Борис Ицын - Подростки

— Не замерзли? — наперебой спрашивали девочки.

Вера спохватилась.

— Ну, конечно же, замерзли. Идите сюда, к печке поближе.

— Чего тут мерзнуть… — Валя смутился от внимания девочек.

— Тут близко, рукой подать! — поддержал его Механик.

— А не страшно было идти в такой буран? — спросила Люба.

— Какой может быть страх?

— Нам повезло, мы с полдороги на дилижансе ехали, — сказал Коля.

— Прицепившись на полозьях, — уточнил Митя, и все снова засмеялись.

— Пойдемте в мою комнату, — предложила маленькая хозяйка.

Вера стала показывать свою библиотеку. Тут были вишневые тисненые книги «Золотой библиотеки», объемистые тома Некрасова, Пушкина, Кольцова, Надсона, книги Клавдии Лукашевич с яркими обложками, изящно изданные повести Лидии Чарской, скромные, но бросавшиеся в глаза своими названиями, приложения к журналам — книги Майн-Рида, Фенимора Купера и других детских любимцев.

Все заинтересовались картинками и с восторгом рассматривали неуклюжие пароходы из «Квартеронки» и «Тома Сойера», смелых ковбоев и грозных индейцев, изображением которых были полны захватывающие романы Фенимора Купера и Густава Эмара.

— А я, — мечтательно проговорил Валя, — стихи люблю, в школе учил. Хорошо, читаешь — будто поешь:

Что, дремучий лес,Призадумался?Грустью темноюЗатуманился?

— И я люблю. Только не такие. Вот слушайте, — Вера встала, откинула назад голову и, протянув руку вперед и вверх, продекламировала:

От ликующих, праздно болтающих,Обагряющих руки в крови,Уведи меня в стан погибающихЗа великое дело любви.

— Это из Некрасова. Хорошо, правда?

— А мне больше нравится Пушкин, — сказала Фатьма.

Товарищ, верь, взойдет она,Заря пленительного счастья…

— Вот классная дама услышит! — перебила подругу Люба и улыбнулась.

Вера повернулась к мальчикам: — А вы знаете какие-нибудь стихи? Очень-очень интересные, такие, чтобы… чтобы… — она замялась, не зная, как выразить свою мысль. — Ну, какие классные дамы не любят.

— Революционные? — спросил Валя.

Девочки переглянулись.

— Ну да, такие. — Вера сказала это, понизив голос почти до шепота.

— Это что, стихи! — сказал Митя. — Вот мы знаем историю, так историю. Был такой атаман… — и он стал рассказывать историю атамана Золотого. Когда он начал, Николай и Валя переглянулись, однако останавливать не стали.

Девочкам очень понравилась эта история. А Митя, не закончив рассказа, неожиданно проговорил:

— Но атаман Золотой давно умер, а есть такие люди, которые, как атаман Зо…

— Митька, сдурел! — крикнул Валентин, вскакивая с места.

— Ну, ну, — огрызнулся разошедшийся Механик. — Вера знает, а им нельзя? Почему? Как ты думаешь, Никола, можно им? Ведь мы их уже хорошо знаем, да?

Коля промолчал, и это молчание Митя понял, как поддержку.

— Но ведь Вера слово дала! — не сдавался Валентин.

— Ну и что? И они дадут. Девочки, — обратился он к Фатьме и Любе, то, что мы вам расскажем… — он посмотрел на приятелей. — Расскажем ведь?

— Ну ясно. — Коля кивнул головой. — Только, чтоб они не проболтались.

— Расскажите, мальчики, расскажите! Они не проболтаются! — поручилась Вера за подруг.

— Смотрите, никому ни слова, ни отцу, ни матери, ни сестре, ни брату, ни подруге закадычной без общего согласия ничего не говорить про это.

— Что мы, болтушки, что ли? — в один голос воскликнули Люба и Фатьма.

— И все-таки, — сказал Николай решительно, — пусть они клятву дадут нашу, атаманскую.

— А мы не знаем, какая она, — проговорила Фатьма.

— А вот какая. — И Николай произнес клятву. Произнес он ее глуховатым голосом, и последние слова прозвучали как-то особенно жутко. Фатьма даже побледнела слегка.

— А знаете, — задумчиво проговорил Валентин, — клятва эта теперь не годится.

— Почему? — недоуменно спросил Дмитрий.

— Атаманцы — вроде игры. А мы помощники организации. Нам надо другую клятву…

— Пожалуй, так, — согласился Дмитрий. — Да и потом девочки не смогут быть атаманцами, как-никак, ватажка — дело не женское.

