Олег Коряков - Тропой смелых
— Что же ты не скомандовал привал? — пошутил Павел.
— В следующий раз. Там, где будет побольше грязи.
Гроза, устав бесноваться, отходила куда-то в сторону. Гром ворочался в небе лениво, нехотя, далекие молнии слабее освещали болотный лес, и дождь стал мельче и спокойней.
Лёня изредка покрикивал, предупреждая о ямах и корягах, встречавшихся на пути, приказывая свернуть то влево, то вправо. Вязкая топь преградила дорогу. Дождь чуть моросил, небо посветлело, и можно было разглядеть, что топь тянется далеко. Что делать?
— Придется валить деревья и перебираться по ним, — сказал звеньевой.
Остальные молчали. Лёня посмотрел на небо, огляделся вокруг. Тело просило отдыха. Вова стоял, навалившись грудью на ствол березы.
— А может, Тикин, устроишь ночевку? — сказал Павел. — Дождь кончается.
— А где? — спросил Дима. — Где ночевку устраивать?
Лёня ответил:
— На диване у тети Фисы.
— Нет, верно, где? Ведь все мокрое.
— Ну и что же? — сказал Павел. — Ливня уже нет. А мокрое, может, два дня будет. Солдаты на походе знаете как спят?.. Постойте здесь. Я вам крикну.
Минут через пять раздалось: «Ко мне!» Павел отыскал небольшой холм. На нем росли две большие березы и было сравнительно сухо. Стали таскать к месту ночлега ветки и сучья. Миша остался разводить костер. Он измучился, прежде чем вспыхнуло пламя. Сырая березовая кора дымила, трещала и корчилась, свертываясь в тонкую трубочку, но загореться никак не хотела. А когда наконец она вспыхнула желтым, чадящим огоньком, долго не могли зажечься мелкие сучья, смолистые, но вымокшие сверху. Однако и они в конце концов занялись пламенем, от них — другие, и костер, взметнув яркое пламя, осветил холм, высокие белые стволы берез, ребят, сгрудившихся в кучу и уже начинавших дрожать от холода.
— Ура! — закричал Дима. — Да скроется тьма!
— Вот теперь посушимся.
— А суп варить будем? — спросил Вова.
— Ага, по-другому заговорил! Когда дождь лил, так он: «Мне сейчас совсем ничего не надо, только пусть он перестанет». А сейчас — суп варить!
— Ну, это когда он лил, а теперь-то можно. Да ведь, Лёня?
Но дипломатическая попытка Вовы склонить на свою сторону звеньевого не удалась. Лёня предложил закусить всухомятку, чтобы не пользоваться болотной водой.
— Правильно, — поддержал его вожатый. — И костер не будем загромождать ведром: сушиться надо.
Вова, увидев, что дело оборачивается так, встревожился: могла пропасть очередная порция сахара к чаю. Но звеньевой сказал, что раз они не будут варить ужин и чай, то все получат двойную порцию сахара и масла, и, пожалуй, можно раскрыть банку консервов. Этим Вова был вполне удовлетворен и заявил, что в таком случае он может вообще никогда не пить чай. Потом он вспомнил о стряпне, которую дала им в дорогу старушка, потребовал пустить ее в ход и сокрушался, что когда их угощали всем вкусным, не было аппетита.
Дождь совсем перестал. Сохли не только одежда и обувь — подсыхали и ветки, собранные для постели. Скоро ребята заснули, и сон их был куда приятнее сна в кровати — долгожданный заслуженный отдых после трудных дел, перед другими, тоже трудными и потому интересными.
Утром ласковое солнце пробудило ребят. Они вскочили, снова свежие, сильные и возбужденные.
8. Мертвое озеро
После завтрака Лёня, решив ориентироваться, вытащил карту, компас и уселся в сторонке. К нему подсел Вова. Он еще не забыл обиду, которую ему пришлось пережить из-за неумения обращаться с компасом. Звеньевой приветствовал желание Вовы постичь премудрости «науки об азимутах», но сурово предупредил:
— Только теперь ты уж сам учись. Больше мы не будем лекции для тебя читать. Понятно?
Вова, грустно поморгав, смиренно согласился с этим условием. Уступчивость его подействовала на вожака благотворно, и, раскладывая на коленях карту, Лёня примирительно буркнул:
— Вот, смотри…
Он повернул лист карты так, чтобы меридиан, идущий на север, совпал с направлением, которое указывал синий конец стрелки компаса.
— Там, значит, север, — ткнул он рукой, — там юг, там запад…
— А почему солнце всходит на западе? — поинтересовался Вовка.
— Что ты мелешь? — рассердился было звеньевой, но, взглянув на солнце, осекся. Он еще раз посмотрел на компас, на солнце, снова на компас, потряс его и удивленно пробормотал: — Это что же получается?
