Тимур и его «коммандос» - Верещагин Олег Николаевич
…На сеанс собрался практически весь клуб и немало постороннего народу. Спортзал был полон. В ожидании начала просмотра кое-кто уже строил планы на съёмки нового фильма, который можно будет послать на фестиваль любительских лент. Но когда включили видео — разговоры утихли сами собой.
Фильм был задуман как фэнтэзийный боевик — даже с некоторыми компьютерными спецэффектами, которые обеспечил Витька Пелишенко. В массовках снимались почти все ученики школы и кое-кто из местного сельскохозяйственного техникума. Батальные сцены сменялись пирами и колдовскими обрядами. Злой колдун Кангар строил козни против Киевской Руси, мудрого Владимира Красно Солнышко и богатырской дружины во главе с Ильёй из Мурома. Действие захватывало — ещё и потому, что прикольно и странно было понимать — играют твои друзья и одноклубники. Но временами Данила просто забывал об этом. То ли правда очень хорошо играли ребята и девчонки, то ли ещё что…
И вот — последняя сцена. Больше нет ничего, только тёмная глубина. Следуя за пятном света, входят Илья и Добрыня — Олег Строев
66.
и Колька Риттер. По фильму витязи киевской дружины — не бородатые мужи, а молодые парни, почти мальчишки, рискнувшие бросить вызов Кангару после того, как хитростью и колдовством он загубил всех старших богатырей во главе со Святогором Могучим. Илья и Добрыня садятся плечо в плечо — молча, неподвижно. Глядят на зрителей…
ДОБРЫНЯ: Илья, ты чего молчишь-то?
ИЛЬЯ: Чего говорить? Дело сделали…
ДОБРЫНЯ: Ты всё равно не молчи, не надо. А то как-то не по себе.
ИЛЬЯ: Живой я, сколько раз повторять. Сказано ведь: "Илье на роду смерть не писана!" Чего тебе ещё?!
ДОБРЫНЯ: Да, это да… Только ведь мы прискакали, а ты… лежишь.
ИЛЬЯ: Устал. Поспать прилёг.
ДОБРЫНЯ: Я к тебе наклонился. А ты не дышишь.
ИЛЬЯ: Тебе уши пылью забило, пока скакал.
ДОБРЫНЯ: Может, и так… Владимир говорить стал, а ты всё спишь.
ИЛЬЯ: Заслушался. Говорил князь больно красиво.
ДОБРЫНЯ: Да, на это он мастер. А потом?
ИЛЬЯ: Чего?
ДОБРЫНЯ: Тебя ведь плащом накрыли.
ИЛЬЯ: Ночь же. Да ещё в степи. Холодно.
ДОБРЫНЯ: А поминали тебя зачем?!
ИЛЬЯ: Так Владимир сорок бочек зелена вина выставил! Что теперь — пропадать добру?!
ДОБРЫНЯ: Это да. Гульнули здорово… И всё-таки — зря! Право слово — зря, Илья! Зря! Теперь говорят-то что — вроде тебя и не было! Совсем не было — так, народ выдумал!
ИЛЬЯ: Ну и что?
ДОБРЫНЯ: Как — что?!
ИЛЬЯ: Ну и выдумал. Народ русский никчемного какого не выдумает.
ДОБРЫНЯ: Да хватит тебе, побратим! Давай, пошли, пошли в Киев! Как же Русь-то без тебя?!
ИЛЬЯ: А так. Для чего я ей сейчас? Врага мы побили. Чего людей смущать…
Из темноты выступает большой камень. На нём выбита надпись:
А ПОД КАМНЕМ ТЕМ
ИЛЬЯ СЫН ИВАНОВ ИЗ МУРОМА
ПОКОЙ НАШЁЛ.
Появляются друзья и соратники Ильи — Алёша Попович, Дунай-богатырь, Иванище, Краль Марко, другие персонажи славянских былин. Приходят жена Дубравка, князь Владимир. Садятся возле камня… Из темноты продолжают выходить люди — кто в форме времён Петра 1 и войн с Наполеоном, кто в офицерской форме разных времён, в гимнастёрках Великой Отечественной, бойцы афганской и чеченской
67.
войн… Им молча дают место.
ДОБРЫНЯ: Илья. Вот ведь — все собрались. Объявись! Самое время!
