Тамара Крюкова - Триптих в чёрно-белых тонах
— А какая я? — спросила Клавдия.
— Белая и пушистая. Тебе ведь нравится превращаться в принцессу. Я это чувствую.
— Мало ли что мне нравится. Мне не нужны проблемы.
— Какие проблемы? Чего ты боишься?
— Если я явлюсь в универ в прикиде, думаешь, народ от радости захлопает в ладоши? Видел бы ты, как на меня окрысились девчонки в кафе. А ведь для них я была всего лишь случайной незнакомкой. Теперь представь на минутку, если они узнают, что я сделала из них идиотов?
Савва задумался. Рассуждения Клавдии были не лишены логики. Девушка продолжала:
— Сейчас меня никто не замечает. Я живу тихо, и меня не трогают.
— Может, ты и права. Но ведь нельзя всю жизнь притворяться!
— Универ — это не вся жизнь. И там я не собираюсь выставляться напоказ.
— Но на танцы ты можешь ходить в человеческом облике?
— Ага, чтобы мама гадала, куда это я хожу по вечерам, разряженная в пух и прах? К тому же тогда мне придётся после универа возвращаться домой, а не к тебе.
— Да, это минус, — согласился Савва и спросил: — Слушай, а у тебя вещи хранятся в отдельном шкафу или у вас с матерью один на двоих?
— В отдельном. У меня своя комната.
— Тогда притаскивай всё ко мне. Будешь у меня переодеваться.
— Ты в своём уме?
— А что? Всё равно после лекций ты идёшь сюда. А вечером переоденешься и вернёшься домой, как обычно, чтобы мать не волновать. О, смотри-ка: мать не волновать — у меня прямо стихи получаются.
— Стихи у тебя бредовые. И идея — тоже, — отмахнулась Клавдия.
Гром грянул в субботу, две недели спустя. Антонине Павловне позвонила коллега и предложила горящие билеты на «Лебединое озеро». Это было как нельзя кстати. Антонина Павловна уже забыла, когда в последний раз была в Большом. Да и воскресные культпоходы с Клавдией снова стали редкостью. Предстоящая защита докторской диссертации отнимала слишком много сил и времени.
— Клюшка, сегодня мы идём в театр, — радостно объявила она. — Устроим себе праздник. Выйдем пораньше, пообедаем в каком-нибудь уютном ресторанчике. Собирайся.
Клавдию новость не обрадовала. Неожиданный поход в театр таил подводные камни. В мозгу раздался тревожный звоночек.
— Мам, у меня же занятия, — попыталась отвертеться она.
— У тебя каждый день занятия. Можно подумать, ты готовишься стать балериной. Если разочек пропустишь, ничего страшного не произойдёт. Не каждый день мы ходим в Большой. «Лебединое озеро» — это тоже танцы. Так что одевайся.
Когда через полчаса нарядная и надушенная Антонина Павловна вышла из спальни, на дочери были всё те же джинсы.
— Ты ещё не одета? Поторапливайся. Нам нужно заехать за билетами.
— Я так поеду, — тихо сказала Клавдия.
— Что значит «так»? — поморщилась Антонина Павловна. — В театр можно одеться поприличнее.
— Сейчас в театр никто не наряжается, — робко сопротивлялась Клавдия.
— А для чего тогда ты купила белую юбку и сапоги? Да и пальто нужно хоть изредка проветривать.
Клавдия и сама понимала, что мама права. Она бы с удовольствием нарядилась, если б могла, но белоснежный наряд висел в шкафу у Саввы. Две недели она по вечерам щеголяла в новом облике, и ничто не сулило подвоха. Если б знать про театр заранее, хотя бы накануне! Тогда она успела бы забрать вещи и мама ни о чём не догадалась бы. Впрочем, теперь об этом думать было поздно. Клавдия сделала ещё одну попытку избежать разоблачения:
— Мы опоздаем. Нам надо ещё забрать билеты и пообедать.
— Успеем, если не будешь тратить время на препирания. Что за глупое упрямство!
Антонина Павловна распахнула шкаф дочери и удивлённо спросила:
— А где пальто?
Клавдия должна была предвидеть, что когда-нибудь ей придётся ответить на этот вопрос, и всё же он застал её врасплох.
— Я... его отдала.
— Кому?
— Одной девочке. Его ведь всё равно нельзя носить в университет.
Антонина Павловна опустилась на краешек дивана и, глядя дочери в глаза, спросила:
— Погоди, а сапоги и юбку ты тоже отдала?
Клавдия кивнула. Не в силах выдержать прямой взгляд матери, она опустила глаза и, чтобы хоть как-то исправить ситуацию, поспешно заверила:
— Но она вернёт. Я ей только на время дала, поносить.
— Что значит «на время»? Это что, пункт проката? Как можно давать кому-то свои личные вещи? Мы же не в таборе живём.
