Мальчик со шпагой. Трилогия - Владислав Крапивин
Серёжа начал с пяти: «Пять, четыре, три, два, один, ноль!»
— Отдайте мяч! — резко сказал он.
Дзыкина хлопнула губами и уставилась на Серёжу. В ее булавочных глазках появилось злорадство. Не отрывая взгляда от Серёжи, она вобрала воздух и заголосила:
— Петя-а!..
От пронзительности и стараний у нее получилось: «Пиетя-а! Пиетя-а!»
Из открытого гаража появился Петя. Это был широкий, лысоватый мужчина с распаренным, как после бани, лицом. Жидкие прядки волос приклеились к его липкому лбу. Он вытирал о мешковатые штаны масленые ладони. Петя раздвинул примолкших мальчишек и встал рядом с Дзыкиной.
— Вот! — выдохнула она. — Опять в клумбу засобачили, шпана проклятая…
Петя осторожно взял мяч за тонкий ремешок шнуровки.
— Здесь общая земля, а не ваш участок, — сказал Серёжа. — Теперь из-за ваших цветов не играть здесь, что ли?
Петя не ответил, будто Серёжи и не было. Он обвел взглядом всех мальчишек и деловито спросил:
— Чей?
— Общий, — сказал Петька Лебедев. — Отдайте, мы же не нарочно. Мы по полтиннику собирали на этот мячик.
— По полтиннику, — почти ласково повторил Петя. — Свои полтиннички вы, значит, любите. А когда люди труд вкладывают, землю роют, вам, значит, наплевать…
Свободной рукой он вытащил из просторного кармана складной нож. Оскалившись, открыл зубами узкое лезвие. Потом прижал мяч к животу и нацелился ножом, как на арбуз.
Тут считать было уже некогда. Резким ударом кулака, снизу вверх, Серёжа выбил мяч, и он свечкой взмыл над головами. Ребята на секунду замерли. Затем разнесся ликующий крик, и все кинулись за мячом.
Потная Петина рожа стала сиреневой.
— Ах ты, шкура! — выдохнул он и схватил Серёжу за руку. У плеча, повыше нашивки.
Несколько ребят унесли на безопасное расстояние мяч, а остальные столпились за Серёжей.
— Петенька! — закудахтала Дзыкина. — Ножик убери, ножик! Скажут, что с ножиком на мальчишку. Потом не докажешь.
Петя протянул ей нож. Он, не отрываясь смотрел на Серёжу. Глаза у него были, как у Дзыкиной, — булавочные, лютые.
«Дверь не закрыта. Если ударит — свистну», — подумал Серёжа. И представил, как серым снарядом вылетает из квартиры и несется по пустырю громадный косматый Нок.
В Петиных глазах мелькнула растерянность. Он, видимо, не мог понять, почему мальчишка не вырывается. Стоит спокойно и молчит.
Серёжа медленно посмотрел на грязные пальцы, вцепившиеся в его руку, и опять перевел глаза на Петино лицо.
— Ну-ка, отпустите, — брезгливо сказал он. — Вы мне рубашки не стираете.
Петя отпустил. Серёжа шевельнул плечом, словно отряхивая след от его пальцев, и пошел прочь.
— Шибко грамотные стали, — сказала за спиной Дзыкина.
— Все равно узнаю! — вдруг визгливо закричал Петя. — И фамилию узнаю, и где живет!
— Второй подъезд, квартира девятнадцать, — не оглядываясь, сказал Серёжа.
Старый каменный дом стоял в заросшем лопухами дворе. Его окружали новые здания: пятиэтажные и одно девятиэтажное. Сначала дом хотели снести, а потом почему-то раздумали. На верхнем этаже помещались какие-то кладовые и контора слесарей и техников местного домоуправления. Нижний этаж отдали для детского клуба. Сейчас на двери была прибита вывеска: «Пионерский клуб „Эспада“». А выше, над карнизом, приколочен был голубой фанерный щит со шпагами — в точности такой же, как нарукавная нашивка у Серёжи, только большой.
