Саша Кругосветов - Архипелаг Блуждающих Огней

– Не лукавь, Хулио. Ты фотографировал сцены охоты на людей и фотографировался вместе с телами убитых. Agnus Deri, qui tolli peccata mundi, dona eis requiem septitaram («Агнец божий, искупи прегрешения мира, даруй им вечный покой», лат.). Ты сделал фотоальбом и послал его в подарок президенту Серебряной страны Мигелю Сельману. Ты не просто уничтожаешь индейцев, ты получаешь от этого удовольствие.

– Ну что ж с того? Если даже я и убивал индейцев? Suum cuique («Каждому свое», лат.). Эти твари нападают на мой скот, на моих людей. Они хуже волков. Canis mortus non mordet («Мертвая собака не кусает», лат.).

– Послушай, Джулиус. Ради красного словца ты готов показаться хуже, чем ты есть на самом деле. Я знаю, ты страдаешь от одиночества, от неудач, от неуступчивости индейцев. А больше всего, я думаю, тебя ранили насмешки невежественных воротил из Мегальянса. Они не оценили тебя. Ты объяснял им, что замеры глубины воды, плотности песков и направления ветра неопровержимо указывают на запасы золота в этих местах. А они отвечали: «Кто ты, Джулиус, – глупец, фат или позер?» Ты заявлял им, что у тебя – свои идеалы, что ты готов трудиться день и ночь ради прогресса. А они смеялись над тобой.

– Ты прав, Александр. Это было именно так. Я говорил им: «Кабальерос, мне не земли ваши нужны, мне берег моря нужен. Посмотрите на этот черный песок, на нежный бархат магнетита. Как скачет стрелка компаса на черных пляжах наших островов! Это верный признак золота». А они мне: «Не ты первый. Нас пытался сбить с толку сам Нассау, компаньон Лемера, когда их флотилия открыла мыс Хоорн. Никакого золота там не нашлось. Мы – люди дела. Не отнимай наше время, легкомысленный, кто ты там, румын или молдаванин. Возвращайся к своей Кармен Сильве». Ха-ха-ха! Как смешно! У воротил из Мегальянса мозгов не больше, чем у овцы. Это все уже в прошлом. Aequo animo audienda sunt imperitorum convincia («Следует равнодушно выслушивать порицание невежд», лат.). Незачем вспоминать, что было вначале. Я добился своей цели. Я – хозяин земли Блуждающих Огней. Я – владелец всего золота, как добытого, так и еще лежащего в земле, ждущего своего часа, чтобы упасть мне в карман. И те, из Мегальянса, и эти бродяги, что служат мне, и непокорные индейцы – я всех купил. Они для меня – никто, они – лишь орудия для достижения моих целей. Судьба возвысила меня и доверила особую миссию. Я – карающая десница прогресса.

– Такие, как ты, одержимые борьбой за материальные блага, хвастливо называют свой путь прогрессом. Оказавшись перед выбором: свобода, с одной стороны, или вещи и деньги, с другой, – вы выбираете последнее. Воля к свободе слабеет, не выдержав бремени материальных благ. Общество вырождается, а вы стыдливо называете это цивилизацией.

– Не тебе, выходцу из отсталой монархической страны, судить о прогрессе. Только западная цивилизация несет людям свободу. Я, теперь уже не Джулиус, а Хулио Поппер, уничтожу всякого, кто попытается мне помешать, кто попытается встать на пути прогресса. Здесь я – диктатор. Я определяю, кому что делать, кому жить, кому умереть. Никто не указ мне – ни ты, ни губернатор, ни президент, ни сам Господь Бог. Разве лев спрашивает, кого ему убить первым – антилопу, гиену или шакала?

«Бесполезно говорить с ним сейчас. Он ничего не слышит. Настанет время, когда он прозреет, но не будет ли слишком поздно? Пора завершать этот разговор», – подумал капитан Александр и сказал:

– Ты, advocatus diaboli («адвокат дьявола», лат.), обезумел от жажды власти и наживы. Остановись. Воистину, quos Deus perdere vult, dementat prius – «если Господь хочет погубить человека, то лишает его разума». Ah, Corydon, Corydon, quae te dementia cepit. Simia simia est, etiam si aurea gestet insignia («Ах, Коридон, Коридон, какое безумие тебя охватило. Обезьяна остается обезьяной и в золотых знаках отличия», лат.).

Хулио изменился в лице. Побелел. Руки сжались в кулаки.

– Мужчина в годах, муж, умудренный опытом. А ведешь себя, словно самонадеянный подросток. Не надоело морочить людям голову сказками о вымышленных великанах, об атлантах, о дрессированных кашалотах и черепахах, о великодушных каннибалах? Ты, Александр, смешон, словно старый цирковой клоун. Твои шутки и трюки все знают наизусть. Vos, о patricius sanguis, quos vivere par est! Occipiti caeco postic occurrite sannae («А вы, патрицианская кровь! Вы, которым суждено жить со слепым затылком, оглянитесь на те издевки, что сзади вас», лат., Апулей). Ты перешел грань допустимого. Не суметь оценить гостеприимство самого Джулиуса Поппера! Пытаться воспитывать меня в моем же доме! Ты рассердил меня не на шутку. Придется conjugatio mellis et fellis («смешать мед и желчь», лат.), как сказал Апулей, и проучить тебя, немолодого романтика с сединою на висках. Как тебе понравится, милейший Александр, перспектива лишиться ушей, которые я оставлю себе на память о нашей незабываемой встрече?

