Эдуард Веркин - Кошмар с далекой планеты
Аврора все еще стояла на поле, глядела на лес, на бешеных. Медлила.
Я высунулся.
– Ты чего, Афродита? Давай поторапливайся, а то у меня на здешний воздух аллергия. Весь организм чешется.
– Да, сейчас… Послушай, Аут, ты ничего не чувствуешь?
– Чувствую. Говоря языком реконструкторов, жрать хочется, как в Никарагуа…
– Мне как-то… – Аврора поежилась. – Грустно…
– А мне еще грустней. Я совсем разочаровался в людях, особенно в творческой интеллигенции…
– Ладно, хватит тебе. Идем домой.
– Домой? – удивился я. – А я думал, что наш дом теперь – это «Черничная Чайка», кибитка звездных скитальцев…
– Ага, кибитка…
Аврора вздохнула.
– Домой, – сказала она. – То есть я хотела сказать, в путь! Звезды нас ждут.
Она шагнула к шлюзу и перенесла ногу через комингс, и я опять протянул ей руку.
Что-то крякнуло. Прямо над ухом. Будто барабан прирезали. И цвет поменялся, из приятно-салатового сделался угрожающе-вишневым.
– Что это? – удивленно спросила Аврора.
Она попыталась проникнуть в шлюз, но ее что-то отбросило назад и тут же закрякало уже беспрестанно. И свет замигал. И ласковый голос бортового компьютера Глаши приветливо произнес:
– Попытка проникновения ксеноморфа, объем закрыт.
И еще раз:
– Попытка проникновения ксеноморфа, объем закрыт.
– Какой еще ксеноморф?! – возмущенно крикнула Аврора. – А ну, пусти!
Аврора кинулась в шлюз, ее отбросило во второй раз.
– Попытка проникновения ксеноморфа, объем закрыт, – повторила Глаша.
– Сбой! – крикнул я Авроре. – Глашка закрыла объем, сейчас разберусь!
Аврора кивнула. Она стояла перед шлюзом, и, кажется, мерзла. Обнимала себя руками за плечи.
Я подскочил к терминалу, запустил монитор. Вывел информацию об объемах, внешнем и внутреннем. Теперь я видел «Черничную Чайку» со стороны и чуть сверху, с высоты. И все, что вокруг, тоже видел.
Аврора продолжала стоять возле шлюза. А я стоял внутри шлюза. А художник Деревянский валялся в углу под журнальным столиком. И художник Деревянский, и я светились равномерным зеленым цветом.
Аврора светилась красным.
Я щелкнул пальцем по красной фигурке. Справа по экрану побежала информация. Я не очень вникал в смысл, выхватил только вот:
«Человеческая ткань, процент симбиотии 0,4».
0,4 процента. Ноготь. Кусочек кожи. Несколько волос. Несколько капель крови. Красный цвет. Попытка проникновения внеземной формы.
ДНК-сканер, сканер биополя, В-ридер, еще пропасть разных устройств, позволяющих определить, кто красный, кто зеленый. Деревянский тогда предлагал – пройти к кораблю, это самый верный способ, ни один шлюз чужого не пропустит…
– Что там? – спросила Аврора.
– Терминал перекосило, – ответил я, – сейчас исправлю…
– Скорее! Эти уже вовсю шевелятся…
– Сейчас!
Я бессмысленно стоял перед монитором. Вспоминал. Один раз. Всего один раз потерял ее из виду…
Тогда, ночью, когда я свалился с дерева.
Интересно, где настоящая Аврора?
Я вдруг понял, что с настоящей Авророй все в порядке. Ничего с ней не произошло, выбралась.
А эта…
И ведь ни секунды не сомневался…
Стратегия хищников. Но она ведь уверена… Или она не знает сама?
– Антон, давай быстрее!
– Сейчас!
Я поднял «плаксу», размахнулся и сунул рукояткой в экран. Монитор прогнулся и не уступил, я ударил сильнее.
В голове у меня прокручивались события. В обратную сторону. Как в книжке. Я вспоминал ровно полторы минуты.
– Терминал перекосило, минуту!
Терминал перекосило… Терминал не могло перекосить. Как и компьютер. У нас вообще ничего не перекашивает, слово старинное.
Ударил уже по-настоящему.
Монитор лопнул, протек радужными кристаллами.
– Попытка проникновения внеземной формы, объем закрыт. – В голосе Глаши слышалось электронное дружелюбие. – Попытка проникновения…
Я выпрыгнул наружу.
– Что там происходит? – Аврора глядела на меня. – Что значит «попытка проникновения»? Почему Глаша меня не пропускает?
– Это поле. Ты же знаешь, все наши корабли оборудованы защитой, ну, на случай…
– Проникновения внеземных форм?! – истерически осведомилась Аврора. – Аут, что тут такое?! Я ничего не знаю…
На самом деле не знает? Или не знает, что не знает?
Она всхлипнула. Совсем похоже.
По-человечески.
Я не верил. Все еще не верил, что она не Аврора.
– А не понимаю…
– Глашка перегрелась, – объяснил я. – Видимо, магнитные поля. Они воздействовали на биоблоки…
– Что ты плетешь?! – оборвала меня Аврора. – Какие магнитные поля?! Все же понятно!