По средам, как и по воскресеньям, занятий в клубе не было, но ребята, кто хотел, собирались в выходные дни просто так. Иногда Олег устраивал дополнительные тренировки или короткие соревнования — пульки. Иногда ребята забирались на большущий старый диван, оставленный давними жильцами вместе с люстрой и телефоном, и читали что-нибудь вслух. Пока было тепло, ходили купаться за пристань, на плоты. А случалось, что Олег приносил старенький кинопроектор, и они, завесив окна, который раз подряд смотрели купленные в ЦУМе мультфильмы: «Корабль пиратов», «Шпионские страсти», «Чьи в лесу шишки»…
Но самое лучшее — это были, конечно, бои.
Серёжа любил приходить по выходным дням еще и потому, что можно было встретиться на фехтовальной дорожке с почти незнакомыми противниками. С теми ребятами, которые учились в первую смену и в клубе занимались после обеда, когда Серёжа был в школе.
Может, и сегодня встретятся?
В «Эспаде» было четыре десятка ребят. А в Серёжиной группе — восемь. По группам и занимались. Во-первых, учились в разных сменах, во-вторых, тренироваться сразу большому числу фехтовальщиков было негде. Самая большая комната — длиной в десять метров. Низкий потолок, скрипучий пол, небольшие окна в толстых старинных стенах. Все это никак не походило на спортзал.
Когда создавался детский клуб, думали, что девочки и мальчики будут сидеть за столами, клеить игрушки, рисовать, разучивать песни и выпускать стенгазеты. Но райком комсомола назначил руководителем клуба Олега Петровича Московкина — бывшего артековского вожатого, студента-заочника, фехтовальщика первого разряда. Олег принес в клуб сетчатые маски, четыре стеганых нагрудника, книгу «Три мушкетера» и букет новеньких рапир. Когда рапиру брали в руки, тонкая зеркальная сталь клинка чутко дрожала, словно в ожидании схватки.
Летом, когда клуб только открылся, в него записалось больше ста человек. Даже из Серёжиной школы, которая дальше всех отсюда, было полтора десятка ребят. Но, впрочем, и тогда из шестого «А» только один Серёжа записался.
Потом народ схлынул. На некоторых «надавили» родители: лето, мол, кончилось, и надо думать не об игрушках, а об уроках. Кое-кому надоела дисциплина: Олег и совет капитанов групп «завинчивали гайки». Они требовали, чтобы никто не пропускал занятий, чтобы все приходили в форме, отутюженные и начищенные. Олег не терпел, если кто-то появлялся без пионерского галстука. «У нас на дверях написано „Пионерский клуб“, — доказывал Олег. — Мы частичка пионерской организации. Если есть такие, кто забывает или стесняется надевать галстук, пусть лучше заявит, что выходит из организации. Это будет, по крайней мере, честно. Свинство, когда человек считается пионером, а галстук прячет в карман». Двух человек совет отчислил за то, что они самовольно взяли из пирамиды рапиры и начали бой, не надев к тому же маски и нагрудники. После этого Олег достал масляные белила и на стене, рядом с нарисованными во весь рост мушкетерами, выписал крупными буквами третий пункт устава «Эспады»:
ВЗЯВ В РУКИ ОРУЖИЕ, Я БУДУ ПОМНИТЬ,
ЧТО В НЕМ ЗАКЛЮЧЕНА СМЕРТЬ.
ПОЭТОМУ Я НИКОГДА НЕ НАПРАВЛЮ
ДАЖЕ НЕЗАРЯЖЕННОЕ ОРУЖИЕ НА ЧЕЛОВЕКА,
НЕ ОБНАЖУ КЛИНКА ПРОТИВ СОПЕРНИКА,
НЕ ЗАЩИЩЕННОГО МАСКОЙ,
ЕСЛИ ТОЛЬКО ЭТИ ЛЮДИ
НЕ БУДУТ НАСТОЯЩИМИ
