Юрий Александров - Кудеяров стан
Остановила Заряна лошадь, полную грудь набрала мирного вечернего воздуха и кинула его вдоль одним грозным словом: «Варяги!»
Дрогнул дед у челнока, ошалело заморгал старыми слезящимися глазами, остановились девушки, вскочили с нагретого песка ребятишки.
«Варяги! Варяги! Беда!»
Загомонили ребятишки, как были голышами побежали с отмели. Кто захватил хоть одежду, а кто и так. Побежали в страхе и девушки-водоноски, но воду не вылили - в беду она нужна на городище.
Поднялась тревога. Запылал яркий сигнальный костер на высоком помосте над городищенской стеной, потом другой - на ближнем сторожевом кургане за рекой, заревели боевые рожки, полетели по лесу гулкие удары железного била. Конный гонец поскакал оповестить об опасности соседние селения, другие всадники поспешили в луга к стадам и табунам. Заряна перебралась через неглубокую реку и побежала под защиту надежной стены.
А ещё минут через десять-пятнадцать под городищем у реки появились варяги. Мирные, ласковые и безоружные.
Было их всего два человека. Рослые, статные, один - седой красивый старик, другой - молодой, как славяне, русоволосый, с витой бронзовой гривной на шее. Оба с непокрытыми головами.
Молодой нес, высоко подняв над головой двумя руками, большой меч в красивых красных ножнах, старый протягивал перед собой руки в знак мирных намерений.
Увидав, что их заметили с городища, пришельцы остановились. Молодой положил на землю меч, оба отошли шагов на десять и спокойно уселись на траву.
Стало ясно: варяги, видя, что они обнаружены и что не удалось напасть неожиданно на славянское поселение, предлагают мир и торговлю, а меч - образец варяжского товара.
К чужеземцам спустились из городища Полян и один из северян. С собой вынесли шкуру бобра, круг воска и березовый туесок с медом.
Славяне знали, с кем начинают торг. Знали, что ни дружбы, ни искренности, ни простой честности нельзя ждать от пришельцев. Не раз проходили славянскими землями, обычным путем «из варяг в греки», небольшие, но крепкие отряды хорошо вооруженных, сильных и опытных в военном деле норманнов - варягов.
Шли торговать с далекой богатой Византией, везли с собой для обмена и продажи мечи и другие товары, купленные или с бою взятые в странах Западной Европы. По пути, где удавалось, врасплох нападали на славянские города и селища, жгли, убивали, захватывали славянское добро, самих славян, женщин и детей славянских. Где срывался разбойничий налет - приходили мирными купцами.
Сюда, в северянские леса, варягам было не по пути - путь «в греки» шел по Днепру. Но варяги часто сворачивали в леса, чтобы внезапно напасть и поживиться именно там, где их не ждут, не остерегаются.
Встретились под городищем. Старый купец поклонился славянам и указал рукой на лежащий на тропинке меч. Полян поднял и обнажил тяжелое оружие. Сталь ярко заблестела на солнце. Кузнец осмотрел и по достоинству оценил изделие другого, чужеземного кузнеца. Взмахнул рукой - острие со свистом рассекло воздух - вдруг нахмурился: «Торговать пришли? Дело. А зачем девушек наших ловите? Стрелами в них мечете? Гости… Смотрите, худа бы вам за то не было. Небось по нашей земле ходите, и незваные».
Старый варяг заулыбался ласково и развел руками. Отвечал с трудом подбирая и безбожно коверкая славянские слова: «Это так… воин у нас один есть глупый. Пошутил. Мы его крепко наказали. И ещё накажем…»
Говорит, а сам по сторонам озирается. Знает, что не верят ему славяне, что не обмануть знакомых с варяжскими повадками стариков. Ещё раз сумрачно посмотрел Полян на купца и махнул рукой. Обида обидой, да не портить же из-за неё торг, к тому же с Заряной всё обошлось благополучно.
И варяги и славяне долго торговались, дорожились своим товаром. Потом сошлись в цене, ударили по рукам.
На мече поклялись, что коварства не будет, что ни варяг не тронет славянина, ни славянин варяга.
Клялись славяне Перуном Громовержцем, варяги - Одином, богом купцов и воинов.
Но клятва клятвой, а об осторожности забывать тоже не приходится. Товар приносили на открытую площадку маленькими равноценными партиями и строго следили, чтобы на площадке или близко от неё не было больше чем по четыре варяга и столько же славян.
Потом уносили обмененный товар и только тогда приносили новый. Чтобы ни варягам, ни славянам не было большой корысти нарушить договор.