– Понятно то, что компьютер перекосило! – крикнул я. – Вот и все…
Аврора сощурилась и уставилась на меня.
– Что?
Со стороны художников послышался рык. Или вой. Или плач. Не знаю, что там у этих…
– Что ты так на меня смотришь?
– Ты врешь, Антон, – сказала Аврора. – Ты просто врешь…
Она стала оглядываться. Озираться даже, как крыса, загнанная в угол. Лицо у нее было растерянное, жалкое. А потом она посмотрела на меня.
– Но ведь я… Я ведь все помню…
– Это сбой, – идиотски повторил я. – Просто сбой…
– Ты же знаешь, что это не сбой, – прошептала Аврора. – Не сбой… Это она. То есть я…
Я не знал, что ей сказать. Скорее всего, она была права.
Художники поднялись. Двинулись к «Черничной Чайке».
– Я не хочу так… – Аврора глядела на свои руки. – Это же… Не хочу!
Аврора вдруг опустилась на колени и принялась вытирать руки. О титановые плитки стартового поля. Бешено, с остервенением, приговаривая:
– Не хочу! Не хочу! Не хочу!
Когда по титану потянулись кровавые полосы, я схватил ее за шиворот и поставил на ноги.
– Хватит! – крикнул я. – Прекрати истерику!
– Я не оно! – крикнула она в ответ. – Не бешенство!
– Конечно, не бешенство! Ошибка! Глашка скосилась! Поздно!
– Поздно…
– Значит, так… – я схватил Аврору за запястья. – Так. Сейчас ты уйдешь! Спрячешься в лесу, отсидишься. Потом… Потом вернешься. Я тебя дождусь!
– Они рядом, – плаксиво сказала она. – Совсем…
Я стрельнул из «плаксы», и батареи разрядились в песок, и тот же ласковый Глашин голос уведомил:
– Емкость ниже критической. Смените, пожалуйста, носители.
Смените носители… Я зашвырнул «плаксу» в шлюз.
Аврора стояла.
Не Аврора. Она. Стояла. И не плакала. Смотрела на меня. Художники приближались.
– Беги! – крикнул я.
– Я…
– Беги!
Я схватил ее за шиворот, повернул в нужном направлении, толкнул.
– Но почему… Я ведь…
– Беги!!!
Заорал я, как только мог.
Она побежала.
Успеет, подумал я. До опушки тут недалеко, а бегает она быстро. Да и живописцы после «плаксы» не очень шустрые. В голове у них шумит, ножки заплетаются, глазки слезятся, кровь с гноем из них истекает…
Успеет. Не вернется. Я был в этом уверен. Мы больше не увидимся.
Я нырнул в шлюз, приказал:
– Замкнуть объем!
Шлюз закрылся. Я рванул вверх в рубку. Надо было поднять корабль. Нет, я знал, что никакие ошалевшие художники, будь их хоть целая тысяча, не смогут повредить «Черничной Чайке». Но все равно было лучше чуть подняться.
В кают-компании было темно, и Глашка почему-то не включила свет, когда я появился. Я запнулся непонятно за что и упал.
– Приперся, – сказал в темноте недовольный голос. – Наконец-то. Приперся и давай сразу мебель переворачивать… Послушай, Аут, ну сколько можно так себя вести? Я вчера уборку провела, между прочим…
– Свет!
Зажглись лампы. Я сидел на полу. По лицу текла кровь. Рядом сидела Аврора. В странном одеянии. Какие-то розовые короткие штанишки и розовая рубашечка. С кружевами, со шнурками и, что самое главное, в миленьких алых сердечках.
– Что это на тебе? – спросил я. – Что за ерунда? Да еще и в сердечках? Если мне не изменяет память, это называлось «пижама». Ты что, разграбила прабабушкин гардероб?
– Дурак! – Аврора содрала с дивана плед, завернулась в него.
– Пижама… – я хихикнул. – В сердечках…
Я хихикнул еще.
– Дурак! Дурачина!
Аврора покраснела, как приготовившийся к обороне осьминог.
– Не беспокойся, Аврора, тебе идет. Особенно эти сердечки… Хорошо выглядишь. Куртуазно.
Я засмеялся. Мне совсем не хотелось, но я смеялся. Потому что все это было смешно.
Глава 13
Финал
Сверху планета очень похожа. На нашу. Я смотрю вниз и пью лимонад. Аврора возится в рубке, готовит «Чайку» к прыжку. Через три часа на орбиту встанет «Горацио» – корабль Карантинной Службы. Через пятнадцать минут мы уйдем с орбиты. Не знаю пока куда. Где народа поменьше. Надо подумать в одиночестве. Обо всем.
Время есть. Вряд ли кто нас разыскивает, больше чем уверен, что все считают нас погибшими. Смытыми цунами. Родители безутешны, педагоги сложили с себя научные степени, посыпались пеплом и отправились в изгнание. Все думают – как несправедливы мы были к этим ребятам! Пусть странным, пусть загадочным, но все-таки славным. Как не замечали их, не понимали и по своей ограниченности зачастую подвергали остракизму!
