Наталья Реут - На румбе 202
— Да у тебя самого от кормы пар идет! — подошел к Лехе юнга.
— Однако, ничего. Книжки с батишка снимал, сам малость промок, — улыбнулся Леха. — Высохну, — он взял у Коли фонарик. — Пошли, однако.
Оставшись один, Витя снял курточку, стянул прилипшие к ногам брюки, трусы и развесил на скамье против печки.
Но если в мокрой одежде зуб на зуб не попадал, то голому стало еще холоднее. Витя с опаской поглядел на оскаленные волчьи головы и несмело потянул к себе одну шкуру. На ощупь волчья шерсть оказалась мягкой. Уже смелей мальчик снял ее с лавки и набросил на плечи. Сразу стало тепло и удивительно уютно. Нужно бы, конечно, пойти помочь носить книги.
«Вот немного согреюсь и пойду», — подумал Витя, усаживаясь на краешек скамьи. На секунду он закрыл глаза и тут же снова открыл. Что за наваждение? В углу избушки, аккуратно уложенные столбиком, лежат пачки с книгами. Коля и Леха сидят прямо на полу возле печки. Коля яростно выдергивает зеленоватые перья из крыльев селезня. По гримасе, исказившей его лицо, Витя видит, что это у него получается неважно. И действительно, на кончиках вырванных перьев висят лохмотья кожи, желтые кусочки жира.
— Давай сюда! Зачем дичину портишь? — потребовал Леха. — Где стрелял?
— Коныч дал. Почтарь Коныч. На ужин. А у нее, проклятой, перья как приклеенные! — Юнге не впервой ощипывать птиц. Сколько раз на «Богатыре» кок поручал ему эту работу. Не утку, так курицу — какая разница? Правда, перед обработкой кок обычно окунал курицу в бачок с кипятком и перья отделялись сами собой, а эту «на сухую» — рвешь, рвешь. — Надо бы кипятком ошпарить, — говорит он, передавая селезня Лехе.
— Ничего! Однако, и без кипятка сделаем.
Леха вытащил из-за пояса нож, быстрым незаметным движением сделал глубокий надрез и, засунув в утиный живот два пальца, ловко вытащил сразу все внутренности. Затем проткнул птицу насквозь острой лучиной и подал юнге.
— Крути немного. Над огнем.
— Так и есть будешь с перьями? — вытаращил глаза юнга.
— Зачем с перьями? Перья гореть будут, — засмеялся Леха.
Витя почувствовал, как избушку заполнил едкий запах паленых перьев. Потом к нему примешался нежнейший аромат жареного мяса. Это невозможно вытерпеть. Витя приподнял голову.
— Спи, спи! Готов будет ужин, — разбудим, — сказал Коля.
— А я вовсе и не спал!
Витя не врет. Он уверен, что не спал. Он просто не понимает, что сегодня вокруг него происходит. Вот и сейчас. Опять чуть прикрыл глаза, а утки, уже разрезанные на кусочки, лежат горкой на столе. От горки идет пар. Коля сидит уже рядом с Витей на скамье, а Леха протягивает им обоим по жирной утиной ножке. Завернувшись в волчью шкуру, Витя пересаживается поближе к столу, с наслаждением вонзает зубы в теплое обгоревшее мясо и, урча, как Ветрогон, дробит зубами сладкие утиные косточки.
— Эх, жалко, нет фотоаппарата, — грустно вздыхает юнга. — Вот бы показать Сергею Ивановичу «жителя нашей эры». В какой руке, ты меня на «Богатыре» учил, держать нож и вилку?
Витя не обижается на «подначку»: во-первых, он уже к этому привык, а во-вторых, — действительно, чем голый, завернутый в звериную шкуру мальчишка, рвущий зубами и руками кусок недожаренной дичи, отличается от жителя каменного века?
— Однако, вещички сухие, — тронул Леха Витину одежду. — Одевайся. Сейчас поплывем!
— Леха! — сказал юнга. — Мы решили остаться тут вдвоем, а тебя попросить дать из района телеграмму в Петропавловск. Мы сейчас напишем, а ты передашь. Ладно?
— Зачем передашь. Сам передашь, — говорит Леха.
— Нет, ты не понял, — попытался объяснить юнга. — Тебе нужно везти книжки, ты можешь взять только одного из нас. Вот мы и решили…
— Зачем одного. Двух возьму, — говорит Леха. — Довезу вас до Теплого озера, потом вернусь — возьму книжки. От Теплого озера район совсем близко. Ничего. Завтра в районе будете.
— Ну, спасибо, Алеша, — порывисто обнял Леху юнга. — Ладно! За нами не пропадет!
— Зачем говоришь «не пропадет»? — обижается Леха. — Вы, однако, на Камчатке. На Камчатке один люди всегда помогает другим люди.
— Постой, а как же Коныч? — вспомнил, натягивая почтарские сапоги, Витя. — Ведь он утром обещал привезти нам деньги?