– Вряд ли это получится у тебя, любитель de alieno ludere corio («рисковать чужой шкурой», лат., Апулей).

– Кто или что может помешать мне? Охрана! – крикнул Хулио, но никто не отозвался. – Где охрана?

– Напрасно кричишь, Хулио. Дом окружен со всех сторон моими моряками. Твоих охранников разоружили и заперли. Что ты можешь без них? Ведь ты привык загребать жар чужими руками. Попробуй сделать сам, что обещал.

Хулио посмотрел на крепкую фигуру капитана и отступил назад.

– Посмотри в окно, – продолжал Александр. – Видишь корабль «Быстрые паруса»? Его пушки направлены на эту жалкую халупу, которую ты высокопарно величаешь резиденцией. Ceterum censeo Carthaginen delendam esse («А кроме того, я утверждаю, что Карфаген должен быть разрушен», лат.). Если с нами что-то случится, – от твоей резиденции не останется и следа.

– Иди, капитан, и больше сюда не возвращайся. Если на горизонте еще раз появится твой корабль, я приготовлю тебе хороший прием.

Жрица Менар

Померкший свет небес

Подсказывал трепещущим сердцам,

Что близится, что неизбежна гибель.

Шекспир

Всадник в развевающемся плаще и меховой шапке мчался по высокогорной равнине куда глаза глядят. Ветер с дождем бил ему в лицо.

В крайнем возбуждении всадник гнал вперед лошадь, заставляя могучее животное вновь и вновь ускорять свой бег.

– Проклятье! – шептал всадник. – Проклятая страна, проклятые индейцы, – в бессильной ярости повторял он, беззвучно шевеля губами. – Вначале они убегали. Пришлось заковать их в цепи. Потом отказывались работать. Пришлось их жестоко наказывать. Теперь новая напасть. На одном из участков все индейцы внезапно заболели. Когда мы обнаружили, что они приняли настой ядовитой травы, на губах несчастных уже выступила желтая пена. Туземцы сознательно лишили себя жизни. Кто теперь будет работать, переносить грунт, мыть золото? Мои оборванцы, так сказать, «степная» армия, они ни к чему не способны. Умеют только убивать и пьянствовать. Они постоянно предают меня, пытаются убежать и прихватить с собой мое золото. Надежда была только на индейцев. Почему они так изменились? Ведь когда я прибыл в эти места, индейцы встретили меня очень приветливо. Были дружелюбны. Много смеялись. Очень смешно передразнивали наши привычки, нашу манеру говорить, наши пение и танцы. Индейцы быстро схватывали все, что им объяснялось. Они с удовольствием брались за любое дело. Все им было интересно. Они помогали строить поселок, строить машины. Помогали мыть золото.

А как они поддержали меня во время битвы на речке Бета. Тогда группа полицейских, а на самом деле – просто бандитов в форме, из страны Холодного Предела вместе с вооруженными старателями напала на наш поселок в попытке захватить золотоносные участки. У моих людей было всего несколько винтовок. Оружие остальных – просто палки. На помощь моему отряду пришли тогда индейцы Онас с луками и стрелами. Совместно нам удалось заманить нападающих в кустарник, и мы победили. Люди страны Холодного Предела, Чиле – на языке индейцев кечуа, потеряли много своих товарищей и отступили. То была великая победа. Никто не покушался больше на наши участки. И мы с индейцами жили тогда душа в душу.

Теперь все иначе. Видно, прав был капитан Александр, когда говорил: нужно сотрудничать с индейцами, нужно уважать их права. Я должен вернуть их дружбу. И поможет мне в этом Менар.

Всадник вспомнил, что, приехав в Мегальянес, он освободил из рабства несколько красавцев Онас. Держались они с большим достоинством. Среди них была юная Менар. Легкая и грациозная, как лань, немногословная, с задумчивым, словно отстраненным лицом, она почему-то пользовалась особым уважением своих соплеменников. Когда индейцы уходили, Менар поблагодарила освободителя и спросила об его имени. «Зови меня Джулиус», – ответил всадник. Чем поразила тогда его эта молодая туземка? В разговоре между ними не было сказано ничего заслуживающего внимания. Но всадник надолго запомнил эту встречу и часто вспоминал о ней. Впоследствии, когда они с Менар виделись еще несколько раз, Джулиус с удивлением вновь и вновь осознавал, как сильно тянет его к этой дикарке, как завораживает его женская магия немногословной Менар, словно знающей что-то такое, чего не знают другие.