ИЛЬЯ (встаёт, смотрит в зал с экрана): Не время, побратим. А моё время придёт… Знаешь, Добрыня, когда мир кругом — я, может, не очень и нужен. А вот случись беда какая — тут я и объявлюсь. Ты не бойся, Добрыня — люди меня признают. Признают — не слепые же они! Люди ведь! (Смеётся, громко запевает и уходит. Добрыня догоняет его. Гаснет свет, но песня звучит и в темноте…)
Уж и есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью!
Встать за честь твою
Против недруга!
За тебя в беде
Сложить голову!..
ГЛАВА 3.
Щенок колли, которого он взял из этого дома. был назван Кусь и уже здорово вырос, стал любимцем Люськи. Данила вспомнил Куся, когда стоял возле слегка покосившейся калитки и смотрел на светящееся окно — угловое. Потом отошёл к каштану возле колонки и сел там прямо на землю, не сводя с прямоугольника, разделённого буквой Т, взгляда.
Она не пришла, хотя знала, что сегодня.
"Возьму и застрелюсь," — вдруг подумал Данила и отчётливо представил себе, как утром его найдут тут, под деревом, мёртвого, в засохшей крови из простреленного черепа. Стало не по себе, словно и впрямь собирался застрелиться. Данила встряхнулся. поднялся на ноги и пошёл к будке телефона, одиноко замёршей на углу. Набрал хорошо знакомый номер — телефоны в городе были бесплатные.
— Да? — она почти сразу сняла трубку. — Цэ хто?
— Клара, это я, — сказал Данила. И услышал гудки.
Он не набрал номера второй раз. Она снова бросит трубку. Вместо этого Данила вернулся к ограде её дома. Взялся за неё руками — и одним точным рывком перебросил себя внутрь, в палисадник.
— Мь-ииййеееуууу!!! — взвыли под ногами. Данила отшатнулся и сыграл в кусты каких-то цветов. Над головой хлопнуло окно, послышался сердитый голос: "Щоб вы пропалы!" — и целый водопад из руки Клары обрушился на голову, спину и плечи поднимавшегося Данилы. Он задохнулся — вода оказалась ледяной.
— Хтось?! — испуганно вырвалось у Клары, и Данила поднялся на ноги, оказавшись глазами на уровне её шеи.
— Я признался Данила и взялся руками за распахнутые створки: — Подожди. Одну секунду.
— Пусти! — Клара дёрнула створки, не справилась, закусила губу: —
68.
Пусти, ну?!
— Не пущу, послушай…
ХРЯСЬ!!!
Это была вторая за два дня пощёчина.
— Бей ещё, — сказал Данила. — Я тебя очень обидел. Я виноват. Никто не может ударить меня и не получить в ответ. Ты — можешь. Я тебя люблю.
Клара размахнулась. Прикусила губу мелкими белыми зубами, которые чистила "Жемчугом", никаким не "Блендаметом". Моргнула. Моргнула. Моргнула-моргнула-моргнула… Сказала:
— Мазохист, — и заплакала, перевесившись через подоконник в руки Данилы (который слегка обалдел), бормоча: — Я кричала на тебя… и думала, что ты больше не придёшь… мне так плохо было… я подумала, что умру одна… бросила трубку и склялась от своей глупости…
— Я говорил с отцом, — перебирая пальцами волосы Клары, Данила шмыгнул носом, потому что предательская сырость подбиралась к глазам. — До чего здорово, что ты есть, есть, есть… ты есть, ты есть…
…Светлана Александровна сидела перед телевизором, вытянув ноги.
— Я два выходных взяла, — окликнула она Данилу, когда он завозился в прихожей: — Хочу съездить с Люськой в лес… Ты слышишь?
— Слышу, — Данила вошёл, присел на диван. — Здорово, а то ты всё работаешь, её даже на речку сводить некому. В лесу тут красотища. Если хочешь, я карту дам.
— Данила, — щёлкнув пультом, Светлана Александровна повернулась к сыну, — Данила, поедем с нами, а?
— С вами?! — Данила удивился несказанно. И вдруг понял, что хочет этого.
Правда хочет. Поехать куда-нибудь с мамой и даже с надоедливой, вредной сестрой. Он никогда не думал, что может этого захотеть.
Но он этого хотел.
— Конечно, поедем, — сказал он — и стоило сказать это, чтобы увидеть лицо Светланы Александровны. — Мы фильм дорабатывали… Придёшь, когда сеанс будет?
— Если будет время… Но в газете дам заметку обязательно.