Действительно, если верить компасу, солнце взошло на западе, и север, выводит, — не север, а юг. Все наоборот. Лёня позвал Павла. Тот осмотрел компас, достал свой. И второй прибор показывал страны света неверно.
— Их гроза испортила, — сказал Дима. — Помните, как ночью стрелка металась?
— Так не бывает, чтобы сразу оба одинаково испортились.
— А что же тогда?
— Значит, земля перевернулась, — с философским спокойствием заметил Вова и, считая, видимо, вопрос исчерпанным, двинулся к костру.
— Павел, отчего это так?
— А вы не спешите, подумайте сами, отчего это может быть.
Ребята примолкли, задумавшись.
— Ух, братцы-кролики!.. — Миша от восторга даже закусил губу. — Знаете, это отчего? Это, наверно, магнитная аномалия. Да! Где-то здесь, под болотом, залежь железной руды, магнитного железняка. Верно, Павел?
— Ну да! — удивленно и обрадованно протянул Дима.
— Ну конечно же! Факт!
— А что, если в самом деле?
— Может быть, — спокойно сказал Павел.
Это предположение так взволновало ребят, что они забыли о компасах и необходимости ориентироваться. Только и говорили об открытии месторождения. Лёня обвел болото на карте жирной красной чертой и подписал: «Железо». Подумав, он почесал карандашом нос и над словом «железо» поставил маленький вопросительный знак.
— В городе расскажем — пошлют экспедицию, — сказал он. — И нас в проводники возьмут. Да, Павел?
Вожатый хотел сказать, что раз есть карта, обойдутся, наверное, и без проводников, но промолчал, лишь улыбнулся.
Надо было двигаться в путь. Решили итти по солнцу.
Вокруг расстилалось болото. Ночью оно казалось голым, безжизненным, запомнились лишь березы да ивняк. Сейчас ребят окружали пышные мхи, травы, кустарник. Неприметные издали, из-под ног вырастали бесчисленные кочки. Топорщились пучки осоки. То там, то тут виднелись «окна» коричневой воды, покрытой зеленовато-желтым налетом. От них шел тяжелый, душный запах гнили. Почва пружинила под ногами, но часто, не выдержав тяжести, вдруг продавливалась, и приходилось прыгать на кочки, хвататься за кусты.
— А вы знаете, что здесь было раньше? — спросил Павел.
Нет, ребята не знали.
— Здесь озеро было. Да, да, самое обыкновенное большое озеро.
— А как же оно болотом стало?
— Конечно, не сразу. Тут сотни, а может, и тысячи лет понадобились. А получилось это так. На дне откладывались остатки умерших водяных животных, рыб, жучков всяких, букашек. И с берега тоже речушки, весенние ручьи несли на дно камешки, щепки, песок, хвою, разную дрянь. Дно от этого все подымалось, и на нем растения распускались — целые подводные луга. Дно подымалось, а берега опускались, становились вязкими, мокрыми. У берегов тростник стал расти, осока. И они, когда умирали, ложились на дно. Над ними новые растения зацветали. Озеро все мелело и мелело. Потом пришла элодея — «водяная чума». Постепенно она полонила все озеро, и ее стебли каждый год поднимали дно выше и выше. А с берега… Вова, ты на меня не оглядывайся, а то упадешь… с берега наступали другие растения, со всех сторон, кольцом. Они стлались по озеру, сплетались и всё ползли, ползли, душили воду, а вода отступала. Белокрыльник начал расти, трифоль, сфагновые мхи — вот, смотрите, такие, — а рядом хвощ, стрелолист, осока… Так постепенно зелень покрыла все озеро. И только — вот, видите? — кое-где остались водяные «окна», малюсенькие озерки. Их становится меньше с каждым годом. Теперь уже самые крупные растения — деревья — забрались на бывшее озеро. И они тоже умирают, падают, гниют, а вместо них подымаются новые… Так вот озеро умерло, сгнило, и оказалось вместо него болото.
Дима представил себе это: вот тут, где сейчас они шагают, плескались когда-то чистые, прозрачные волны, ветер носился над гладью… А сейчас, — он невольно оглянулся кругом, — сейчас дикие травы да мхи, зыбкий зеленый покров стелется над невидимыми провалами; душный запах гнили медленно ползет меж чахлых деревьев. «Гнилая смерть», болото.
— И все озера станут болотами? — спросил Вова.
— Не все, но очень многие могут стать. Могут, но не станут. Потому что человек в нашей стране очень сильный, всемогущий. Будем очищать озера — и они не умрут. Больше того — ведь мы умеем и из этой вот гнили делать жизнь… Непонятно? Вот сейчас поймете. Ну-ка, Дубов, копни землю.
