Кэтрин Ласки - Звёздный
– Алиак, ты о ком?
– Меня зовут Кайла, и я говорю о своем сыне Аббане. Его похитили.
– Похитили? Но я… но я не могу…
– Не можешь что? – Банджа шагнула к Рагсу. Это была бесстрашная волчица с сильными ногами. Он подумал, что когда-то она, наверное, служила стражем в Кольце Священных Вулканов.
– Я… я… я не могу поверить, что его украли. Как? – залепетал Рагс.
– Как – это не важно. Где он?
Впервые Рас ощутил прежде неизвестное ему чувство и не знал, как его описать, но это было чувство достоинства. Он встал и высоко поднял хвост.
– Я не знаю где он, Кайла. Я сбежал из своры. Теперь я волк-одиночка.
– Ты сбежал из своры? Сбежал от Хипа?
– Да, и теперь я кулиак.
– Кулиак? – переспросила Банджа.
– Да. Меня тоже объявили кулиаком, когда я от них ушла, – сказала Кайла.
– Но что это такое, кулиак? – спросила Банджа.
– Это слово чужаков. Оно означает «проклятый на смерть сворой».
Банджа втянула воздух ноздрями и задумалась.
– А я-то считала, что быть чужаком уже само по себе проклятье! Получается, что быть чужаком и быть проклятым чужаками – это нечто хорошее. Значит, тебе повезло. Ну да, повезло. Дважды проклятье – это благословение.
– А почему ты сбежал? – спросила Кайла.
Рагс вздохнул.
– Потому что где-то глубоко внутри себя я всегда мечтал о чем-то другом. Я никогда не знал, что значит жить достойной жизнью, быть благородным и поступать по чести.
– И все же пока что ты здесь, – сказала Кайла, сузив глаза.
– Я в ловушке. Я не знаю, что мне делать. Если я побегу вперед, то на меня тут же нападут ваши. Если я побегу обратно, то попаду в лапы Хипа. Но теперь я знаю, почему они отсюда не уходят. У них Аббан.
– Точно. Он рыбачил, когда его поймали. Этот волчонок нисколько не боится воды. И тупики с ним делились рыбой.
– Значит, вы отправились на его поиски.
– Конечно. Я же его мать.
– Но где остальные?
– Они придут, – сказала Банджа. – Когда Аббана похитили, Фаолан с Эдме отправились вперед на разведку. Но теперь-то они должны были вернуться. И они, конечно, пойдут за нами.
В это время в туннеле неподалеку, свернувшись в клубок, лежал Аббан. Все произошло так быстро, что он не успел сообразить, что с ним происходит. С тех пор он уже тысячу раз провернул все подробности в голове. Мог ли он что-то сделать? Среагировать на нападение? Почему он не слышал, как отец подкрадывается из-за колонны? Он был слишком занят едой и вглядывался в море, мечтая о населяющих его таинственных существах. Представлял, какими красивыми могут быть «морсульки».
«Я слишком много мечтаю», – подумал Аббан. Вот бы ему сейчас одну из этих морсулек! Он бы не раздумывая вонзил ее отцу прямо в сердце и наблюдал бы, как он умирает. Он слышал, как отец говорит о матери, называя ее кулиак. Аббан не знал точного значения этого слова, но был уверен, что это каким-то образом связано с тем, что отец хочет погубить маму. Аббан понимал, что его выкрали, как наживку, на которую можно ее поймать.
Между тем Хип, Биван и три других волка деловито обнюхивали лед, едва не прижимая к нему свои носы. Они обнаружили новый запах. Или два новых запаха? Хип не был уверен в том, сколько здесь проходило чужих волков. Следы на льду и без того нечеткие, да еще он заметил, что с тех пор как он покинул страну Далеко-Далеко и сбежал в Крайнюю Даль, нюх его ухудшился. Некоторые говорили, что нюх ухудшается у тех, кто ест себе подобных, а ведь волки Крайней Дали не чурались каннибализма. Во время голода они нападали на сошедших с ума волков Скаарса и питались ими. Так чужакам удалось выжить.
Впервые Хип увидел Кайлу, когда в кольце Скаарса на нее напал посторонний чужак, и она истекала кровью. Он шел по ее следам, собираясь убить и сожрать, потому что она была легкой добычей, ослабевшей от потери крови. Но потом он узнал ее – это была известная загоняющая клана МакДунканов, – и решил пощадить. Чтобы стать загоняющей в таком прославленном клане, нужно обладать необычайными способностями и силой, быстро бегать и долго не уставать. Такая волчица могла пойти на пользу кому угодно. Она была настоящим сокровищем. И он захотел взять ее в супруги.