— Я знаю, но ей было нужно. На свидание. Я подумала, что всё равно не ношу. Ничего страшного не случится, если она наденет пару раз. Она же не сносит.
— Не в том дело, сносит или не сносит. Есть правила гигиены.
— Я отдам вещи в чистку. Не волнуйся. Завтра всё будет на месте.
— Ты меня удивляешь. Почему я должна одевать твоих подружек? У них что, своих родителей нет? Это та самая подружка, с которой ты ходила за покупками? Она тебе посоветовала, что купить? — спросила Антонина Павловна и, не дожидаясь ответа, продолжала: — Простота хуже воровства. Она выбирала вещи не для тебя, а для себя. А ты, наивная дурочка, готова всё отдать. Вот что: звони своей подружке, и чтобы все вещи сегодня же были дома.
— Хорошо. Я сегодня позвоню, — пообещала Клавдия.
— Не сегодня, а сейчас. Ни в какой театр мы не пойдём до тех пор, пока ты не вернёшь всё домой.
Клавдия взяла мобильный телефон и хотела выйти из комнаты, но Антонина Павловна преградила ей выход. Излишняя тактичность ни к чему хорошему не приводила. Клавдия набрала номер Саввы и, как только он снял трубку, выпалила:
— Мне нужны мои вещи. Потом всё объясню. Встретимся через час на Китай-городе. Собери всё.
Она нажала кнопку отбоя прежде, чем Савва успел что-либо произнести.
— Через два часа вещи будут дома. Довольна? — с вызовом сказала Клавдия.
— И нечего на меня дуться. Ты сама виновата. Кто так делает? Из-за тебя мы не попадём в театр, и, кроме того, ты поставила меня в неловкое положение. Я пообещала, что возьму билеты, а теперь надо как-то тактично отказаться.
Клавдию покоробило, что мама даже не задумалась, как она будет смотреть в глаза мифической подружке. А если бы она на самом деле одолжила вещи?
— Ты меня тоже поставила в неловкое положение. Так что мы квиты, — напомнила Клавдия.
— Не груби. Это разные вещи, — сухо отрезала Антонина Павловна.
Клавдия промолчала. Спорить было бесполезно. Каждый раз, когда у матери не находилось аргументов, она приводила непоколебимый довод — это разные вещи.
Глава 16
Погода вела себя, как капризная барышня. Холода сменялись слякотью, а потом снова ударял мороз, превращая тротуары в каток. Зима то рьяно бралась за работу, вьюжила, гнала позёмку и засыпала город снежным конфетти, то сникала и уступала место оттепели. Сугробы оседали, а снег превращался в грязное месиво.
В жизни Клавдии тоже чередовались белые и серые полосы. В университете, где она для всех оставалась неприметной мышкой, жизнь текла уныло и бесцветно. Зато вечера были наполнены музыкой, танцами, прогулками, походами в театр. И тогда Клавдия сбрасывала серую «мышиную шкурку» и превращалась в утончённую девушку в белом. Правда, после того, как пальто пришлось вернуть домой, в будни фокус с переодеванием проделать не удавалось. Но подаренное Саввой платье Клавдия носила с собой и при первой же возможности с радостью меняла джинсы на белоснежное, невесомое, точно паутинка, одеяние.
Домой Клавдия приходила только ночевать. Она старалась вернуться раньше Антонины Павловны, чтобы не нарываться на очередную ссору. Впрочем, отношения с матерью и без того были более чем прохладными. Они практически не разговаривали.
Игра в молчанку входила в арсенал воспитательных мер Антонины Павловны. Когда она хотела наказать дочь, объявляла ей бойкот. Это действовало безотказно. Клавдия признавала свою неправоту, вымаливала прощение, и наступало примирение. Но на этот раз Клавдия и не думала отступать. Она как будто не замечала насупленного вида и нарочитого молчания матери и покорно играла роль немой. Антонине Павловне казалось, дочь даже рада, что не надо ничего объяснять.
В воскресенье днём Клавдия, ни слова не говоря, собралась уходить. Это было последней каплей, переполнившей терпение Антонины Павловны. Молчать дальше не имело смысла.
— Клавдия, сними куртку. Нам нужно поговорить, — велела Антонина Павловна.
Когда мама называла её Клавдией, это означало, что разговор предстоит не из приятных. Впрочем, этого следовало ожидать. Состояние холодной войны не могло продолжаться вечно. Клавдии самой надоело угрюмое молчание и скорбный вид матери. Она стянула куртку и вернулась в гостиную.
— Куда это ты собралась?
— Гулять. Сегодня выходной.
— Это не повод, чтобы уходить на целый день без всяких объяснений.
— Мама, я уже достаточно взрослая, чтобы не отчитываться за каждый шаг.