— А мы ему напишем, чтобы переслал деньги на «Богатырь». Скажем, что не могли упустить такой транспорт. Он поймет, — говорит юнга.
— А мешок?
— Мешок? — юнга поднял со скамьи вещевой мешок почтальона. — Мешок оставим в избушке, — неуверенно сказал он, с грустью ощущая тяжесть наполняющих его продуктов. И вдруг блестящая идея осенила юнгу.
— Давай, продукты переложим в твой рюкзак, а мешок оставим Конычу. Ведь, наверно, он это нам оставил.
— Давай хоть напишем, чтобы стоимость взятой нами еды Коныч вычел из причитающихся нам денег, и за сапоги тоже… — сказал, перекладывая сало и хлеб в свой рюкзак, Витя.
— Не надо писать. Не надо обижать хороших люди, — серьезно сказал Леха. Он бросил последний взгляд на книжки: — Камчатские люди, однако, тоже коммунизм строят. Не надо писать «деньги»!
— Какой же ты хороший люди, Леха, — сказал Витя, дописывая коротенькую записку Конычу.
— Однако, ничего, — подтвердил Леха и опять широко улыбнулся. — Пошли спускать батишко.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Легкий бат почти неслышно скользит по темной реке. Леха, стоя на корме, быстро опускает в воду то с одного борта, то с другого длинный шест и сильно отталкивается им от каменистого дна.
Коля и Витя сидят на середине бата спина к спине, тесно прижавшись друг к другу. Оба стараются сохранять найденное равновесие на неустойчивой посудине. Стоит одному пошевелиться, как бат мгновенно резко кренится. Лучше уж не двигаться, несмотря на затекающие ноги, на неестественно застывшие спины. Выкупаться в этой черной реке у обоих нет ни малейшего желания. Несмотря на то, что ветер утих, на воде далеко не жарко. Над рекой поднимается промозглый туман и, словно для того, чтобы оправдать Лехины предсказания, начал моросить мелкий холодный дождь. Леха, не оставляя шеста, сбросил с себя плащ и укрыл ребят.
— А ты? — спросил Витя. Хотя можно было и не спрашивать. Он сидит лицом к Лехе и видит, как тот ловко орудует своим шестом. Так не замерзнешь.
— Однако, ничего. Дождик махонький, — улыбнулся Леха, и, хотя его лица в темноте не видно, Витя понимает, что Леха улыбается.
Коле хуже — ему Леху не видно. Он предоставлен самому себе — перед ним только полоска воды, бегущая навстречу бату. Глаза юнги понемногу привыкают к темноте. Он начинает различать попадающиеся на пути предметы. Вот прямо на бат наплывает черная коряга. В ожидании толчка юнга внутренне напрягается, но легчайшим, незаметным движением Леха отводит нос бата в сторону — и коряга проплывает мимо. Каким-то чутьем камчадал всегда вовремя уходит от опасности. То и дело попадаются плывущие вниз по реке бревна. Они вовсе незаметны — плывут почти полностью под водой. Но бат спокойно и уверенно скользит мимо, ни разу не коснувшись бортом круглых шероховатых боков.
Ребята молчат. Трудно разговаривать, когда не видишь лица партнера. От молчания дремлется, а этого допустить никак нельзя: заснешь, завалишься на один борт, и бат отработает поворот «оверкиль» — проще говоря, перевернется килем кверху.
Юнга начинает мурлыкать какую-то морскую песенку, но ощущает неуместность на этой тихой реке своих вокальных упражнений и снова умолкает. А все-таки здорово они сработали. Завтра доберутся до района, а там, глядишь, послезавтра появятся на причале у борта «Богатыря»: «Товарищ капитан, прибыли в ваше распоряжение!» Вот Сергей Иванович удивится. Интересно, похвалит за инициативу или разделает, как бог черепаху, за непослушание?
— Коля, — первым прервал молчание Витя. — Вот мы плывем себе по реке, как герои, а кто-то сейчас о нас беспокоится, может быть, ночь не спит. Наверное, председатель уже дал телеграмму на «Богатырь», что мы сбежали. Вот как, по-твоему, должны ребята слушаться старших? Обязаны уважать взрослых?
— Ну, это смотря каких взрослых, — говорит юнга. — Взрослые взрослым рознь. Вот, к примеру, взять «прихожан». Приходит судно в порт, на борту появляется масса разного берегового люду. И из разных служб пароходства, и диспетчеры, и снабженцы, и просто дружки — знакомые членов команды. Все они поздравляют команду с приходом.
— Но ведь это очень хорошо! — говорит Витя.
— Кому хорошо? Не знаешь, так слушай старших, — парирует Коля. — Ведь прутся «с приходом» в капитанский салон. Знают, что у капитана стоят в шкафчике бутылки с «горючим» и разные хитрые закуски. Меня-то не обманешь: я-то отлично вижу, как кисло улыбается капитан, принимая эти нескончаемые поздравления «с приходом». И еще — количество посетителей прямо зависит от выгодности законченного рейса.
