. Он распевал что-то своё:
— Э-ге-ге, нас пятеро всех! А с дядей Левоном шестеро! Мы «артековцы», у нас есть тайна!
Серёжа нёс Мурку, нёс — и унёс прямиком в свою квартиру! Вася даже не вспомнил про кошку, забыл, что грозился забрать её к себе.
Когда все умылись, привели себя в порядок, вышли опять во двор. Павлуша, правда, побыл с нами совсем немного и пошёл в магазин за хлебом.
Шли из школы улыбающиеся Женька с Галкой, остановились возле нас поболтать. Шла из магазина тётя Клава, несла в сетке чёрную редьку и красные стручки перца — остановилась. Вышла наша бабушка с Мариной погулять — и задержалась возле тёти Клавы. Возвращалась с работы Галкина мама — и та присоединилась к толпе.