Валентин задумался.

— А если начать так: «Клянемся преданностью революционерам-большевикам…» — он замолчал, подыскивая слова.

— Что никогда не выдадим нашей тайны, — вставил Николай, посмотрев на приятелей.

— Будем верны своему долгу, — добавил Дмитрий.

— Будем готовы на все, чтобы выполнить задание партии, — завершил клятву Валентин.

Все согласились.

Торжественная клятва была произнесена гимназистками, и вот мальчики, перебивая друг друга, рассказали, как они помогают взрослым, которые тоже против богатых, против царя и полиции.

Девочки были потрясены рассказом ребят, засыпали их вопросами и решили, что тоже будут помогать революционерам, если им разрешат.

Когда эта тема иссякла, Вера напомнила Вале его обещание проучить начальницу гимназии. Подруги подробно рассказали обо всем, что произошло между Фатьмой и Софочкой Горюновой, о подделке отметки, и все вшестером стали разрабатывать план мести, один другого замысловатее и фантастичнее.

Наконец, все согласились на одном: мальчики напишут короткие листовки, нарисуют карикатуры (Валя рассказал случай в депо), а девочки все это принесут в гимназию и разложат по партам. Взрослым решили не говорить. Опять Данила ворчать будет.

Глава IX

ПЕРЕПОЛОХ В ГИМНАЗИИ

К выполнению задуманного шестеро друзей готовились почти месяц. Решили, что девочки проберутся в гимназию в последний день зимних каникул, шестого января.

Мальчики писали листовки, делали рисунки.

Собственно, рисовал один Николай. Митя подписывал под рисунками текст. Часть карикатур придумали сами ребята, а часть — девочки.

Они были разнообразны, эти ядовитые рисунки. Тут было и изображение крысы, лизавшей тарелку с надписью: «Софочка Горюнова» (придумала Люба). Была тут и кошка с человеческим лицом, с надписью «начальница», гнавшаяся за маленькой мышкой с двумя косичками (придумал Митя).

Валя внимательно посмотрел на этот последний рисунок.

— Дописать малость надо, — сказал он.

— Чего дописать-то? — спросил Коля, не поднимая головы от очередного рисунка.

— Стихи. Вот слушайте:

Кошка хочет мышь                         поймать,Да никак не может.Тут не трудно угадать —На кого похоже.

— Здорово! — восхитился Митя.

— Это ты правильно написал, — похвалил приятеля Коля.

Написали и несколько листовок. В них ребята призывали гимназисток бороться против самодурства учителей, высмеивали таких, как Крыса, Каланча, говорили, что нужно слушаться только хороших учителей, вроде естественницы Марии Петровны и историка Алексея Михайловича.

Все листовки кончались призывом:

«Девочки, объединяйтесь! Защищайте свои права!»

Листовки и карикатуры передавали девочкам на катке. Подруги тоже не теряли времени даром. Им нужно было сделать слепок ключа. Все ключи были у швейцара — старого солдата Агапыча, такого сурового на вид, что девочки не знали, как к нему подступиться. Однако способ был найден.

Однажды подруги принесли в школу осьмушку табаку, купленную в лавочке по дороге. Вбежав в школу, они не стали даже снимать пальто, а Вера подошла к Агапычу. Тот, как всегда, стоял у дверей, посматривая на большие часы, — не пора ли звонить.

— Послушайте, — вполголоса обратилась к нему Вера. — Можно вас на минуточку, на одну только минуточку?

Агапыч посмотрел на лукавое, улыбающееся лицо девочки, крякнул, расправил пышные усы с подусниками и пробасил:

— Говорите, барышня, слушаю.

— Нет, нам по секрету, — и она отошла к подругам.

Старик не то поворчал, не то покряхтел и нехотя отошел от дверей.

— Мы сейчас по улице шли и вот нашли это, — проговорила Вера, вынимая осьмушку.

— А нам не надо, понимаете, совсем не надо, — помогла подруге Фатьма.

— Вот вы и возьмите, пожалуйста, — попросила Люба.

— Да зря вы, барышни, ей-богу, зря, — нерешительно протянул он, растроганный не столько подарком, сколько заботой этих симпатичных девочек.

— Берите, берите, пожалуйста! — и Вера положила табак в его большую загрубевшую руку.

— Вы знаете, Агапыч, — сказала Люба, — а завтра я вам еще трубку принесу, ей-богу. У меня есть совсем новая трубка. Правда, правда! У папы их много, а из этой он не курил и не будет курить. Она у меня в детской и лежит, я поменьше была, все в пушку играла. — Девочки засмеялись.