А пока шёл торг, северянские семьи с пожитками ушли с селища и укрылись за городищенской стеной. Неподалеку расположился наготове отряд конных северян с соседних селений.
Торг закончился с темнотой. Варяги вернулись в лес, где их ожидали товарищи, а ещё до этого десяток славянских охотников кружным путем пробрался к варяжскому лагерю. Всё видящие и никем не видимые разведчики не отходили от чужеземцев, пока они заутро не поднялись с лесной стоянки и не ушли назад, на запад, к тихому Сейму, что, неспешный и ласковый, уносит в многоводную Десну воды северянской Тусори.
ГЛАВА XVIII. ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ
Над лесами, дубравами, над болотными топями, над старым высоким гнездом-городищем пролетали дни, пробегали месяцы, проходили годы. Шесть лет прошло с тех пор, как появился у высокого вала черный беглец с девчонкой за спиной.
Не согнули Поляна годы, хоть серебяными нитями прошили его черную голову и черную густую бороду. Всё так же, не зная устали, копал он рудую землицу, никого, кроме Горюна, не подпуская к открытому им и единственно до сих пор известному в окрестности месторождению железной руды. Всё так же сам с молодым, навек безмолвным помощником варил и ковал железо.
Только варил уже не в горшке на домашнем очаге: из камней и глины построил рядом с кузницей здесь, у края городища, настоящий сыродутный горн - домницу. Теперь уже с двух сторон прилажены были глиняные трубки - сопла, - и с двух сторон нагнетали воздух внутрь раскаленного горна неустанные мехи. Уже не кусочек железа с кулак величиной, а крицу в пять-восемь килограммов давала каждая варка.
По-прежнему Полян был единственным металлургом в окрестности, и изделия его всегда находили выгодный сбыт на соседних городищах.
За мудрость, за власть над огнем и металлом кузнеца уважали и боялись. Население считало его колдуном. Его слово стало решающим на совете старейшин общины, к нему приводили и приносили больных, прося излечить, он же врачевал скот, заливал смолой раны, прокалывал вздувшийся бок корове, приготовлял отвары из одному ему известных трав.
А когда боевая гроза надвигалась на лесные городища, по слову старого Поляна собирались рати ближних общин, чтобы сообща дать отпор непрошеным гостям или выручить осажденное кочевником городище.
- А Заряна? - тихо спросила Вера.
- Заряна? Девочка за эти годы выросла. Превратилась в сильную здоровую девушку. - Дмитрий Павлович вынул опять из блокнота и подал Вере уже знакомый ребятам портрет девушки с диргемом на лбу.
- Была она белокура, как большинство славянок, синеглаза, смугла. Очень даже смугла - видно, сказалась частая работа с отцом у раскаленного горна.
- Она тоже ковала? - удивился Игорь.
- Бывало, хоть и не заставлял её Полян. Больше из желания всему научиться, всё уметь. Очень любопытна, пытлива была девушка. А то сменяла у кузнечных мехов уставшего или взявшегося за молот Горюна.
Жила Заряна на городище вольной птицей. Не то чтобы обидеть, посмотреть косо никто бы не посмел на неё - знали все, как любил её старый властный кузнец.
Умная была девушка, добрая и негордая. Другая с таким отцом, может быть, и заважничала бы, а она - нет. Что только отличало её от сверстниц - серьезная была, задумчивая. Не часто слыхали подруги её смех, зато по-прежнему часто пела она. Голос был у девушки чистый, задушевный, и пела она, как и в детстве, всё больше свои, приднепровские песни.
Пела подругам в лесу, пела Поляну в хижине. Сядет вечером после работы у ног молчаливого кузнеца и запоет негромко о Днепре, о родных полях и селах. Полян осторожно, ласково сильной прокопченной рукой гладит дочь по русой голове, иногда тихо, чтобы никто чужой не слыхал, подпевает ей, а чаще молчит.
«Днепро… родина…»
А девушка прижмется к кузнецу, ласково в глаза ему посмотрит, словно утешить хочет, чувствует, что тоскует на чужбине одинокий старик.
Так вот. Наступила ещё одна осень. Решил Полян заготовить и обжечь запас руды, чтобы на всю зиму обеспечить работу домницы. Полян с Горюном копали. От обрыва реки были пробиты горизонтальные пещеры, идущие метра на два ниже дерновой поверхности. Длина пещер превышала уже десяток метров. Работали без остановки пятый день. Уже груды руды лежали у горна. Никогда не скоплялось её столько на городище.