«Тоже мне, сокровище», – подумал он с презрением. Поначалу она оставалась смирной и покорной. Но вскоре после Великого Исправления, когда у него отрос хвост, что-то случилось и с ней. Она стала упрямой и всегда норовила вступить с ним в спор. Чем чаще он размахивал хвостом, тем более сварливой она становилась, пока окончательно не взорвалась той ночью, когда они остановились в пещере на границе Крайней Дали. Тогда Алиак схватила Аббана, его единственного сына, и скрылась в темноте. Хип никогда еще не видел, чтобы какой-нибудь волк бегал настолько быстро. Она показалась серой падающей звездой, пересекавшей ночное небо.
Неожиданно он втянул в себя знакомый запах и ощетинился. Здесь была она, Алиак!
– Я учуял! Учуял! – Хип был настолько возбужден, что едва не задохнулся от радостного рыка. Костный мозг его закипел от жажды мести.
К нему подошел Беван и тоже обнюхал лед.
– Здесь два запаха. Один, возможно, ее, – сказал он.
– Что значит «возможно»? Это Алиак, никаких сомнений.
– Да, конечно.
Биван прижал уши к голове и опустил хвост между ног, принимая позу покорности.
– Она скрылась в этом туннеле. Беван, Крупп, идите и притащите сюда щенка.
– Да, вождь, – ответили оба.
Но каждый из них догадывался о том, о чем не посмел сказать другой. Был там и третий запах – запах Рагса. Неужели Хип его не учуял? Если так, то это признак того, что состояние Хипа ухудшается. «Хип уязвим, – подумал каждый разбойник. – И я могу его свергнуть». Вслух об этом они, разумеется, не сказали, потому что каждый мечтал сам стать вождем шайки и возглавить волков в новом мире, который с каждым днем становился все ближе.
А тем временем волки и медвежата во главе с Эйрмид и Катрией продолжали плыть. Порядок слинк-мелф походил на порядок бирргиса, и впервые за долгое время волки почувствовали себя членами клана. Чувство это было приятным, несмотря даже на то, что они плыли, а не бежали по земле.
На пути им встретился запах, и Катрия почуяла его первой. Она подала знак другим волкам, как это было принято в бирргисе, беззвучно пошевелив ушами и хвостом. С помощью этих небольших сигналов можно было передать очень много сведений.
Фаолан передал сигнал Глупышке, которая сейчас летела над ними. Он сомневался, поймет ли она их знак. Перед тем как выйти в путь, они постарались показать ей несколько самых распространенных, но кто знает, удержатся ли они в ее голове. Несмотря на то что в последнее время она чаще демонстрировала проблески разума, они продолжали считать ее довольно бестолковой. Медвежата сразу запомнили знаки, а вот с ней Катрии пришлось их повторить трижды.
Фаолан оглянулся на медвежат. Теперь их уже трудно было назвать медвежатами, настолько они выросли. Плавали они великолепно, да и сообразительностью тоже не были обделены. Волк понимал, что они тоскуют по своей матери Бронке, как и он в свое время тосковал по Гром-Сердцу. Он поклялся защищать их по мере сил, стать их братом и отцом. Что касается Тоби, то когда-то они с Эдме спасли его от волков из клана МакХитов и еще тогда успели к нему привязаться. Но к Барни он тоже испытывал самые теплые чувства. Как удивительно – одного из них в свое время похищали, а теперь он помогает им спасти похищенного Аббана.
Спасение Аббана было лишь одной из задач их рейда. Хипа и его последователей нужно остановить. В Синей Дали не должно быть никаких чужаков. Злобным существам, презирающим общий для всех порядок, не место в новом мире. Поэтому погибнуть на Ледяном мосту должен не один Хип, а все они.
Глава двадцать вторая
Аббан хнычет
– Двигай лапами, щенок! – пробурчал Беван Аббану на ухо. – И без всяких твоих кэг-мэг-бредней.
«Значит, я верно догадался», – подумал Аббан. Его и в самом деле собираются использовать, как ловушку. Наверное, мама где-то уже поблизости. Беван, подталкивая, вел его к тому месту на ледяном языке, где стоял Хип. Волк с желтым мехом разглядывал первые проблески света на сером небе.
– Скули давай, – приказал он.
Аббан хмуро посмотрел на своего отца. Он так ненавидел Хипа. Неужели у них в костях общий костный мозг? Аббан крепко сжал пасть, чтобы из него не вырвалась ни одна из фраз, которые другие считали безумными.
Отец шагнул поближе и цапнул щенка зубами за морду.
– Ты что, глухой? Скули! Как обычно скулят волчата, выпрашивая молоко. Ты же хочешь отведать молока матери?
«Меня уже отлучили от груди!» – захотелось крикнуть Аббану, но он испугался, что у него опять получится что-то несуразное. «Если я заскулю, она поймет, что что-то не так. Она подумает, что это какой-то замысел». И тут Аббан понял, что больше всего на свете он сейчас хочет подать матери знак об опасности. И поэтому он заскулил.
